«На день рождения Алисы Фрейндлих я принес ей подарок от нашего курса — цветы и какую-то игрушку. Алиса Бруновна взяла презент и поцеловала меня в щеку — остался след от ее помады. И это было так волнующе! Хотелось заклеить щеку в этом месте, чтобы сохранить след от поцелуя на всю жизнь», — рассказывает актер Виктор Бычков.
— Виктор, после выхода на экраны фильма Александра Рогожкина про особенности национальной охоты и рыбалки в России для многих зрителей личность актера Бычкова стала неотделима от образа егеря Кузьмича. Некоторые артисты считают такие роли проклятием. А вы?
— В Театре имени Ленсовета я работал с Анатолием Равиковичем. Его первые годы после выхода «Покровских ворот» трясло от упоминания Хоботова. Я это видел, ведь когда он выходил на сцену, по зрительному залу проносился шепоток: «Хоботов...» Говорю: «Вас узнали!» А Равикович с раздражением: «У меня столько ролей! Какие же они скоты, что запомнили только Хоботова…» Но с годами он успокоился и даже снялся в рекламе в образе Льва Евгеньевича. И Александру Демьяненко тоже очень не нравилось, когда зрители, завидев его, кричали «Шурик! Шурик!». Его это просто ранило. Я тоже очень переживал до «Кукушки», но после этого признанного киношедевра Александра Рогожкина внутренне успокоился. Всем умным людям я доказал, что имею право на главные роли... Конечно, Кузьмич остался со мной, но этот образ перестал довлеть над моей актерской судьбой. Хотя, когда нужно, помогает. Для меня эта роль является своеобразным золотым ключиком, открывающим почти любые двери, я своего егеря берегу и всегда говорю ему спасибо. В трудные времена, когда не было съемок, он меня кормил и до сих пор иногда кормит. Я веду в образе Кузьмича разные мероприятия, за это очень хорошо платят. Например, бывают охоты и рыбалки в Карелии. Люди рады провести несколько дней в компании любимого киноперсонажа, а я показываю им красивые места, общаюсь. Но не всем нужен Кузьмич. Недавно, например, семейная пара арендовала для встречи со мной, с актером и человеком Виктором Бычковым, шикарную яхту. Мы шли по рекам и каналам прекрасного Петербурга, я, конечно, не Лев Лурье, но тоже много знаю об истории родного города. Еще я рассказывал истории «моего Питера», ведь где я только не работал до того, как стал актером. Как водитель возил слепых на автобусе, доставлял грузы в знаменитую тюрьму «Кресты», чего только не было… Дедом Морозом подработать я тоже никогда не отказывался. Ведь удачные «елки» чуть ли не полгода кормят. И при этом сам веселишься вместе со всеми. Людям приятно — они потом год будут вспоминать, что 31 декабря провели в компании известного актера. А мне хорошая прибавка к пенсии, которая у меня 14 тысяч.
— Да, совсем мало…
— Я не раз оказывался в ситуации, когда денег не было совсем. В 1998 году случилась дикая девальвация, и все наши крохи сгорели. Помню, как-то накануне своего дня рождения пожаловался Анатолию Сливникову, актеру, сыгравшему молчаливого Гену «Крокодила» в фильме «Блондинка за углом»: «Толя, я вот вроде работаю, а накрыть для друзей стол в Доме кино не могу — нет денег...» А он отвечает: «Есть способ. У тебя хотя бы одна бутылка спиртного есть?» — «Есть». — «А пять бутербродов сможешь сделать?» — «Смогу — с колбасой и с сыром». — «Так вот, когда будешь приглашать друзей, скажи: «Мне не надо никакого подарка. Лучше захватите с собой бутылку и пять бутербродов». Я так и поступил. Лучший день рождения в темные 90-е… В Доме кино собралось человек сто, столы ломились от спиртного и бутербродов... Чтобы закончить с темой Кузьмича… Спасибо Рогожкину, что написал для меня эту роль. И как жаль, что Александр Владимирович недавно ушел из жизни. Рогожкин был очень умным режиссером, очень трепетным, на площадке не ругался, не кричал. Никогда не объяснял актерам, как играть. Он взял артиста на роль, рассказал, что должно быть, и все. А уж как ты будешь выполнять это — твоя, актера, задача.
