Я Колей восхищаюсь. У его детей будут лучшие частные школы и университеты в любой стране мира. У моих — непонятно что. Может быть, я накоплю денег и устрою сына в РГГУ или даже в Сколково, но перспектива выглядит довольно туманно. А у Коли уже все схвачено. Он очень ругает Россию, очень! Но я за этой руганью вижу невероятную тоску по родине. В Германии жизнь, конечно, хорошая, но воли нет, как говорил Соловей-разбойник.
— Как вы угодили в актеры?
— По счастливой случайности. Сначала отцу как гражданскому летчику дали квартиру в Туле, и мы переехали. Отучился два года в школе № 27, а когда перешел в третий класс, из нее решили сделать лицей. Раздали детям листочки, где было написано: музыкальный класс, гуманитарный, экономический и театральный — и предложили что-то выбрать. Я поставил галочку напротив театрального класса, хотя не испытывал никакой тяги к актерской профессии и никогда не обезьянничал, никого не изображал. Анекдоты только хорошо рассказывал. У меня их бесконечный запас на любой случай.
В десятый класс меня не взяли, предложили уйти из школы. Почему — рассказывать не буду. Встал вопрос: что делать дальше? И тут, опять же по какой-то счастливой случайности, подвернулся замечательный человек — главный режиссер Тульского ТЮЗа Владимир Степанович Шинкарев, набиравший целевой курс в областном колледже культуры и искусства. Экзамены были как в театральном вузе, но я поступил и со второго курса уже работал в ТЮЗе. До окончания колледжа успел сыграть в девятнадцати спектаклях.
— Родители одобрили ваш выбор? В семье ведь не было людей искусства, некому было помочь.
— Да это было счастьем — сразу поступить в колледж, не потеряв года. И родители могли только радоваться, что все так устроилось. Что же касается помощи, то нас с сестрой всегда приучали к самостоятельности. Маме и папе в юности никто не помогал, они всего добились сами и с нами не сюсюкались. Сейчас все трясутся над своими отпрысками. Не знают, чем напичкать, как развлечь. А мне, помню, папа сказал:
— О, куда это ты собрался такой нарядный?
— Да у меня выпускной в колледже.
— Надо же. Так быстро отучился...
Для папы эти четыре года пролетели незаметно, потому что он работал день и ночь, чтобы у нас была хотя бы тарелка макарон. Времена стояли тяжелые. Люди не жили, а выживали.
К сожалению, когда отец умер десять лет назад, я не понимал, что он для меня сделал. Был слишком молод. Теперь понимаю и жалею, что не успел поблагодарить. Сейчас ему было бы всего шестьдесят восемь. Разве это возраст? Он мог прожить еще как минимум лет десять. Сколько мы успели бы сказать друг другу за эти двадцать «дополнительных» лет! И сколько мимо меня прошло бы всякой дряни, если бы папа был жив.
Теперь есть человек, который может меня «притормозить» в каких-то вещах. А раньше, после ухода отца, этого никто не мог сделать...
