Я поняла, что не была вызвана на это собрание ни парткомом, ни месткомом, ни дирекцией театра намеренно... После состоявшегося незаконного собрания по поводу меня ко мне заходили актеры... Мне передали, что после собрания председатель месткома, узнав, что меня довели до припадка, сказал: «Пора кончать этот «освенцим Раневской». На мой вопрос к товарищам, почему они молчали на собрании, не нашли возможности опровергнуть вымышленные обвинения, товарищи ответили, что они боялись Завадского. Человека злого и мелкого, мстительного, который может и лишить работы... Считаю поведение дирекции и парторга незаконным, жестоким и бесчеловечным в отношении актрисы моего возраста...»
— Возникает ощущение, что театры не стремились приглашать к себе Раневскую. И ей просто некуда было идти...
— Так оно и было! Тем более что в Моссовета, к Завадскому она сбежала из Театра имени Пушкина, где проработала восемь лет. Сбежала от режиссера Бориса Равенских, с которым не сложились отношения. У Завадского она поначалу искала спасения, первое время все складывалось неплохо. Но постепенно руководство начинало бесить то, что Фаина Георгиевна, как всегда, позволяла себе судить о политике репертуара, об административных делах. Она за все болела сердцем и во все вмешивалась, пусть на уровне разговоров, но другие-то этого не делали. Как-то раз Раневская заявила: «В театре пахнет борщом!» Она имела в виду загнивающую атмосферу театра. Ох уж эта атмосфера, она ей вечно везде не нравилась... Кстати, и с Эфросом у нее не сложилось, и она ругала его и просила защиты у того же Завадского. Возможно, тут дело не в режиссерах, «садистах» и «шизиках», а в самой тонкой душевной организации Раневской, которая, услышав хоть одно дурное слово со стороны критики, переживала... Это правда, критики она не выносила.
— Существует множество мифов о Раневской. Какой самый главный, на ваш взгляд?
— Что она пренебрежительно относилась к славе и памяти о себе. Не верю. Фаина Георгиевна очень беспокоилась о том, будут ли ее помнить. О том, сколько сделала: недостаточно, могла больше! Иногда она догадывалась, что «актриса» — это слишком ограниченный круг для нее. Она личность, величина, явление. Так мы теперь ее и воспринимаем, но понадобились десятилетия после ее ухода, чтобы это понять. А потом уже не настоящая, а мифическая Раневская зажила своей жизнью и набрала обороты. Теперь ее знают и любят все! Довольна ли была бы Фаина Георгиевна? Думаю, очень. Именно этого она и хотела.
