— У мальчика из-за твоего визита был нервный срыв. Мы с мамой его едва успокоили.
— А когда же?
— Не знаю.
Через день ответ был более жестким:
— Нам пришлось вести Энтони к врачу. Если тебе хоть сколько-нибудь дорого здоровье сына, ты не будешь настаивать на встречах с ним.
— Но как же так, Ира! Энтони любит меня, а я, я... Я не знаю, как буду жить без него!
— Придется научиться.
Добиваться права видеть своего ребенка через суд я не стал.
Понимал: ничего хорошего из этого не получится, главное — спокойствие маленького сына.
Чтобы избавиться от глубокой депрессии, ушел в десятидневное сухое голодание и сжег все фотографии, на которых был запечатлен с Ирой и Энтони. Уничтожил, превратил в пепел свою старую карму.
С танцовщиком Владом Понаровская прожила год. Потом, на протяжении двух лет, ее любовником был Сосо Павлиашвили. Служащие гостиниц, в которые мой коллектив селился вскоре после отбытия Павлиашвили и Понаровской, неизменно сетовали: «Ах, Велл, ну почему же вы расстались?
Такая была прекрасная пара! А как вы относились к Ирочке! На руках носили! А Сосо обращается с ней как со служанкой. Сам лежит в кровати, а ее гоняет: то за кофе, то за пирожками. Она послушно выполняет его приказы, а у самой на лице — такое страдание!»
После расставания с Сосо у Понаровской был какой-то врач — на десять с лишним лет моложе ее, потом, кажется, еще кто-то... Сейчас Ирина одна. С Энтони, которому двадцать шесть лет и который давно живет в Норвегии, она видится очень редко.
Мне шестьдесят пять. Я не женат. Живу с пятнадцатилетним сыном Миланом, мама которого давно замужем за другим человеком и растит во втором браке двоих детей. Мальчика Татьяна оставила со мной, потому что я очень об этом просил.
Мы с Миланом рады видеть маму в любой день, в любую минуту.
Моему старшему сыну Теодору — тридцать. Младшей дочери Женечке — тринадцать с половиной. У всех моих шестерых детей — разные матери. Некоторые из наследников родились от большой любви, другие — от короткой страсти. Но все они мне одинаково дороги. Независимо от того, живут ли со мной или только навещают по выходным. Как сказал один мой знакомый: «Ты послан в этот мир, чтобы продолжать род человеческий, — недаром у тебя такая фамилия». Я бы добавил: «…и чтобы любить до самоотречения».
Об Энтони Родде я узнаю из газет. Он стал художником, у него своя семья. В беседах с журналистами Ирина уверяет: «Энтони взял фамилию отца потому, что хотел всего добиться сам, а не благодаря родству со знаменитой певицей».
Пусть говорит и думает что хочет. Для меня его поступок означает совсем другое. Протест против эгоизма матери, лишившей сына отца, и надежду на то, что когда-нибудь мы обязательно встретимся, поговорим по душам и поймем друг друга. Я всегда жду его. Только навязываться не в моих правилах — первый шаг должен сделать Энтони...
Редакция благодарит за помощь в организации съемки мебельный салон Baker.