— Так интересно, что волнительное время учебы в театральном, а также первые съемки в кино, пришлись на тяжелые военные и первый послевоенный год...
— Вспоминая, как в 1946 году я попала в фильм «Сказание о земле Сибирской», я понимаю, что просто вытянула счастливый лотерейный билет. Я тогда училась на третьем курсе театрального училища. Помню, стояла в гардеробе училища в бедном пальтишке и пристраивала на голову довольно нелепый капор, отделанный вытертым мехом (его сшила моя мама). И вот пока я одевалась, на меня смотрели две женщины. Как потом оказалось, ассистентки Пырьева. Видимо, мое розовощекое добродушное лицо в этом капоре им понравилось. Они спросили: «Девочка, ты хочешь сниматься в кино?» — «Хочу!» — ответила я... Как узнала потом, в тот год Пырьев взялся за невиданное — решил снять настоящее цветное кино. В поисках актрисы на роль Настеньки он разослал своих помощниц по театральным училищам с наказом: «Мне нужна здоровая, упитанная девушка! Кровь с молоком!» И я такой показалась этим женщинам...
— Помните, как готовились к этому первому в жизни прослушиванию?
— Я прибежала домой. Что надеть? У одной сестры взяла самое нарядное ее платье из синего креп-сатина, у другой — туфли на высоком каблуке, сестры закрутили мне с помощью тряпочек буйные кудри. Именно так, по их мнению, выглядели настоящие артистки. Всю ночь я не спала. А на следующий день пришла, спотыкаясь, на «Мосфильм». Каблуки-то я носить не умела. Пырьев появился стремительно. На ходу резко, быстро отдавал распоряжения, был деловой, собранный. Все его слушались беспрекословно, выполняли его просьбы бегом. Иван Александрович посмотрел на меня внимательным взглядом. Потом сказал: «Давайте-ка ее расчешем». Гримеры тут же разобрали мою прическу, заплели косы, стерли косметику. Смотрю на себя в зеркало: простейшее деревенское лицо. На меня надели широкий сарафан с высокой талией, и я стала как баба на чайнике, а так хотелось показать свою стройную талию! Так был создан образ моей Настеньки.
— Обычно, говоря о Пырьеве, вспоминают его неукротимый нрав...
— И он действительно к актерам, в том числе и к Ладыниной, был очень требователен. Несмотря на то что Марина Алексеевна была его женой, он обращался к ней на съемочной площадке: «Вы!» А техперсонал вообще перед Пырьевым трепетал, они его за глаза называли Иваном Грозным... Но со мной Иван Александрович был очень ласковым. Посмотрел на мои худенькое пальтишко и капор, в которых я собралась ехать на съемки в Чехословакию, и говорит: «Артистка не может в таком виде появляться. В счет будущей зарплаты купите ей пальто, шапку и сапоги...» То, что я была так одета, неудивительно. В 1946 году в Москве люди порой ходили в перешитых шинелях, фуфайках, военной форме. И когда мы начали работать на съемочной площадке, он понимал, что у меня никакого опыта нет. И чтобы я не зажималась, он репетировал со мной и ласково при этом говорил: «Ангелочек мой, крикни тут изо всех сил!», «Деточка, а сейчас задумайся!» Он потрясающе работал с актерами, потому что сам был актером, в молодости с этого начинал.
— А вы как-то пересекались с Мариной Ладыниной?
— Помню, не смела даже сидеть в ее присутствии. Если она проходила мимо меня, я вставала, кланялась и говорила: «Здравствуйте, Марина Алексеевна!» Снимали картину три месяца, и все это время я будто бы прожила в волшебной сказке. Что я в жизни-то видела? А тут на съемочной площадке поет хор Пятницкого, со мною вместе снимается знаменитость — Марина Ладынина, которую я раньше знала только по кинофильмам. Частично съемки проходили в Чехословакии. А в то время выезд за границу даже для артистов был большой редкостью. Я жила в хорошей гостинице под названием «Флора». (Приехав в Прагу уже 60 лет спустя, я ее не нашла...) При этом мне выплачивали приличные суточные в кронах. А в магазинах — полные полки товаров. На съемки я приехала в ситцевом платьишке, а уезжала «примадонной», сама приоделась и близким всего накупила.