— «Особенности...» сделали невероятно популярным еще и Алексея Булдакова, сыгравшего там роль генерала. Вы дружили?
— Мы не были близкими друзьями, к тому же Алексей Иванович жил в Москве, а я в Петербурге. Но уважение к нему я всегда испытывал. Мы ценили друг друга. У Булдакова была очень непростая жизнь, ему долго пришлось пробиваться. Это я жил в родном городе — Питере, у меня была мама, к которой зайдешь — и она всегда даст поесть, чаю нальет. А ему надо было все самому добывать. Может, от этого у Алексея Ивановича был такой пробивной характер... Когда он неожиданно умер в Монголии и рядом с ним не оказалось никого из близких, я подумал, что все-таки ему нельзя было гастролировать одному. Актер должен ездить с женой, которая сможет о нем заботиться, следить, чтобы он высыпался, не выпил лишнего. Помню, за год до смерти Алексея Ивановича я вел на Байкале рыболовный фестиваль. Народ там хлебосольный, постоянно приглашает «закусить». Самому неудобно отказываться, а моей Полине — удобно. И она все время меня спасала: «Нет, Виктор не хочет, Виктор не будет...» А когда я один, без жены, обойти застолья было гораздо трудней... После смерти Булдакова у меня совершенно пропало желание выпивать, уже третий год веду абсолютно здоровый образ жизни: диета, сауна, плаваю в бассейне. Взял под контроль все возрастные болячки. Как говорится, хочется еще у младшего сына на свадьбе погулять, а ему в конце февраля только четырнадцать.
— Как вы попали в «Особенности национальной охоты»?
— Я познакомился с Рогожкиным лет за десять до этих съемок. Тогда он работал над своей первой большой картиной «Ради нескольких строчек». И пригласил меня на роль немецкого егеря — небольшую, но очень важную, он формулировал ее как «злое лицо войны». Тощий немецкий паренек высматривает в прицел главного героя, его играл гениальный Никита Михайловский («Вам и не снилось...», «Объяснение в любви»). Он очень рано ушел из жизни, в 27 лет, из-за лейкоза. Всем миром собрали деньги, но спасти не удалось. Шли годы, встречаю Александра Рогожкина на «Ленфильме», и вдруг он говорит: «А я написал для тебя роль!» — «Какую?» — «Егеря». — «Опять без слов?!» — «Нет, со словами». — «А егерь немецкий?» — «Нет, русский». — «И какой он?» — «Бородатый...» У меня тогда борода слабо росла, я ее никогда не отпускал, поэтому уточнил: «А когда надо, чтобы она была?» — «Недели через две». И вы представляете, через две недели у меня была роскошная борода! Как она выросла — не знаю. В нашей профессии организм часто мобилизуется, и удается сделать то, что в обычной ситуации невозможно. Кстати, Рогожкин, который всегда был режиссером «не для всех», был в шоке от невероятной популярности «Особенностей национальной охоты» и совершенно не хотел снимать продолжения. Гораздо больше он ценил «Кукушку», а еще «Перегон», «Блокпост», «Чекиста»...
— Слышала, что Андрей Краско считал, будто роль Кузьмича предназначалась ему...
— И я краем уха это слышал. Но Андрей говорил это в приватных беседах и когда был подшофе. На самом деле разговор «сыграл — не сыграл» ни о чем. Это как «мы должны были получить «Оскар» и получили бы его, но нас туда не послали...»
Рогожкин вел себя очень независимо в выборе актеров. Например, настоял на том, чтобы в «Кукушке» играли мы с Вилле. Три месяца мы договаривались о встречах и ходили по продюсерам, Рогожкин тоже встречался. А когда сроки стали поджимать (из-за смены времен года «натура» уходила), Александр Владимирович, пересилив себя, обратился к продюсеру Сергею Сельянову, с которым был в ссоре. Тот предложил в «Кукушке» снимать других актеров, а не меня с Хаапасало (из-за того, что до этого в «Особенностях...» мы так ярко сыграли комедийные роли). Но Рогожкин отказался: «Значит, фильма вообще не будет...» Сельянов согласился спустя довольно долгое время, сказал: «Ладно, снимай Витю и Вилле»...
