— Что из своей долгой жизни, кроме фильмов, он вспоминал с большим удовольствием?
— Любил рассказывать о маме, кинорежиссере Мери Анджапаридзе: «Самое лучшее мое воспоминание — это свет в окне комнаты, где жила мама. Когда я подходил к дому и видел ее освещенное окно, на душе становилось спокойно и радостно».
В 2018-м, за год до смерти, последняя книга «Кошмар на цыпочках» вышла в свет. Спросила его, почему именно так назвал. Ответил: «А как еще? Кошмар — это старость...»
Уходил Георгий Николаевич очень тяжело. Врачи ввели его в кому, потом вывели. Говорить он мог только шепотом. Я была рядом до последнего, даже в реанимации. Добилась, чтобы ему разрешили двух сиделок — дневную и ночную, чтобы не оставлять его без присмотра, когда я уезжала домой немного передохнуть. То, что ему повезло с женой, абсолютно точно.
— Как Георгий Николаевич воспринимал возраст и само время?
— Говорил: «Когда я смотрю на своих ровесников, вижу их старыми, обрюзгшими, никакими... Хочу, чтобы меня запомнили таким, каким я был, а не старым». Поэтому последние лет десять-пятнадцать он не снимался, интервью давал только по телефону.
Исключение сделал для своего друга Юры Роста. Они были неразлучны, тот каждый вечер спускался к нам — он живет этажом выше, и они часами беседовали с Георгием Николаевичем. Он сделал потрясающие портреты Данелии. По одной из фотографий скульптор Георгий Франгулян создал мемориальную доску. Она же — на могиле на Новодевичьем кладбище.
Недавно с Ланочкой — дочкой Георгия Николаевича, с которой мы очень дружны, ходили туда, и она сказала: «Как папа хорошо выглядел до самого конца... Импозантный, по-настоящему красивый человек».
Двадцать пятого августа Георгию Николаевичу исполнилось бы девяносто лет. Он не думал, что жизнь будет такой долгой, но предполагал и даже был уверен в том, что фильмы его переживут.
