Кейси захлебывалась бешенством, неожиданно она швырнула свои покупки прямо в воду, выскочила на берег и накинулась на дюжего фотографа с кулаками. Она лупила по камере, по лицу, сумела подставить ему подножку, и парень растянулся, уткнувшись лицом в песок.
Кейси просто достало, что из нее постоянно хотят слепить образ этакой богатенькой идиотки-блондинки, занятой только шопингом, макияжем и французским маникюром! Почему все заранее решили, что у нее три извилины? Вечно она — мишень для насмешек, сколько можно? Что смешного в том, что, бросив университет, Кейси не захотела бездельничать, а устроилась в свою бывшую школу преподавать пение? Она с детства неплохо пела. Что плохого в том, что она решила исполнить ученикам песни своей любимой Мадонны?
Пока Кейси в поте лица пыталась скопировать голос, манеру и жесты Мадонны — а это ведь нелегко, у кого-то есть сомнения? — один из учеников прыснул от смеха и словно заразил остальных: через минуту учительница пения Кейси Джонсон обнаружила, что ее голос тонет в лошадином ржании всего класса. Жестокие дети тряслись, прыгали, плакали и стонали от смеха: они смеялись над ней. Кейси пулей выскочила из класса... Она бежала от этого унижения так, что сломала каблук, а за спиной слышала издевательский смех — он звучал в ушах до вечера, до ночи, в известном смысле до последней минуты ее жизни. Как случилось, что это стало лейтмотивом ее короткого существования? Отголоски того же смеха слышались на «6-й странице», где с убийственной иронией автор светской хроники издевался над потугами «безголосой, бездарной богачки, изображавшей клоунаду перед подростками».
Ладно, решила Кейси, она переживет этот позор.
Она не Мадонна и у нее нет шансов? Ну и пусть! Это ведь не значит, что она пустое место и перед ней закрыты другие двери! Она просто пока себя не нашла.
Когда Кейси торжественно сообщила подругам, что ее взяли редактором моды в журнал «Manhattan File», Пэрис, Ники и Николь Ричи сначала выкатили глаза, потом Пэрис хмыкнула, Ники иронично улыбнулась, а Николь удивленно вздернула брови.
— Ты будешь вставать по будильнику? — уточнила Пэрис.
— Ты будешь сама писать статьи? — опасливо поинтересовалась, облизнув губы, Ники.
— Ты будешь учить нас одеваться?
— выдохнула Николь, и подруги расхохотались.
Лицо Кейси исказилось: даже они издеваются над ней! Ничего, она им докажет! Докажет, что в отличие от подруг способна на большее, чем бесконечно тусить по ночным клубам.
«Вот и доказывай теперь!» — со злостью сказала себе Кейси, сидя через неделю в узком, душном кубрике редакции над первым заданием и раздраженно наматывая на палец длинный локон. Страшно хотелось курить, Кейси уже изгрызла ручку, но здесь нельзя. Может, черт с ними, тайком все же выкурить сигаретку, ведь без этого у нее мозги вообще не включаются... Главред сказал: «Набросай советы, что носить этой осенью».
Легко сказать «набросай»! За битых три часа ни одного слова на мониторе, плюнуть хочется в экран. Что носить? Лично ей нравится «Chanel», «Versace» и «Armani», но это все надо в магазине выбирать, у каждого ведь свой вкус. Зачем об этом писать? В отчаянии Кейси схватила валявшийся на полке журнал «Good Housekeeping» за черт его знает какой год и принялась нервно листать… Вот какая-то статейка о моде, что и как носить… Не думая, она настучала на мониторе первую половину статьи, не изменив практически ни слова. Кому все это нужно? Можно подумать, кто-то помнит эту дурацкую статью из дурацкого журнала для домохозяек наизусть!
Кейси уволили, вслед ей снова смеялись, и раненое самолюбие девушки постепенно превращалось в маленький, трепещущий и очень уязвимый комочек нервов.
От переживаний резко повысился сахар в крови, ее детское проклятие. Сколько Кейси с этим хлебнула! Может, поэтому она так отличается от своих здоровых, незакомплексованных приятелей и не может просто гулять и веселиться, как они? В восемь лет у Кейси нашли диабет — ей стало плохо в школе, и девочку с трудом вывели из внезапной диабетической комы. Трижды она лежала в больницах под капельницами, ее преследовал страх смерти. Он чудился ей в озабоченных лицах врачей, в полных тревоги глазах родителей; до этого она никогда не видела свою светскую, элегантную и очень занятую мать так часто: Сэйл Джонсон была помешана на лошадях, в юности считалась хорошей наездницей, и выхаживать очередного жеребенка ей было явно интереснее, чем проводить время со старшей дочерью; впрочем, и двух младших она не баловала вниманием.
