Владик со мной часто советовался. Помню, как режиссер одного фильма спросил как-то у его партнерши: «А кто у Владислава Игнатьевича жена? После каждой репетиции он на следующий день приходит на съемку и сообщает, что жена не согласна с найденным решением, и играет так, как она считает».
На гастролях в Сочи, где шел «Амадеус», Товстоногов, посмотрев сцену, попросил меня как дежурного режиссера по спектаклю: «Людмила Павловна, скажите Славе, что так нельзя. Темперамент так его захлестывал, что он буквально грыз кулису!» Я выдала Владику по первое число, и он меня послушался.
Георгий Александрович Товстоногов называл его Славой, как бы вкладывая в это слово его театральный смысл — слава. Коллеги по театру за глаза называли его «Артистом с большой буквы», а большинство товарищей и друзей называли его «Стриж» или ласково, как ребенка, Владик.
Он был на особом положении в театре. Его все любили и ценили, без иронии называли Ваше превосходительство. У него действительно были осанка дворянина и необыкновенная аристократическая вальяжность. Никто из коллег не видел его в ботинках, на которых покоилась бы хоть одна пылинка.
Каждую новую роль он делал так, как первую. А еще всегда выходил на сцену именно для того, чтобы сыграть роль в спектакле. Даже если он играл эпизодическую роль, он нес на своих плечах ответственность за всю постановку. Как сказал о нем Сергей Юрский: «Стржельчик — самоотверженный артист. Он идеальный партнер, он нам всем помогает своим способом существования на сцене...»
Единственное, что омрачало мою жизнь, это ревность Владислава Игнатьевича. Бывало, уеду к маме в Москву, только войду в квартиру с поезда — телефон уже трезвонит. Конечно, Владик беспокоился, как добралась, но заодно проверял: действительно ли я у мамы. Он боялся — вдруг кто-нибудь положит на меня глаз, хотя не давала ему ни малейшего повода. И всегда считала, что ревность унижает. Получается, ты живешь с человеком, который тебе не доверяет. Видимо, Владислав Игнатьевич судил по своему опыту: будучи очень хорош собой, он умел и любил нравиться женщинам. И тем не менее я не ревновала Владика, несмотря ни на что. Знала о его флиртиках и даже романчиках, но мне хватало мудрости понять, что это всего лишь актерский кураж. Я чувствовала, что нужна ему по-настоящему.
А вот он был очень ревнивым. Собственник. Мое — и точка! Я его называла в шутку Сомсом Форсайтом, по имени известного героя романа «Сага о Форсайтах». В основном он ревновал к моему прошлому. Стоило мне встретить знакомого моей юности, как начинался допрос с пристрастием. Так продолжалось до того момента, пока он не понял, что для меня существует только он...
Но, к сожалению, вокруг было много людей, желающих меня «просвещать» о его романах. Со временем в театре узнали мой характер и подобной пикантной информацией перестали делиться. Хотя за спиной шушукались. Всегда найдется тот, кто любит перемывать чужие кости. Всем было очевидно, что мы с Владиком живем в ладу. С ним просто невозможно было поругаться.
