Товстоногов пришел в БДТ в 1956 году. До прихода Георгия Александровича театр переживал трудное время: режиссеры не задерживались, публика не ходила на спектакли. После выхода спектаклей «Безымянная звезда», «Идиот» и «Варвары» в театр вернулись зрители. Владик уже тогда играл по 25—30 спектаклей в месяц.
Новый главный режиссер театра сразу угадал в Стржельчике, несмотря на его молодость, большой потенциал. С ним можно было строить новый репертуар. Стржельчик стал одним из самых любимых артистов Товстоногова. Они были необходимы друг другу. И если до этого Владик играл в основном героев-любовников, то главный режиссер увидел в нем характерного артиста. Вот что сказал однажды Георгий Александрович о Владике: «Он родился артистом, он угадал свое призвание. С театром у него любовь счастливая и взаимная. Я бы даже сказал, что это страсть на всю жизнь: определяющая и всепоглощающая...»
Первые годы нашей совместной жизни оказались непростыми. Не могу сказать, что друзья Владика сразу встретили меня с распростертыми объятиями. На меня обрушилась огромная ответственность за человека, который бросил семью. Одно меня утешало: он ушел не из-за меня, там давно уже все треснуло. Просто я оказалась последней каплей...
Жизнь мы начинали с нуля. Владик ушел из дома, взяв с собой зубную щетку, томик поэм Пушкина, старое пальто, костюм и три белые рубашки. Мы сняли угол у гримерши из БДТ. Это была квартира с кухней без окна на улице Чайковского. Я ежедневно кипятила, стирала, крахмалила и гладила его рубашки. Вскоре нам выделили комнату в театральном общежитии. Из мебели стол, два стула и тахта. Кто-то из друзей Владика подарил нам чайник, кто-то кастрюлю. Я сразу же заказала в мастерских театра стеллажи, первое, что мы начали приобретать, это книги.
Поначалу было очень трудно. Но я любила Владика, хотела быть с ним и мужественно сносила все невзгоды. В нашей совместной жизни все бытовые заботы я взяла на себя. Утром я должна была приготовить завтрак, отправить его на репетицию. По часам знала, когда он придет обедать, какой вечером у него спектакль, когда его нужно разбудить, какой костюм подготовить. Он в эти мелочи жизни не вникал. У него были свои обязанности: театр, общественная работа, кино, концерты...
Владислав Игнатьевич не знал, где взять чистую рубашку, галстук, носки. Не представлял, где лежат деньги, отдавал мне и зарплату, и гонорары. Он любил и умел хорошо одеваться. Очень за собой следил, обожал хорошие духи. Кто-то из коллег про него сказал: «От него пахнет Артистом». Как-то его пригласили на встречу со студентами театрального института, но он отказался: «Только, пожалуйста, не завтра. Утром у меня репетиция, вечером спектакль, и я буду вынужден весь день ходить в одном костюме. Давайте назначим день, когда вечером я буду свободен». И это не было рисовкой. Он хотел перед студентами выглядеть празднично.
Зарегистрировались мы через семь лет совместной жизни. Владик хоть и ушел из семьи, не был официально разведен. Меня часто спрашивали журналисты: «Почему вы не взяли фамилию мужа?» Да потому и не взяла, чтобы потом не говорили: «А кто это там бегает в массовке? Жена Стржельчика?»
