Ирина Васильевна говорила, что мне обязательно нужно заниматься актерской профессией и учиться ей желательно в Москве. Мама поначалу не относилась к этому всерьез, и ее беспокоило, что я проводила в студии очень много времени. Она боялась, что пострадает учеба, но я пообещала окончить школу с медалью. И окончила — с серебряной. У меня была одна девятка в аттестате, по математике. В то время в Белоруссии уже перешли на десятибалльную систему. Если учесть, что в 11-м классе из-за репетиций и прогонов я пропустила 45 уроков, это был просто фантастический результат. В студии мы в то время выпустили дипломный спектакль, который прошел с большим успехом. Посмотрев его, мама сказала: «Хорошо, я поняла, что это твое, и не могу запретить тебе быть актрисой. Но поступать ты будешь только в Минске, ни о какой Москве речи быть не может!»
Помог мне Юра Шеланков — ныне известный белорусский актер. Он занимался еще в одной хорошей театральной студии и по приглашению Ирины Васильевны Марковой играл у нас в спектакле. Мы дружили. Во многом благодаря Юре я сейчас и разговариваю с вами, потому что он сыграл колоссальную роль в моем поступлении в театральный вуз. Юра тоже считал, что мне надо ехать в Москву. Он купил билеты на поезд, пришел к нам домой и сказал моей маме: «Марина поедет со мной и еще двумя ребятами. Мы тоже поступаем в театральный и сделаем все, чтобы ваша девочка чувствовала себя комфортно, приглядим за ней, поможем. Вы можете за нее не беспокоиться». Мама сдалась. Сыграло свою роль и то, что в Москве жила ее двоюродная сестра, у которой я могла остановиться.
Парни действительно обеспечили мне комфортную сдачу экзаменов. Мы везде ходили вместе. Материал помог найти Юра. За неделю до отборочных туров у меня еще не было и половины программы. Басню я учила в поезде...
Самое удивительное, что после первого же отборочного тура меня взяли в ГИТИС. Бориса Морозова, набиравшего курс, тогда не было, нас прослушивал его помощник. Он сказал: «Мы вас берем. На третий тур можете вообще не приходить. Но мы должны быть уверены, что вы с нами, поэтому как можно быстрее принесите документы». Я была в шоке, решила, что участвую в программе «Розыгрыш». Озиралась по сторонам в поисках скрытых камер.
— Не могли поверить в такую удачу?
— Конечно. Я же готовилась к какому-то преодолению, как у всех настоящих артистов. И была обыкновенной девочкой из военного городка, которой просто так ничего не давалось.
К сожалению, сам Юра не попал в театральный вуз. Не прошел и еще один наш парень. Поступили из нашей четверки я и Леша Гиммельрейх. Он — в Школу-студию МХАТ, я — в итоге в Щукинское.
— Документы до ГИТИСа не донесли?
— Донесла, но параллельно поступала в «Щепку», Школу-студию МХАТ и «Щуку». В «Щепку» меня брали. Услышав свою фамилию в списке абитуриентов, прошедших на конкурс, я решила посоветоваться с девушкой из приемной комиссии:
— Не знаю, что делать. В ГИТИС уже фактически поступила, в Школе-студии прошла на третий тур, в Щукинском и у вас — на конкурс. У вас меня берут, и в Щукинском очень хорошие шансы. Про МХАТ я не знаю, сомневаюсь. Куда же пойти?
— Я бы на вашем месте выбрала Щукинский институт, — сказала она. — В этом потоке он самый лучший. Ну или МХАТ.
Школа-студия МХАТ была для меня какой-то чужой, а «Щука» напоминала Белорусскую академию искусств. Я себя в ней чувствовала как дома. И Павел Евгеньевич Любимцев, набиравший курс, казался очень добрым и сердечным человеком.
В Школе-студии я слетела на третьем туре. Но приходила туда болеть за Лешу и видела, какие эмоции переживают ребята, когда слышат свои фамилии в списке поступивших. Сама ничего подобного не почувствовала в ГИТИСе, потому что давно уже знала, что принята. И глядя на то, как прыгали и кричали от радости во МХАТе, подумала: «Надо же было приехать в Москву, чтобы поступить с холодным носом и ничего не испытать! А что я буду рассказывать спустя годы в передаче «Линия жизни» на канале «Культура»?! У настоящих артистов таких биографий не бывает!»