— А правда, что саму историю о мирном сосуществовании солдат двух воюющих армий придумали вы?
— Да. В 1996 году Вилле, с которым мы тогда были не разлей вода, пригласил меня в Финляндию, так как на мне висело «клеймо» Кузьмича, работы и денег совсем не было. В Финляндии мы развозили молоко на фурах, делали багетные рамы в мастерской отца Вилле, играли в театре «Записки сумасшедшего» Гоголя. Вилле играл на финском, а я придумал себе роль санитара, встречал зрителей, говорил с ними по-русски, вел их через катакомбы в зал, эдакий перформанс. Уходили они с мыслями, почему они понимают сумасшедшего и совершенно не понимают здорового меня?! Финский очень сложный язык. У нас «я» — одна буква, у них olen — четыре буквы, я понял, что никогда его не выучу. Тогда я подумал, что хорошо бы написать пьесу для нас с Вилле — о русском и финском солдатах, они встречают женщину-карелку, любовный треугольник во время Финской войны. Идея родилась, а дальше дело не пошло. Лет через шесть рассказали об этом замысле Рогожкину, и он за три дня написал сценарий о двух солдатах Второй мировой войны и женщине-саами... Когда «Кукушку» показали на Московском международном кинофестивале, ко мне подошел известный кинокритик Кирилл Разлогов: «Начал смотреть фильм и все не мог понять: какой актер играет русского солдата? И только через 20 минут понял, что это вы, Виктор, — артист, которого я хорошо знаю».
— «Кукушка» получила много призов на кинофестивалях — и российских, и международных, ее создателей наградили Государственной премией России. А еще у ленты был зарубежный прокат — вы много на нем заработали?
— Да вы что! Сельянов, продюсер картины, поставил нас с Вилле перед фактом: есть мизерная сумма, хотите снимайтесь, хотите нет. Мы очень хотели и согласились, попытались заикнуться, что хотим тогда хоть процент от проката. Сергей Михайлович рассмеялся, он совершенно не верил, что у «Кукушки» может быть зарубежный прокат, считал, что получится чисто фестивальное кино. Он очень дешево продал права на фильм одной даме-продюсеру, вот эта дама на «Кукушке» и заработала. Обычно Япония, покупая российскую картину, берет одну-две копии на всю страну. А нашего фильма они купили сто копий! Сельянов рассчитывал, что «выстрелит» другой его проект — фильм «Олигарх». Не угадал. Кто сегодня пересматривает «Олигарха»? Так бывает, человек ставит не на ту лошадь... Когда «Кукушку» показали на ММКФ и все критики кричали, что это нечто, что такого фильма не было и не будет, Сельянову так понравился этот восторженный хор, что он дал режиссеру и нам, трем актерам, премии — по тысяче долларов. Просто достал из кармана. А когда мы получили Государственную премию, закатил ужин в своем ресторане. Было шикарно напечатанное — как при царе — меню с упоминанием героев вечера — лауреатов и с названиями изысканных блюд. В общем, Сельянов сам не ожидал, что так все в конце концов сложится, что будет такой успех.
— Вы работали еще с одним культовым режиссером — Алексеем Балабановым...
— Я лишь озвучил в «Брате» четырех второстепенных персонажей. Полноценную же роль Балабанов мне так и не дал. Однажды мы встретились в самолете, и на высоте десять тысяч метров я спросил: «Леш, ну чего ты меня не берешь в свои картины?» А он: «Вить, отстань, я сумасшедший»... Балабанов никогда не хотел снимать «народное» кино, но снял «Брата», который стал народным. Он же до этого снимал «кино не для всех». И вдруг получилось — для всех. Вот такая случайность... Балабанов мог быть и грубым, и жестким, мог выругаться на площадке — он же служил в десанте, постоянно ходил в тельняшке. В общем, непростой человек. Но все это не значит ничего, потому что я никогда не обижаюсь на умных людей. И как бы я ни относился к Сергею Михайловичу Сельянову, ценю его интеллект, и мне приятно его слушать. А с каким удовольствием слушаю в машине радио, если там беседуют умные люди! В советские времена я читал журналы «Наука и жизнь» и «Иностранная литература». А еще выписывал венгерский журнал о музыке, театре и кино! Смотрел картинки, а тексты переводил со словарем, при том что венгерский язык очень сложный. Получал «Корею» — самое красочное издание из всех, которые знал, этот журнал печатали на лучшей глянцевой бумаге.
