Еще через пару недель в нашем гастрольном графике — Воронеж. Забывшись, опять «позволяю себе лишнего». На сей раз Понаровская не матерится, но разговаривает сквозь зубы. А наутро к нам в номер заявляется журналист одного из центральных изданий, приехавший в Воронеж специально для того, чтобы взять интервью у Ирины.
— Велл, вы вчера произвели настоящий фурор! — заявляет он, едва перешагнув порог.
Жена меняется в лице.
— Молодой человек, вы, кажется, собирались брать интервью у МЕНЯ?
Парень, смешавшись, замолкает. А Понаровская смотрит на меня так, будто я у нее что-то украл.
По окончании гастрольного тура Ирина заявляет, что хотела бы поехать вместе с отцом и его друзьями в Сочи — отдохнуть, развеяться.
— Конечно езжай, — говорю я, хотя внутри ни с того ни с сего поднимается тревожная мутная волна. — Только звони нам с Энтони почаще.
— Хорошо, — обещает она, но забывает о нас сразу, как только садится в самолет. Это я звоню ей каждый вечер: спрашиваю, как дела, рассказываю о сыне. Ирина отделывается кратким: «Все хорошо. Купаюсь, загораю».
Однажды набираю номер и слышу длинные гудки. Через полчаса набираю снова — то же самое. Время за полночь. Звоню администратору гостиницы, в которой остановилась жена. «Ирина Витальевна давно у себя. Возможно, принимает душ и не слышит звонка. Я сейчас поднимусь и постучу в дверь».
Через пять минут Ира ответила.
Глухим прерывающимся голосом — таким, каким обычно благодарила меня за доставленное в постели удовольствие. Она мне изменяет!
Остаток ночи не спал. Уговаривал себя: «Легкое увлечение. Курортный роман. С кем не бывает? Она сейчас, наверное, сама раскаивается и переживает...»
Иллюзии строил напрасно. Вернувшись в Москву, Ира пустилась во все тяжкие. Я молча мучился, делая вид, что верю: она допоздна пропадает у подруг или ходит на театральные премьеры, после которых ее «силой заставляют» остаться на банкет. Но однажды не выдержал и встретил явившуюся после полуночи жену вопросом:
— Где ты была?
— Я же предупредила, что задержусь у подруги.
— Это неправда. Я не выношу вранья — признайся, что была с мужчиной. Измену как-нибудь переживу, и между нами все останется по-прежнему. Только не лги!
— Клянусь здоровьем сына.
— Ты готова написать это на бумаге?
— Да.
— Тогда пиши и положи листок Энтони под подушку. Только знай: если солгала, с Энтони произойдет беда. Не обязательно сейчас, но случится.
Не колеблясь, она взяла ручку, бумагу, написала: «Клянусь здоровьем сына, что была у подруги, а не с мужчиной», сложила листок вчетверо и сунула сыну под подушку.
Спустя восемь лет мне позвонит знакомый из КГБ, которого я когда-то вылечил от гастрита: «Велл, Энтони избили скинхеды.
Травмы серьезные. Парень в больнице». В голове пронеслось: «Вот она, расплата за материнское клятвопреступление!» Информацию о состоянии сына я получал окольными путями и был счастлив, когда услышал: «Жизни и здоровью мальчика больше ничего не угрожает».
До сих пор мучаюсь вопросом: «Что было бы, если бы я продолжал делать вид, будто не подозреваю об изменах Ирины?» Может, отомстив за успех на сцене парой любовных связей, она и успокоилась бы, а наша семейная жизнь вернулась в прежнее русло? Впрочем, что теперь гадать? Случилось так, как случилось.
Тот наш разговор я запомню до конца дней.
Ира начала без предисловий:
— Я полюбила другого и ухожу от тебя.
— Кто он?
— Какая разница?
— И все-таки?
— Это Влад.
Ну конечно! Красавчик-танцор, которого я сам привел в коллектив! Настаивал, дурак, что на подтанцовках у такой изысканной женщины должны быть только мужчины — молодые алены делоны. В любовники Ирина выбрала самого яркого и пластичного.
— Это минутная страсть, — я старался говорить спокойно.