Испытывая постоянное чувство вины, мама покорно служила Марселю до конца его дней, будто вымаливая прощение. Кстати, мой настоящий отец незадолго до гибели успел украдкой меня увидеть. Мать запретила ему напоминать о себе, но, отправляясь в долгое плавание, он не мог не повидать нас… Написал об этом Габриель, упросил ее «постоять» на оживленной улице в условленном месте со мной на руках. А сам, сев в трамвай, проехал мимо… Через какое-то время мама узнала из газет, что Эдмонд погиб.
Вот такие трагические события сопровождали мое детство…
— Они не могли не повлиять на вашу дальнейшую судьбу…
— Естественно. Я росла нелюдимым волчонком, колючим и диким. Чувствовала себя нищей дочерью нищих и хотела во что бы то ни стало вырваться из своей тулонской дыры.
В двадцать лет я покинула родной дом.
Помню, как в Консерватории драматического искусства преподаватель работал над искоренением моих недостатков (я ведь считала себя уродиной): «Мирей, почему вы вжимаете голову в плечи, будто стыдитесь своего великолепного роста, своей стройности?» Со временем я сумела иначе взглянуть на собственное тело и превратить свои, как мне казалось, недостатки в достоинства. Я долговязая, плоская и худая, как мальчишка-подросток? Прекрасно! Значит, надо подчеркивать рост и худобу эффектной одеждой. Следует почаще повторять: «Я особенная, таких больше нет!» Позже чисто психологически очень помог тот факт, что женщины поголовно изнывали от зависти, когда я стала женой Делона, — тут уж я в полной мере ощутила себя и суперкрасавицей, и сверхобворожительной, и невероятно женственной…
Да и одевали меня ведущие кутюрье Франции.
Я жадно посещала театры, читала все подряд и упивалась свободой. Помню, когда впервые зашла в уличное кафе, сначала осторожно осмотрелась — не прогонят ли? Я решила, что профессия актрисы — женщины, живущей в мире грез и чужих судеб,— идеально мне подойдет. Чтобы оплачивать обучение, устроилась девочкой на побегушках к одной старенькой даме, у другой выгуливала собачек, служила нянькой в богатом доме, официанткой... Но денег все равно не хватало, и я сидела на дешевых консервах.
Моим «женским» воспитанием вплотную занималась Анн-Мари, близкая подруга, — мы вместе учились в актерской школе и делили крошечную квартирку в дешевом квартальчике Парижа.
Анн-Мари тоже приехала из провинции покорять столицу. Но если я с головой ушла в чтение, зубрежку уроков, металась в поисках заработков на учебу, то Анн-Мари предпочла более легкий путь. Кокетливая красотка делилась со мной своими любовными приключениями, рассказывая о мужчинах и о тех наслаждениях, которые они способны дарить. Я была полнейшим профаном в этом вопросе, наивной закомплексованной девчонкой. Меня пугало все — не только мужчины, но и шумные автомобили с визгливыми клаксонами, крики мороженщиков, верткие велосипедисты...
Тема секса вызывала во мне неподдельное отвращение. Я ни с кем не встречалась и не искала знакомств — так глубоко, видимо, меня отравили воспоминания о детских невзгодах и скабрезные рассказы подруги.
И хотя Анн-Мари упорно пыталась вывести меня из монашеского затворничества, я не поддавалась соблазнам.
Иногда, правда, соглашалась прогуляться с ней вечером по городу, но вела она меня почему-то не в центр, а туда, где в сумеречных закоулках дежурили размалеванные девицы, а по полутемным барам фланировали подозрительные вооруженные типы. Как-то раз мы оказались в таких трущобах, что я испугалась и дала деру под хохот Анн-Мари. Ей нравилось заигрывать с опасностью, нравилось дразнить меня… Иногда она приводила на ночь парней, а поскольку мы с ней ютились в крохотной комнатке, приходилось зарываться головой в подушку, чтобы ничего не слышать. Так засыпать я, увы, очень быстро привыкла — ведь нашими соседками были две профессиональные проститутки, принимавшие клиентов на дому.
Эти дамы по иронии, сами того не ведая, повлияли на мою судьбу… Как-то раз одна из них заявилась к нам с Анн-Мари (мы обменивались приветствиями, сталкиваясь на лестничной клетке) и попросила: «Девчонки, выручайте. Подруга заболела, а у меня денежный заказ — одному богатому типу нравится, чтобы за ним наблюдали, когда он занимается сексом. Вам не придется ничего делать. Просто сидеть в углу и смотреть. Дело того стоит — он очень щедр».
Анн-Мари пообещала, что придет, и записала адрес. Я, естественно, в сотый раз принялась ее отчитывать. Но в ночь накануне непотребного свидания у моей подруги сильно скрутило живот. Пришлось вызывать «скорую», и ее увезли в больницу. Мы с Анн-Мари думали — все обойдется. Не обошлось...
Утром навещаю ее, подруга плачет. Из больницы Анн-Мари забрали родители и увезли домой, в тот провинциальный городок, откуда она в свое время сбежала, как и я. Больше мы никогда не виделись… Где-то она теперь?
Итак, подруга в больнице, а я… осталась с ее обещанием, данным накануне проститутке! Ужас!
Отправилась на свидание с тяжелым сердцем, сказав себе: «Возьму книгу, буду перед репетицией зубрить роль из «Антигоны» Ануйя и смотреть в угол. Получу деньги — убегу и отнесу их Анн-Мари в больницу».
Придя по адресу, я оказалась возле старинного особняка, в стенах которого и располагался роскошный бордель. Звоню, дверь открывает служанка в белом переднике, проводит в спальню, усаживает.
