Мама осталась в Новосибирске. В «Красном факеле» она была ведущей актрисой, работу в Москве ей предлагали, но в Театре имени Гоголя, а также в каких-то маленьких театрах. Ее это не устраивало. «Я хочу играть в академическом театре», — заявляла мама. Но академические с приглашением в труппу не спешили — для провинциального актера это слишком редкое везение.
Оставлять ребенка было не с кем, поэтому мама брала меня с собой в театр. У меня завелись там друзья — сын осветителя и сын костюмерши. Когда приходила в «Факел», они меня уже поджидали. Мы срывались с места и уносились — бегали наперегонки, соревновались, кто куда сможет забраться, кто куда допрыгнет. Любимым занятием было влезть на колосники и бросать оттуда фантики.
Ромео объясняется в любви Джульетте, а над его головой порхает фантик! Помощник режиссера передает по местной трансляции:
— Уберите детей из-за кулис, немедленно уберите детей из-за кулис!
Мама, отыграв сцену, рванула за мной, чтобы всыпать по первое число. Но не смогла найти: в театре такие лабиринты! Мы сбежали и спрятались.
Иногда, устав от моих «выступлений», мама отвозила меня к бабушке. Та пыталась держать внучку в строгости, но получалось не очень. Стоило выпустить меня во двор, как я пропадала до позднего вечера. Обожала заброшенные дачи, овраги, подземелья. Бабушка с ума сходила. И очень скоро возвращала «подарочек» назад.
Мамины подруги советовали ей перед уходом в театр запирать дочку в туалете, но на эту крайнюю меру она не отважилась. Чтобы держать меня в рамках, требовалась твердая мужская рука, способная взять за шкирку и привести в чувство. Но папа был далеко, за сотни километров.
Он появлялся в Новосибирске только несколько раз в году. И это всегда был праздник: мама преображалась, просто на крыльях летала. Бежала на рынок, накупала гору всяких вкусностей, и хотя папа был совсем непривередлив и мог обойтись макаронами по-флотски, она старалась приготовить что-то необычное. Дом сразу наполнялся друзьями, гостями.
Папа приезжал веселый, с подарками. Он много гастролировал с Театром Маяковского, снимался то в Греции, то в Японии, то в Англии или во Франции.
И отовсюду привозил для своих «девочек» чемоданы невиданных по тем временам вещей: какие-то необыкновенные кофточки, плащики, туфельки — нашему с мамой гардеробу завидовал весь город. А однажды подарил мне калькулятор с кнопками, похожими на фортепианные клавиши. Увидев это чудо японской техники, одноклассники чуть в обморок не попадали.
Иногда папа задерживался дома на неделю, а как-то раз пробыл целое лето. Это было счастье: мы ездили на Обское море рядом с Академгородком, жарили шашлыки, купались. Мама светилась, я видела, что папа ее обожает. Конечно, была маленькой, но помню, что когда он разговаривал с друзьями, через слово повторял «моя Наташа».
Меня он тоже любил и, конечно же, баловал.
Какая уж тут твердая рука! Если я начинала капризничать из-за того, что мама мне что-то не разрешала, он понижал голос и говорил: «Тихо, дам я тебе два рубля, купишь потом этот «киндер-сюрприз». Но маме ни слова».
Или, к примеру, сварит мама суп, нальет в тарелку, а я есть категорически не желаю. Тогда к процессу воспитания подключается папа: «Если съешь три ложки, получишь три рубля, ну а если уж всю тарелку…»
Когда я не слушалась, папа грозил:
— Ну, Машка, держись, ждет тебя остракизм и арахнофобия.
— А как это?
— Не буду с тобой разговаривать и напущу на тебя пауков, которых ты до смерти боишься.
Вспоминая наше с папой общение, дала себе слово: когда у меня появятся дети, стану разговаривать с ними точно так же.
Да, по струнке я не ходила, но его обожала, и главное — он говорил и делал вещи, которые запоминались, оказывали влияние…
Мы с мамой приезжали в Москву при каждой возможности. Папа жил в общежитии, за стенкой — самые близкие его друзья: актер Толя Лобоцкий, который то ли еще, то ли уже не был женат, и режиссер Юрий Иоффе.
В один из наших приездов Театру Маяковского срочно потребовался ребенок для финальной сцены спектакля «Ящерица» и папа предложил попробовать меня. В пять лет я впервые вышла на сцену в настоящей театральной постановке.
Два актера держали меня за руки, нас ослепляли софиты, а мы делали вид, что бежим куда-то. Так, благодаря папе, началась моя актерская карьера, которая продолжилась потом в «Красном факеле». Я, семилетняя девочка, играла небольшую роль в спектакле «Дракон» и даже ездила на гастроли в Алма-Ату, где в очередной раз сумела «потрясти» маму.
Лето выдалось жарким, актеры выходили загорать на крышу театра. И я тут как тут. Встала на самой кромке и начала махать прохожим: «Эй, привет! Как дела?» Увидев это, мама чуть не потеряла сознание. Там было этажей семь. Даже спустя время мама, рассказывая эту историю папе, с трудом сдерживала дрожь.
Казалось бы, если люди, даже родные, видятся редко, они теряют связь.
Но мы с папой не отдалились друг от друга. С ним всегда было безумно интересно, он много читал, увлекался астрономией, вообще был всесторонне образованным и любопытным человеком. Еще в Новосибирске достал где-то линзы и, проконсультировавшись в обсерватории, своими руками собрал телескоп. В его московской комнате телескопов было уже два. Я помню, как по ночам мы, устроившись у окна, разглядывали звезды и далекие планеты. А на стенах висели карта звездного неба и множество флагов разных стран. Он мог часами рассказывать про Вселенную и туманность Андромеды, про материки и континенты. Не только мне было интересно, Толя Лобоцкий из папиной комнаты просто не вылезал.
Иногда меня останавливают люди, которые называют себя папиными друзьями.
