Но не случилось. Никита неуловимо и неумолимо превращался в «солнышко»: лишь вокруг него все должно было крутиться. И только посмей сказать хоть слово против! Во мне же постепенно нарастало утомление этим «солнцем».
Истории в моей памяти — как картинки в калейдоскопе. Вот мы с Никитой в Чебоксарах, на банкете в честь вручения ему мантии почетного доктора университета. Подошел мужик явно бандитского вида. Расплылся в улыбке: «О, мой любимый режиссер!» — и полез обниматься. Они вдвоем сели за столик, давай за жизнь разговаривать. Я подошел напомнить, что у нас дела. «Дела подождут!» — отмахнулся Михалков.
К утру его новый знакомый наконец соизволил уйти.
— Делать тебе, что ли, нечего — с таким козлом трепаться? — не сдержался я.
— Он не козел. Это тоже наш народ, — и, посмотрев лукаво, добавил: — К тому же сказал, будут проблемы, обращайся — мужик с крутыми связями.
Другая картинка. У нас был один знакомый — артист. В общих компаниях Никита его не замечал — не того круга, нищий. В девяностые тот вдруг разбогател на ювелирном бизнесе. И Михалков тут же стал его лучшим другом.
Что уж греха таить, я и сам подпитывал его гордыню. Например в 1995-м, когда Никите исполнялось пятьдесят, он хотел отмечать юбилей дома. Пригласить человек двадцать — ближний круг.
— Нужен концертный зал «Россия», — настоял я. — Позовем семьдесят губернаторов с женами и олигархов в благодарность за то, что они тебе с прокатом помогали. Да и поддержать полезные связи нелишне.
— Дружище, ты прав, — согласился Михалков.
Я нашел огромные спонсорские деньги под юбилей, вместе написали сценарий в Юрмале. Все прошло грандиозно, практически превратилось в народное гулянье, торжество снимало телевидение. Мою фамилию даже вписали в титры как сценариста праздника. Конечно, рад был за Никиту, но, как говорится, под ложечкой уже посасывало от дурных предчувствий: он «бронзовел» не по дням, а по часам. Потом была поездка на Кипр, о которой хочется забыть. Но не получается.
Михалков уговаривал меня поехать с ним. Сам я собирался отдохнуть в другом месте, но Никита уж очень просил. Хотя с ним ехали жена и дети, казалось бы, я-то им зачем?
В отеле в Пафосе он поселил меня в номере вместе с собой, несмотря на то, что я заплатил за поездку тысячу долларов: сказал, что свободных номеров нет. Супруге же выдал другую версию: мол, мы должны обсуждать фильм. На самом деле ничего мы не обсуждали, Никита часами трещал по телефону. Я слышал его вкрадчивый, воркующий голос и никак не мог уснуть. Тем более что спать мне пришлось на малюсеньком диванчике почти у ног Михалкова. Отдых был испорчен. Вдобавок в конце отпуска принесли гигантский счет за телефонные переговоры и его увидела Таня. Никита его оплатил, но жене, видимо, сказал, что это я наболтал на такую сумму — звонил какой-то своей бабе.
Таня успокоилась, а я чувствовал себя оплеванным, но стерпел, не стал подводить друга.
Наше приятельство лопнуло как мыльный пузырь в июне 1996-го. Тремя месяцами ранее Никита запускал фильм «Сибирский цирюльник» и поручил мне руководить подготовкой съемок. Между прочим, это была моя идея: отправить артистов в военное училище, чтобы они, как говорится, пороху понюхали и отработали шагистику. Наши актеры за два месяца в казарме такую выправку обрели, которую не сыграешь.
В последний подготовительный день приехали в Иваново. Никита дал мне задание: спонсоры пообещали деньги, надо съездить забрать.
«Да, и вот пленка картины «Ревизор», — с этим фильмом Сергея Газарова Михалков выступал перед зрителями, — отнеси в офис.
