— Как снималась редкая в советском кино эротическая сцена?
— Когда приезжаю куда-то со спектаклями или с концертами, с творческими вечерами, многие задают вопрос: как снималась сцена с раздеванием? И непременно находятся поклонники, которые вспоминают этот момент и признаются: «Вы — моя первая любовь».
В сценарии эта сцена не была прописана, но тот день настал. Нужно было психологически настроиться, и это далось, скажем прямо, непросто. Но мое доверие к Лотяну как к художнику было безгранично. К тому же я понимала, что сцена раздевания оправдана в контексте предыдущего эпизода. Эмиль Владимирович оставил на площадке минимум людей: оператора Сергея Вронского, его ассистента и костюмера с гримером. Снимали глубокой осенью, было очень холодно. К тому же Тисса — горная река, там вода ледяная даже в жаркий полдень. Дно заранее промерили палками, но, как потом выяснилось, просчитались. Сцена особая, такое не отрепетируешь. Снимали двумя камерами. Лотяну боялся, что мы с Гришей переохладимся и заболеем. Нас обмазали гусиным жиром, чтоб хоть как-то защитить от ледяной воды. И все равно когда мы в нее вошли, она обожгла. Никто не подумал про надетые на меня восемь юбок, они тут же намокли, потянули вниз, а дна под ногами вообще не оказалось, сильное течение стало нас сносить. У меня началась истерика. Помню только Гришины испуганные глаза. Его тоже несло по воде. Тем не менее он смог меня ухватить. А Лотяну все это время кричал с берега в мегафон: «Играйте, играйте!» Наконец группа поняла, что мы тонем, кое-как вытащили нас на берег. Одна камера не сработала, получился единственный дубль, который и вошел в картину. Второй сделать было невозможно. Дальше снимали мой крупный план, где я полуобнаженная выжимаю волосы. И перед тем как снять его, на меня дополнительно вылили ведро ледяной воды.
Эмиль Владимирович в работе был человеком одержимым. Любое свое впечатление мог превратить в поэтический этюд. Например, едем на натуру, вдруг он замечает куст или дерево, просит остановиться: «Мы будем снимать здесь» — сцена уже родилась, он уже все придумал. Именно так в «Таборе...» появился наш с Гришей эпизод с лошадьми у дерева с красными ягодами. Правда, на лошадях мы к нему только подъезжали. Снять, как мы на них сидим, было невозможно. Лошади — существа беспокойные. Меня поместили на какую-то лесенку, Гриша еле держался на железных ящиках для аппаратуры. Так, на полной импровизации, и сыграли сцену, где Рада сплевывает ягодные косточки, завораживая Лойко Зобара.
