Одна из них посоветовала плюнуть на все подписки, ехать домой и бить тревогу. Я так и сделала.
Мама, увидев меня, худую, несчастную, стала пытать: «Что произошло?!» Я все рассказала. Она сразу позвонила родителям ребят, которые были под следствием, и те поехали в Аджарию. Я тоже, получив повестку, обязывающую явиться на суд в качестве свидетеля, отправилась с ними. До сих пор помню страх, который пережила во время этих заседаний. За моей спиной постоянно маячил отец напавшего на нас милиционера. В руках у него была сабля, он вынимал ее и снова загонял в ножны с ужасным звуком: вжик-вжик-вжик.
Я все равно сказала правду. Но она никому не пригодилась, потому что словам несовершеннолетней девчонки нет веры, а музыканты, оставшиеся на свободе, подтвердили, что было два выстрела.
Не знаю, почему они так сказали, может быть, их запугали или заплатили им. В итоге двое музыкантов попали за решетку, получили по два с половиной года тюрьмы. Остальные вернулись домой. Такими были мои первые в жизни гастроли.
Они на какое-то время отбили у меня охоту соглашаться на авантюрные предложения и вообще уезжать из Риги. Я стала примерной студенткой, взялась за науки и окончила медицинское училище, чтобы осенью продолжить обучение уже в институте. Но в начале лета раздался телефонный звонок, я взяла трубку и узнала голос знакомого пианиста: «Лайма, приезжай в Питер! Нам срочно нужна певица!»
В юности все плохое забывается быстро, да и кому не хочется побывать в Ленинграде?!
Конечно, я согласилась. Тем более что знала не только пианиста группы, но и бас-гитариста — Андрея. Мы познакомились с ним в Риге, когда мне еще не было семнадцати, а ему уже исполнилось двадцать два. Я, наверное, казалась Андрею смешной и маленькой. Но спустя три года все изменилось: я повзрослела и ему стало не до смеха.
В Питере мы работали в интуристовской гостинице «Ленинград». Я запомнила потрясающий завтрак — необыкновенного оранжевого цвета чай и белый хлеб с красной икрой.
Андрей с самого начала стал обо мне заботиться, опекал, оберегал. Не разрешал ходить с девочками из балета в рестораны, куда их нередко приглашали после концерта: «Эта компания не для тебя. Ты певица, нечего сидеть в прокуренных барах!»
«Если хочешь, давай сходим посмотрим, как разводят мосты», — сказал он в другой раз.
Были белые ночи, светло как днем.
Цвела сирень. Куда бы мы ни свернули, повсюду воздух был напоен ее ароматом. Андрей был обходителен и остроумен. Кроме того, он был красив. И случилось то, что случилось. Я влюбилась.
Мы вместе уже больше тридцати лет и сумели сохранить главное в отношениях мужчины и женщины — уважение. Андрей не просто близкий мне человек. Когда живешь в постоянных разъездах, очень важно, чтобы рядом был Друг...
Вернувшись в Ригу, мы сказали родителям, что будем вместе. Я помню, как приехала на «смотрины» в его семью.
Самым важным было понравиться дедушке. Он считался главным человеком. Я с честью прошла «испытание дедушкой». Меня приняли. Правда, он считал, что молодые должны обязательно пожениться. А мы как раз устраивались работать на круизный лайнер, плавающий за границу. Если бы расписались, нас никто не выпустил бы из страны. Эта была основная причина, но со временем я уже и не стремилась замуж. Не знаю почему. Мы и так были постоянно вместе. Я всегда была самостоятельной, не хотела терять свободу, а может, боялась ответственности.
Сцена так увлекла меня, что я почувствовала — возврата к прежней жизни уже не будет. Я даже думать забыла о том, что когда-то хотела стать врачом. Мы переезжали из одного города в другой, самолеты сменяли поезда...
Начала накапливаться усталость от неустроенного быта, плохих гостиниц, в которых приходилось останавливаться, кошмарных залов, в которых приходилось петь, поэтому приглашение поработать в варьете «Юрас перле» пришлось как нельзя кстати.
На гастролях в Ялте меня увидела начальник управления торговли Юрмалы Марина Фалилеевна Затока. За глаза ее называли «железной леди» и «королевой Юрмалы». Во многом благодаря блестящим организаторским способностям этой женщины маленький латвийский город был известен на весь Союз. Марина Фалилеевна разрешила «этой высокой латышке», как она меня называла, придумывать любые номера и заказывать любые костюмы.
Да, «Юрас перле» было для меня особенное, лучшее место, как «Карнеги-холл» в Америке. Здесь я по-настоящему полюбила свою профессию, стала много зарабатывать, обрела популярность. Я жила словно на одном дыхании. Каждый вечер садилась за руль, и мы с Андреем мчались из Риги в Юрмалу по лучшей в Союзе трассе, и закатное солнце оранжевыми волнами заливало салон машины. Утром мы возвращались домой, и на этот раз уже восход слепил глаза.
Так продолжалось шесть лет. Я жила взахлеб и не сразу заметила, что бессонные ночи не проходят даром. Стало подводить здоровье. Я поняла, что растрачивать силы, не думая о будущем, брать у жизни взаймы — опасно. Мой друг, медик, подтвердил это: «Во Франции доктора говорят: врачу на восстановление сил после ночного дежурства требуется две недели.