— А зачем вам был нужен журнал из Северной Кореи?
— Из-за фотографий очень красивой природы. Сейчас я собираю энциклопедии. Жена ругается, места книги занимают много. Но моя страсть к книгам и журналам не сравнится со страстью Игоря Горбачева, великого актера, худрука Театра имени Пушкина. Думаю, он выписывал больше всех в стране периодики, на сотни рублей по тем временам! Знаю это, потому что ученик Горбачева Роберт Петров был моим первым учителем в театральной студии. Кстати, на свадьбе Петрова свидетелями выступали Алиса Фрейндлих и Игорь Владимиров — мой будущий мастер в Ленинградском институте театра, музыки и кинематографии. Свадьба была очень веселая. В финале выяснилось, что разбили много посуды, и Алиса Бруновна сбегала домой и принесла деньги, чтобы это оплатить… Петров потом попал в опалу, вскоре покончил с собой, «завещав» мне стать актером. После его гибели я поступал в ЛГИТМиК второй раз и поступил к Игорю Петровичу Владимирову. Сбылась мечта!..
Мне рассказывали, что, когда Владимиров еще не лечился от распространенной русской болезни, он был прекрасен: широкая натура, красиво жил, широко угощал. А потом в нем появилась какая-то скаредность... Я застал его, когда возглавляемый им Театр Ленсовета уже увядал, Фрейндлих незадолго до того развелась с Владимировым и жила с новым мужем, актером «Ленсовета» и художником Юрой Соловьем. Мы, студенты, утром приходили в театр на занятия по актерскому мастерству — на третьем этаже там была большая репетиционная комната. Поднимаемся по лестнице, а навстречу нам с полотенцами спускаются Алиса Бруновна, ее дочь Варвара и Юра — умываться.
— А почему Фрейндлих жила в театре?
— После развода Игорь Петрович оставил их общую квартиру себе. И Алиса Бруновна с семьей поселилась в театре, в одном из кабинетов на третьем этаже. Она какое-то время еще доигрывала спектакли — на ней же держался весь репертуар «Ленсовета», а потом ушла к Георгию Александровичу Товстоногову в БДТ. Владимиров постоянно искал ей замену. Про каждую из актрис, приходившую в труппу, так всем и говорил: «Это новая Алиса!» Но никто не мог заменить ему Фрейндлих. Потому что на самом деле он искал не вторую Алису, а свою молодость, кураж. Он хотел, чтобы с новой актрисой у него начался творческий подъем... Помню, как на день рождения Фрейндлих я носил ей подарок от нашего курса — цветы и какую-то игрушку. Алиса Бруновна взяла презент и поцеловала меня в щеку — остался след от ее помады. И это было так волнующе! Хотелось заклеить щеку в этом месте, чтобы сохранить след от поцелуя Фрейндлих на всю жизнь. А ребята мне завидовали. Помню, на втором курсе мой однокашник Андрей на каком-то застолье попросил: «Ты с Алисой Бруновной на короткой ноге, играешь с ней в спектакле. Возьми как-нибудь у нее недокуренную сигарету, хочу за ней докурить!» Я дождался нужного момента, подошел: «Алиса Бруновна, вам пора выкидывать окурок, а то обожжетесь». Забрал у нее этот окурок и потом отдал Андрею. Мы все ею восхищались, она потрясающая! Но именно с Фрейндлих связано и мое первое разочарование в театре. В «Укрощении строптивой» она играла Катарину, а я слугу, который удерживает ее за руку, чтобы она рапирой не заколола Петруччо. Однажды я зажался, замешкался и вовремя не отпустил руку Фрейндлих. Вдруг она оборачивается и тихо так говорит: «Ты чего, дурак, меня держишь?» — и это я еще перевел на приличный язык. Я был потрясен. И когда вечером пришел домой, записал в дневник: «Театра нет, все вранье». Потом понял, что это все, конечно, ерунда.
