Впрочем, Лесли ушла не навсегда. Она то и дело вторгалась в мир Роуэна со страниц газет. Так он узнал, что его бывшая вышла замуж за футболиста, упала с кровати во время секса с этим зверем (впрочем, поговаривали, что он ее просто избил), сломала два ребра, попала в больницу, где из-за ненадлежащего ухода была инфицирована какой-то гадостью. Перед Лесли маячила незавидная перспектива остаться калекой, но она выкарабкалась, долго судилась с больницей и получила неслыханные отступные в пять миллионов. А однажды Роуэн ее увидел из окна своего автомобиля. Это случилось в июне 2004 года, на парковке у «Хэрродса», и он… даже не вышел поздороваться. Испугался. Боже, на кого была похожа Лесли!.. После неудачной пластики ее губы разнесло, как у форели, глазки сузились, скулы поползли к ушам, и Роуэну вдруг стало безумно стыдно.
За нее, за себя, за то, что время делает с красотой и любовью, а ведь он любил ее, робко, несмело, но сильно любил…
Что ж, то, что у него не получилось с Лесли Аш, сполна воплотилось в жизнь с Сунетрой Састри. Наверное, его будущей жене просто нравились скучные, правильные мужчины. Роуэн явно принадлежал к их числу. Ему уже стукнуло тридцать пять, и он мечтал о семье, детях, налаженном быте и отдельном просторном гараже для своих автомашин. Кроме того, он был хорошо обеспечен, не жаден и покладист — чего еще желать умной девушке для полного счастья?
Познакомились они, конечно, на работе. Сунетра служила гримером на канале ВВС. Однажды Роуэн случайно попал к ней на грим и был очарован и ее тонкой, небританской красотой (папа Сунетры родился в Индии), и скромностью, и легкими, просто волшебными руками.
Они долго скрывали свои отношения от всех, свадьбу играли тайно — в Нью-Йорке, в русском ресторане. Роуэн до сих пор не может понять, зачем ему понадобилось вывозить и своих шумных братьев, и старика Стивена Фрая в Америку, к русским самоварам и блинам с черной икрой. Но тогда всего два месяца прошло после премьеры «Мистера Бина» на ВВС, и он был… слегка не в себе. Начало его семейной жизни совпало с этой эпидемией, охватившей Британию, а вслед за ней и другие восемьдесят стран мира. Мистер Бин стал Роуэном Аткинсоном, Роуэн Аткинсон стал мистером Бином. Что бы он ни делал потом, как бы ни пытался вырваться на волю из-под власти этого ненавистного типа, все равно оставался мистером Бином. Эгоистичным, аутичным и придурковатым чудаком, у которого есть медвежонок Тэдди и ядовито-желтый автомобиль «Mini Leyland 1000».
Чудаком, который не говорит, а мычит и вообще глубоко плюет на весь остальной мир людей, детей и животных. Аткинсон пытался играть на Бродвее (пьеса «Ботаник» с его участием выдержала лишь 14 представлений и была растоптана критикой). Он снимался в кино — его «Агент Джонни Инглиш» понравился публике, став одним из самых успешных в коммерческом плане фильмов 2003 года, но критики опять говорили, что это мистер Бин, который играет Джонни Инглиша… И вообще, не надо Роуэну Аткинсону ничего играть. Лучше пусть строит рожицы до конца своих дней, раз бог наделил его таким лицом и мимикой.
— Я хочу, чтобы вы поняли, — горячо доказывал Роуэн доктору в реабилитационном центре «Cottonwood de Tucson».
— Мистер Бин — отдельный человек, но он живет рядом со мной с 1979 года. Именно тогда мы впервые придумали его с Диком. При этом у меня нет раздвоения личности, и я провожу четкую грань между нами.
За окном в Аризоне шумели клены, пациенты клиники неспешно собирались на ленч. Нет, у мистера Аткинсона диагностировали не шизофрению — просто обычный нервный срыв. Все одно к одному: разбил любимый «Aston Martin Zagato», доконала пиар-кампания «Джонни Инглиша», едва не умер на ток-шоу у Дэвида Леттермана, который с чисто американской бестактностью полез в его личную жизнь. Тогда свою внезапную, но добровольную госпитализацию Роуэн объяснил Сунетре желанием «найти себя». Она в ответ лишь пожала плечами: иногда ей казалось, что они с мужем существуют в параллельных мирах.
И, конечно, ей некогда было с этим разбираться: Бенджи — десять, Лили — всего два, а она одна, без няни и помощи родителей...
На самом деле он не сказал тогда жене всей правды. Просто хотел спасти хотя бы какую-то часть того Роу Аткинсона, который вслепую мог разобрать и собрать двигатель автомобиля, от беспощадной экспансии мистера Бина.
Правильный режим с подъемом в семь утра, пешими прогулками, регулярным приемом пищи и трудотерапией (пациенты «Cottonwood» собственными руками рисовали открытки) вернул Роуэна к жизни. Впрочем, куда больше его подбодрил психотерапевт, который заметил на прощание, что мистер Аткинсон — один из немногих, кто способен на плодотворный диалог с самим собой. Это вселило в Роуэна окончательную уверенность в том, что однажды он все-таки одолеет Бина…
А может, и не надо? Черт с ним, пусть пока поживет…
Помимо склонности копаться в себе Роуэн наделен безошибочной интуицией. К сожалению, он редко к ней прислушивается, но если уж удается различить в потоке своих вечно куда-то бегущих мыслей ее шепот, то Аткинсон точно знает: внутренний голос не врет. Вот и с перепланировкой дома с самого начала он чуял: вся эта затея не к добру, ох, не к добру… И как в воду смотрел. Строительные работы шли полным ходом, как вдруг встрепенулась общественность. Жители соседней деревни Ипсден, всегда милые, вежливые люди, застрочили доносы на мистера Аткинсона во все инстанции: от комитета по защите культурного наследия и парламента до редакций столичных газет. Конечно, репортеры отреагировали раньше парламентариев, и что тут началось…
«Это неслыханно, — цитировали они миссис Эмму Хьюберт, славную старушку, чей пудель вечно норовил обгадить крокусы Сунетры, — они намерены изуродовать классический британский ландшафт.
