Шесть месяцев тяжелобольной человек снимался, несмотря ни на что. Я его озвучивал, подбирал парики и клеил усы после процедур химиотерапии. За все время ни от одного врача или медсестры в «желтую» прессу или Интернет не попало ни единого снимка, где больной человек в пижаме лежит под капельницей.
В наших разговорах слова «опухоль» и «рак» не произносились. Мы это называли «некое образование». Лечение было успешным, если верить врачам, но очень тяжелым. Через какие муки прошел Илья, с какой болью боролся, чего ему стоило сниматься, знаю только я и те, кто были на площадке.
От химиотерапии у него началась мучительная икота. Илюша икал сутками напролет. Мы придумали персонаж с сильным заиканием.
— Икай на здоровье, — говорил я.
— Юрик, но это же ужасно! — переживал Илюша.
— Это очень смешно, икай.
Лелик приходил на съемки, опираясь на руку водителя. Ему было страшно тяжело, но у меня даже мысли не было, что он не выкарабкается. За двадцать четыре года нашего знакомства Илья лишь однажды простудился и раз у него болело колено.
Онкологии он боялся всю жизнь. А кто ее не боится? Знаете, как говорят врачи:
— От чего умер пациент?
— Инсульт.
— Значит, он не успел дожить до своего рака.
Из нашего лексикона все слова, связанные с этой болезнью, были исключены. Илюша шел на поправку, лечащий врач говорил, что опухоль удалось разрушить. К последней передаче начал потихоньку появляться голос! Но под воздействием химиотерапии, облучений иммунитет оказался на нуле.
Двадцать седьмого октября мы снимали сюжет в центре Питера. Илюша был простужен. Из носа у него лилось нескончаемым потоком, как из неисправного крана. На третий день лучше ему не стало. «Илюх, мне не нравится твоя простуда, — сказал я. — Давай завязывать со съемками».
В квартире, где мы снимали, было тепло, и вдруг Олейников говорит:
— Мне страшно холодно.
— Илюш, ну как холодно? Тут жара!
— Дайте что-то теплое.
Его одели теплее.
— Мне очень холодно.
Я закрыл форточку, отправил ребят на обед. Спросил у хозяйки квартиры:
— У вас есть термометр?
Она принесла. Илюша лег, я укрыл его одеялом. Через пять минут достал градусник, он показывал тридцать девять и два. Я сразу распустил группу, Илюшу отвезли домой.
— Умоляю, пожалуйста, вызывайте «скорую», терапевтов, педиатров — кого угодно. Тебе нельзя так температурить.
Вечером созвонился с Ирой. «Говорила с врачами, они сказали, что принимать», — успокоила она меня. Но утром позвонила уже тревожная: «Юра, он плох. Очень...»
Мы начали обзванивать клиники. В 122-й медсанчасти, где он в итоге оказался, Илюшу решили интубировать — посадили на вентиляцию легких и ввели в состояние искусственного сна, чтобы организм все силы направил на борьбу с болезнью. «Тяжелый, но стабильный», — уверяли врачи. Они говорили, что, кажется, распознали инфекцию и вроде бы подобрали антибиотик. Я постоянно был на связи с Денисом, который проявил себя в этой ситуации очень достойно, по-мужски.
Десятого ноября у меня была творческая встреча со зрителями в Одессе. Там произошла совершенно странная штука. Мой выход на сцену предварял двухминутный ролик из «Городка», потом его сменяли фрагменты фильмов, где я снимался.