— А как вы попали в театр к Владимирову и до этого — на его курс?
— Моя семья была далека от искусства... Мама Раиса Андреевна со своими четырьмя классами образования работала в совхозе «Выборжец», выращивала огурцы, лук, редиску, помидоры. Урожаи у нее бывали рекордные — с одного квадратного метра 44 килограмма огурцов за год, с ней даже советовались опытные агрономы. Совхоз тогда находился в черте Ленинграда, на Кондратьевском проспекте, а мы жили через дорогу. До этого всю войну маме пришлось ютиться в доме на Богословском кладбище, в блокаду она была учеником водителя. За рекордные урожаи ей потом дали комнату в «китайском» доме недалеко от кинотеатра «Гигант». В 20-е годы его построили для китайских коммунистов, которые работали с Лениным и Троцким. Такой красивый двухэтажный дом с колоннами, с коваными решетками и фонтаном. В 50-е годы, когда Китай с СССР разругались, китайские коммунисты уехали на родину. Вот в этом здании нашей семье и дали комнату в коммунальной квартире с сорока соседями. Только в 1961 году совхоз рядом построил дома для сотрудников и у нас появилась своя однокомнатная квартира... Жили мы очень бедно: отца у меня не было, даже в свидетельстве стоит прочерк. Мама вышла на работу на четвертый день после родов. Денег не хватало, мама постоянно их занимала. Бабушка болела, потом ее парализовало (она умерла, когда мне было девять лет). Лишь через пять лет после бабушкиной смерти мама смогла рассчитаться с долгами. Помню, какая счастливая она была в этот день... Тогда почти все так жили. На ближайшем магазине висела реклама: «На завтраке — дома, на ужине — в пути, лучше закуски, чем сыр, не найти». Но при этом купить сыр было проблематично... Мы радовались, когда к Новому году маме удавалось достать новогодние наборы с майонезом и банкой горошка и, если повезет, копченые свиные ребра. Еще она умудрялась достать мандарины, которые ждали своего часа под кроватью — до 31 декабря их нельзя было трогать. Я все думал, как бы незаметно съесть один: оставить корочку, а внутрь напихать бумажки. Но я не умею обманывать — так мама воспитала. Жили мы скудно, но с надеждой — на лучшую жизнь, на то, что ядерной войны не будет... Я часто слышал: «ядерная война, противогазы, бомбоубежище», вот и боялся ее. Все время работала радиоточка, и еще у нас сушились сухари. Все ленинградцы после блокады так делали... Я маме всегда помогал. В совхозе ремонтировал деревянные ящики, выравнивая старенькие гвоздики (новых-то не выдавали). За каждый ящик платили 10 копеек. Вместе с мамой мыл полы в конторе. Подметал улицы, разносил газеты, письма и телеграммы.
— А когда о профессии актера задумались?
— Я всегда очень любил фильмы. В детстве часто прогуливал школу, чтобы сходить в кино, помню, смотрел «Спартака» по десять сеансов подряд! Из-за этого даже начал разговаривать по ночам, и маме пришлось отвезти меня к врачу. Мог уговорить товарищей бесплатно разгрузить грузовик с пивом, только чтобы нас пустили на фильм Куросавы! А на сцену первый раз вышел в пионерском лагере, когда мы поставили спектакль «О попе и его работнике Балде». Играл попа, на живот привязал подушку — для солидности. Но в самый ответственный момент она выпала, и все засмеялись... Мне это понравилось, так как я мечтал стать клоуном. Еще я был очень впечатлительным ребенком. Однажды в лагере простудился и лежал в кровати с температурой. А пионервожатый стал читать нам сказку Гоцци «Любовь к трем апельсинам». Когда дошел до сцены, в которой девушка умирала от жажды, я стал задыхаться и закричал: «Отпустите меня на волю!» Выскочил в коридор, но все не мог продышаться. И до сих пор так и не могу дочитать эту сказку до конца. На «Кинотавре» во время просмотра фильма Балабанова «Про уродов и людей» повторилась та же история, я начал задыхаться, до сих пор не могу эту картину посмотреть целиком...
