Зрители штурмовали кинотеатры и спорили, от кого же родила Пугачева. Что тогда творилось, очень смешно описала в своих мемуарах жена Лени Дербенева Вера. Она выходила из кинотеатра «Космос» и услышала разговор двух женщин. Они были уверены, что фильм биографический. Одна спрашивала:
— А как ты думаешь, кто этот поэт, в которого Пугачева влюбилась?
— Да, наверное, Зацепин, — ответила другая.
— При чем здесь Зацепин?! Он же композитор — в титрах написано.
— Ну, тогда Дербенев.
— Конечно, Дербенев — я тоже так подумала.
По опросам журнала «Советский экран» Алла была названа зрителями лучшей актрисой года!
Она опередила саму Людмилу Гурченко! А песни Пугачевой-Горбоноса заняли первые места в хит-парадах.
На волне успеха можно было представить Пугачеву публике как средоточие всевозможных талантов в дополнение к несомненным музыкальным способностям. Она, мол, не только певица и композитор, но и поэт, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Но из этого ничего не получилось. Литературными дарованиями, да простит меня Алла, природа ее обделила. А вот с художницей Пугачевой вышла забавная история.
Недавно в одном из интервью Аллу «занесло» (это с ней периодически случается), она заявила, что я присвоил себе ее первые рисунки, созданные во времена нашего брака.
На самом деле я так и не понял, о чем идет речь, потому что на моей памяти Алла «создала», если можно так выразиться, одно-единственное полотно.
Как-то я попросил ее что-нибудь нарисовать, например человечка, солнышко или домик. Пытался понять, есть ли художественные способности.
— Я не умею, — стала отказываться Алла.
Пришлось объяснить, что в так называемом «современном искусстве» многие художники дурят народ, абсолютно не умея рисовать. И вообще, современное искусство — это такое большое надувательство. Вот, к примеру, один из кумиров фрондирующей интеллигенции, Казимир Малевич, по моему глубокому убеждению — вообще жулик.
Он использовал трюки французских художников, которые за тридцать лет до него написали и черный квадрат, и красный, и белый, и даже синий. Но Малевич выдал это за собственное открытие.
— А ты чем хуже? Можешь так же поступать, — наставлял я. — Ну-ка, сделай фигу.
Алла построила композицию из трех пальцев. Я взял ее руку, приложил к листу бумаги и обвел фломастером. В углу она поставила свою подпись.
— Это будет твой первый живописный шедевр, — пошутил я.
Какое-то время ее «произведение» висело на кухне, приколотое к стене кнопкой. Куда оно потом делось, уже не помню.
