Он был человеком с уникальным чувством юмора. Но этим его уникальные свойства не ограничивались. Никогда не мог понять, откуда у него, окончившего цирковое училище, феноменальная грамотность в письме. Ошибки в тексте Илья видел лучше любого редактора. Когда он сдал в издательство свою половину рукописи книги «До встречи в «Городке», корректор сделал лишь две поправки. Кроме нашей общей книги Илюша издал вторую — «Жизнь как песня», предисловие к которой написал Жванецкий.
— Ты читал то, что написал Илюша? — спросил меня Михал Михалыч.
— Естественно! Он подарил мне первый экземпляр.
— Очень хорошая книга, это я тебе говорю! — сказал Жванецкий.
А как объяснить его невероятную память на цифры? Тексты Илья запоминал мучительно долго, но телефонной книжкой не пользовался, держа все номера в голове.
Еще он ощущал пространство и умел его преображать не хуже профессионального дизайнера. Приобретя совершенно неправильной формы земельный участок, спускавшийся к небольшому озерцу под углом в сорок пять градусов, Илья невероятно красиво и изобретательно его освоил. Ко всему подходил творчески. Даже к выбору подарков. Зная, что я коллекционирую Чаплина, заказал у известного скульптора метровую керамическую фигуру комика, а на день рождения художник с именем сделал по его просьбе мой портрет, в другой раз изобразил все мое семейство... Мне хотелось, чтобы у Илюши были хорошие дорогие часы, крутая зажигалка.
Я делал ему престижные подарки в «новорусском» стиле. А он мне — добрые, придуманные с юмором, имеющие не только материальную, но и художественную ценность. Однажды подарил огромную, даже страшно смотреть, куклу — мою копию, с сигаретой, вставленной в расщелину между двумя передними зубами. Как-то я сказал Илье: «Видишь, если мне руки отрежут, все равно смогу курить, сигарета в самый раз помещается». А он, оказывается, запомнил...
Я постоянно чувствовал, что Илюха думает обо мне и заботится как о родном. Купив землю за городом, первым делом зарезервировал соседний участок. А когда еще во времена работы у Набутова в мою машину врезался таксист, Лелик отдал мне свою.
«Юрик, выйди, — услышал в тот день я голос Олейникова в телефонной трубке. Спускаюсь на улицу и вижу Иру с Илюшей рядом с их «Запорожцем» с проржавевшей выхлопной трубой. — Теперь это твое авто, извини, другого нету».
Надо было видеть, как мы с длинным Леликом, согнутые коленки которого упирались в подбородок, мчались по Питеру на этом рычащем танке! Сам он никогда не водил машину. Однажды я пытался его научить:
— Илья, берусь за тебя всерьез.
Мы подъехали к площадке перед спорткомплексом, где упражнялись начинающие водители. Я посадил его за руль мини-вэна с автоматической коробкой и... через десять секунд понял: если хочу, чтобы мы остались партнерами, пора заканчивать.
— Илюша, столб! — кричал я.
— Вижу, — отвечал Илюша, продолжая невозмутимо ехать вперед.
Он был клинически не приспособлен для вождения. Лелик — пассажир, человек, которого нужно возить, что и делала всю жизнь его жена. Ира водит машину потрясающе — корректно, по-настоящему хорошо. А Илюша... Однажды мы подъезжали к Аничкову мосту. Скорость — километров шестьдесят.
— Высадишь меня за мостом, — говорит Илюша и открывает дверь на полном ходу.
— Ты чего, больной? — кричу ему. — Что творишь-то?!
— Ну, Аничков же мост...