— В Санкт-Петербургскую академию театрального искусства поступили с первого раза?
— Да, выучил стих, басню, прозу и пошел показываться. Конечно же, волновался — конкурс был огромным. Но мне повезло, и я был принят на курс Сергея Дмитриевича Черкасского.
— От многих питерских артистов слышала, как те всеми силами стремились попасть в мастерскую Додина, Фильштинского или Петрова.
— Правда? Передо мной такого выбора вообще не стояло: куда взяли, там и учился. Не поступи я с первого раза, непременно загребли бы в армию. Очень благодарен Сергею Дмитриевичу за то, что поверил в меня. Провел с ним прекрасные пять лет. Черкасский известен в театральных кругах как великолепный педагог, признанный эксперт по системе Станиславского. Его постоянно приглашали на мастер-классы в разные театральные школы по всему миру. Среди его наград международная премия Станиславского.
А желание постигать актерское мастерство под руководством Льва Абрамовича Додина у меня отпало, когда увидел его спектакль, где актеры выбегали на сцену голыми, помню, мне это не понравилось, сейчас уже не скажу почему.
— В каких ролях видел вас мастер?
— Абсолютно ни в каких: что сам принес, то и сыграл.
— И что играли за эти пять лет?
— Да все, и «Светлые души» по рассказам Василия Шукшина, и «Время и семья Конвей» Джона Бойнтона Пристли. Сергей Дмитриевич поставил прекрасный спектакль «Человек-подушка» по Мартину Макдонаху, о котором в свое время говорил весь театральный Питер. Я играл главную роль, за которую меня тоже хвалили, хотя не особо понимал, почему там столько неоправданного насилия. К сожалению, насилия хватает и в реальном мире, не считаю необходимым концентрироваться на нем еще и на сцене.
Поэтому, когда выпускался, не связывал свое будущее с театром. Мне не очень нравится, когда принуждают играть то, что ты не хочешь, а в труппе театра это неизбежно. Да я и изначально шел в театральную академию, чтобы сниматься в кино, просто говорить об этом мастеру было как-то не комильфо. И сегодня я не работаю в театре.