— Где вы сейчас снимаетесь?
— В третьем сезоне ситкома «Две девицы на мели» для канала «Пятница!», весной начинаю новый проект с легендарным Сергеем Каюмовичем Шакуровым «Друг на час», летом будем снимать третий сезон очень популярного сериала «Жуки» на ТНТ, там у меня роль отца Александра. Зрители ждут продолжения этого проекта, постоянно пишут в соцсетях. Но на самом деле сейчас для меня самое важное — поднять на ноги Полину. Два с половиной года назад, когда я был в Москве на премьере сериала «Жуки», у жены случился инсульт...
— Как же так, ведь Полина на 23 года моложе вас?!
— Так бывает... Бабушка Полины родила первого ребенка в блокаду, за ней гнался людоед, а маму Полины родила уже после сорока, по женской линии у них плохая наследственность. Полина очень талантливый человек, режиссер, сценарист и мой арт-директор. Когда я вел «Спокойной ночи, малыши!», Полина писала для меня сценарии, потом создала спектакль по мотивам передачи, с которым мы ездили по стране. И познакомила нас работа: Полина была режиссером на антрепризном спектакле. До того как она забеременела, мы шесть лет жили в гражданском браке, о чем сейчас жалею. Но у меня до этого было два брака, и я чего-то боялся. Интересно, что из загса мы с беременной Полиной сразу отправились в суд (ее тогда несправедливо уволили из театра). Поэтому букет невесты достался не ее подружке, а нашему другу Леониду, свидетелю Полины. Инсульт случился внезапно: Полина проводила меня в Москву, шла по коридору, поняла, что рука не работает, но успела дойти и упасть на кровать. Ей сделали две операции на мозге. Прекрасный нейрохирург Филиппов сотворил чудо — интеллект и речь не пострадали. Сейчас занимаемся восстановлением, реабилитацией. Берем пример с Шарон Стоун — она более семи лет восстанавливалась после инсульта. Полина занимается пять раз в неделю: гидрокинезотерапия в бассейне. Это очень интересно: пациент, по сути, зеркалит тренера, мозг заново создает «перегоревшие» нейронные связи, новые пути. Полина в воде уже хорошо ходит, поднимается по лестнице из бассейна. В жизни жена пока передвигается в коляске, к чему наши улицы (особенно зимние) и всевозможные заведения плохо приспособлены. Чтобы не впасть в депрессию, стараемся максимально поддерживать прежний образ жизни: часто ездим в театр, смотрим много мировых сериалов и кино. В первую волну коронавируса умер нейрохирург Филиппов, который вернул мне Полину. Мы пересидели первую волну в самоизоляции, даже сын был на домашнем обучении, потом сразу сделали прививки, сейчас уже ревакцинировались. На днях потеряли от проклятой болезни лучшего друга, того самого Леонида, которому Полина кинула букет в зале суда после нашей свадьбы.
— А что ваши дети делают?
— Федор — музыку пишет, играет в группе и работает продавцом. Дочь Арсения окончила тот же институт, что и я, служит в Театре комедии имени Акимова. Для нее сцена — все! А нашему с Полиной Добрыне 13 лет. Он высокий, красивый, одаренный мальчик: занимается музыкой, английским, очень любит компьютер. Осенью у нас случилось еще прибавление в семействе — мы завели йоркшира Жак-Жака (я зову его Пиджак). Его все любят: и Полина, и сын, и теща Вера Васильевна. Учимся у него бескорыстной любви... В нашей семье трудности, но у нас очень радостно. Мы с Полиной хотим сделать антрепризный спектакль. Когда все это с женой случилось, когда я ее выхаживал, многое про себя, про нас понял. Оказывается, несмотря ни на что, если ты рядом с любимым человеком, то у тебя все хорошо!
