Поселились мы в Алтуфьево, в съемной комнате с соседкой. Парня надо было кормить, и однажды я решила приготовить котлеты. Купила фарш на последние деньги и... помыла его. Я же очень чистоплотная и знала, что все надо мыть. Когда большая часть мяса утекла в раковину, в слезах позвонила маме:
— Представляешь, купила фарш и помыла...
— Надеюсь, с моющим средством? — засмеялась она.
Сейчас я неплохо готовлю. И благодарна судьбе за то время, когда мы были не очень богатыми, но очень счастливыми.
Наша семья никогда не роскошествовала. Помню, в детстве мама говорила: «Боже, когда же мы будем так жить, что сможем на каждого покупать столько мороженого, сколько хочется!» По праздникам покупали по пачке на каждого — маму, папу, моего старшего брата и меня. Папа обычно от мороженого отказывался, и его доля доставалась нам с Ильей. Шоколадный батончик с зарплаты тоже делился на троих. Однажды на Новый год мы с Илюхой на все накопленные карманные деньги купили маме два батончика. И проследили, чтобы она их съела.
Когда я видела рекламу популярных итальянских конфет, то думала: «Как же хочется попробовать!» Для меня они были символом благополучия и роскоши и какой-то нереальной мечтой. Однажды я сказала маме:
— Все равно буду успешной и богатой, добьюсь всего желаемого и обязательно попробую и эти конфеты, и самое лучшее мороженое!
Мама вздохнула:
— Мечтай, доченька, мечтай...
— А как со студенческой скамьи вы попали в Московский Художественный театр?
— Наш мастер Павел Евгеньевич Любимцев очень хорошо знал замечательного режиссера и заведующего литературной частью МХТ Николая Михайловича Шейко и пригласил его на наш курс, чтобы поставить «Зеленую птичку» Карло Гоцци. Получился просто феерический спектакль. В то время в МХТ решили сделать второй состав у Ольги Литвиновой, игравшей главную роль в «Ундине» по пьесе Жана Жироду. У нее было много других ролей, а из этой она уже «выросла». Помощник Олега Павловича Табакова Кирилл Трубецкой (который к тому же был ассистентом режиссера-постановщика «Ундины» Николая Скорика) спросил Шейко, нет ли у него на примете какой-нибудь тонкой и звонкой блондинки. Он знал, что Николай Михайлович работал со студентами «Щуки».
— Есть подходящая героиня, тонкая и звонкая, — ответил Шейко, — только не блондинка.
— Ничего, приводите ее на кастинг.
Я пришла к Кириллу, мы с ним поговорили, попробовали одну сцену. Как он потом рассказывал: «Когда я увидел твои глаза, руки и длинные тонкие пальцы, то понял, что нашел Ундину». Трубецкой сообщил об этом Скорику, и я начала репетировать.
Интересно, что самым первым спектаклем, который я посмотрела после приезда в Москву, была именно «Ундина» с Олей Литвиновой. И моей дипломной работой стала роль Ундины в МХТ имени Чехова! Мистика какая-то.
— Как восприняли в театре ваш дебют?
— Хорошо. Наверное потому, что я все делала с любовью, обожала эту роль. Но МХТ был очень непростым «организмом». Сначала Ольга Семеновна Хенкина, заведующая труппой и правая рука Табакова, говорила: «Мы тебя берем, в другие театры не показывайся». Я ей поверила, тем более что Олег Павлович был на моей премьере и все одобрил. Мне это передали. Перед тем как выйти на сцену, я ему показывалась. Мы сыграли несколько сцен втроем: Павел Ващилин, Кирилл Трубецкой и я. Табаков тактично делал замечания только мальчикам, мне нет. Евгений Писарев, много ставивший тогда в МХТ, тоже одобрил мою работу — я об этом узнала от Кирилла — и впоследствии позвал меня в свой «Пиквикский клуб». А вскоре в театре появился приглашенный режиссер из Питера. Он увидел меня в «Ундине» и сказал Табакову:
— Я хочу взять эту актрису в свою постановку.
На что Олег Павлович ответил:
— Да пожалуйста.
То есть у него не было какого-то негатива по отношению ко мне. Но Хенкина после этого заявила, что меня оставят на контракте.
«Ну и ладно, — решила я, — главное — работать». Хотя осталась без зарплаты, получала только за спектакли, и очень немного. Это было лишь начало испытаний, уготованных мне в МХТ. Дело в том, что в постановке питерского режиссера я попала в компанию известной актерской супружеской пары и сполна узнала, что такое театральная дедовщина. Каждый день выслушивала, что студентке нельзя выходить на сцену академического театра, что с такой фамилией невозможно быть актрисой, что у меня анорексия, плохая кожа и так далее. Партнеры не столько репетировали со мной, сколько меня оценивали. В особенности старалась супруга популярного актера. В ее отсутствие у нас с ним все было более или менее ровно. Но потом появлялась она и заявляла: «Ну, удивите нас!» Я была так воспитана, что не могла ответить в том же духе людям гораздо старше меня, дать достойный отпор.
