Этот год начался с большой потери — ушел Юрий Соломин. Друзья и коллеги легендарного актера и режиссера поделились с «7Д» своими воспоминаниями о нем. И все сходятся в одном: и на сцене, и в жизни Соломин был предельно искренним и прямолинейным, что нередко доставляло ему неудобства.
«Первую операцию Соломин сделал еще лет 20 назад»
«С Юрием Мефодьевичем я был знаком уже более 60 лет, — рассказывает народный артист РФ Валерий Баринов. — Первая наша встреча произошла в Щепкинском училище. Соломин пришел туда в 1960 году — на курс, где учился Вася Бочкарев, Мила Полякова, Сережа Еремеев. В те годы «Щепку» присоединили к ГИТИСу, но все мы говорили, что принадлежим «кафедре Малого театра». Это был первый самостоятельный курс Коршунова, и он пригласил преподавать Юрия Мефодьевича. Потом нас отсоединили, мы снова стали щепкинцами, но работавшая с нами бригада педагогов осталась…
С Соломиным было очень интересно: молодой, красивый, уже известный — снялся в нескольких картинах. Тогда как раз шел фильм «Музыканты одного полка». Хорошо помню наши первые репетиции — с каким энтузиазмом мы работали, все горели! Как-то Юрий Мефодьевич сказал, что не успевает к нам на занятие, и попросил подойти в театр. Он нас встретил на проходной и спрашивает: «Вы голодные?» Мы растерялись и неуверенно так ответили: «Нет…» Поняв, что мы голодные, он тут же распорядился: «Так, сначала идем в буфет, я тоже есть хочу». Мы поднялись, он купил нам сосиски, простоквашу и чай. Это одно из теплых воспоминаний первых встреч... А чуть позже я уже с ним танцевал в спектакле «Маскарад», в массовке на балу. И среди нас, танцующих, были не только студенты, но и молодые актеры: Виталий Соломин, Ярослав Барышев, Миша Кононов — те ребята, которые не так давно окончили институт.
Юрий Мефодьевич, будучи молодым, современным человеком, очень страстно увлекался театром и все время подталкивал нас к тому, что мы должны все знать, всюду проникать, всем интересоваться. Когда приехал Лоуренс Оливье, Соломин нам сказал, что мы должны прорваться к нему на выступление несмотря ни на что. А еще был случай, когда на занятиях он спросил: «Вы знаете такую артистку Доронину?» Мы говорим: «Слышали, но не видели». — «Надо ехать в Ленинград и смотреть!» И мы поехали… У Соломина всегда был мощный внутренний завод, и чувствовалось, что он способен на масштабную деятельность. Позже у него появился уже свой курс.
А одно из моих самых ярких студенческих впечатлений от Соломина как от актера — это его роль Хлестакова. Юра же был очень пластичен, легок, и Виталька (актер Виталий Соломин, брат Юрия. — Прим. ред.) тоже. Ах, как они двигались, танцевали, оба такие музыкальные! Но, в отличие от всех Хлестаковых, которых я видел до и после, у него были грустные глаза. Этот фирменный взгляд… Возникало чувство, что Юра понимал абсолютно все, что происходит вокруг, и ему от этого было очень грустно… Было ощущение, что в Хлестакове Соломина сидел сам Гоголь…
А потом мы окончили Щепкинское училище, я уехал в Ленинград, вернулся только через семь лет и стал работать в Театре Советской Армии. К этому моменту Юрий Мефодьевич был уже одним из профессоров, ведущий мастер… Затем начались перестроечные дела, встречались мы редко, но в этот момент я был с ним на «ты». А потом долго приучал себя к тому, чтобы говорить «Юрий Мефодьевич». Но Юра был всего лишь на десять лет старше. И сейчас я с ужасом думаю, что ему был 89-й год, а мне 79-й идет… Боже мой! Как быстро пролетело время!
Так вот, я работал в Театре Армии, потом в Театре Пушкина, уже начал много играть, и вдруг однажды звонит мне Коршунов и говорит, что они с Юрой (Соломиным) хотят пригласить меня в Малый театр. Обещал решить все мои бытовые проблемы, помочь с кооперативом. И я опять попадаю в закулисную часть Малого театра, иду по коридору в этот потрясающий, золотой с бархатом, кабинет главного режиссера. Юрий Мефодьевич сразу взял быка за рога: «Ну что, Баринов, хочешь работать в Малом театре?» Я отвечаю: «Ну как тебе сказать, Соломин…» Была вот такая у меня наглость. Он улыбнулся, Коршунов засмеялся. В итоге я согласился, возобновилось наше общение. Шел 1991 год. Художественным руководителем театра коллектив избрал единогласно Соломина в 1988 году. А в то время, когда я пришел в Малый, у Юрия была еще одна должность — министра культуры РСФСР, но театр он не оставлял. В каждую должность, в каждую работу он врубался сразу целиком и полностью — был человек страсти.
Существует убеждение, что такой театр, как Малый и как, например, «Комеди Франсез», должен быть один — театр, который держится именно на консервативных традициях. Но наряду с режиссурой, которая работала в штате Малого постоянно, обязательно приглашали хотя бы одного нового, но очень яркого, интересного режиссера. Например, Бориса Львова-Анохина, Леонида Хейфеца. Это шло еще от Михаила Царева — руководители Малого театра понимали, что именно с такими режиссерами может воспитываться труппа. И эта традиция продолжалась: вспомним, как плодотворно сотрудничали с Малым театром Сергей Женовач, Борис Морозов. В труппе была целая плеяда актеров, которая шла за новыми режиссерами.
В Малом я очень много играл. У меня было одиннадцать спектаклей, я работал на всех трех сценах Малого театра, на меня все наваливали и наваливали роли, и я уже стал, честно говоря, задыхаться… И я очень благодарен Соломину за понимание. Когда Кама Гинкас предложил играть «Скрипку Ротшильда» по Чехову и мы на полтора месяца поехали на гастроли в Америку, он меня отпустил и даже сохранил за мной все роли...
Но из театра я все-таки ушел. Случилось следующее: меня пригласил Леонид Хейфец — надо было спасать премьеру в Театре Маяковского. Соломин позвал меня в свой кабинет и со всей своей страстью высказался: «Я вышел на улицу Герцена, а там висит растяжка через всю улицу: премьера в Театре Маяковского, в главной роли — артист Малого театра Баринов. Что я должен был почувствовать?» Я ответил: «Гордость. Во-первых, я твой ученик. А во-вторых, не самый плохой театр, с очень крепкой мужской труппой, и вдруг им потребовался именно я. Причем там указано, что я — артист Малого театра. Потом, я же предупреждал, что буду репетировать». Он говорит: «Но ты при этом отказался играть в «Марии Стюарт». Это была правда, мне было просто неинтересно. В конце концов я ушел из театра, что бывает в Малом крайне редко. Соломин очень на меня обиделся, даже прекратил со мной здороваться.
Мы помирились лишь через два года. Помню, я стоял в аптеке, заказывал лекарство, и вдруг чувствую, что кто-то меня обнимает за плечи. Поворачиваюсь — а это Юрий Мефодьевич, в черной шляпе, со своей грустной улыбкой. И спрашивает: «Ну что, долетался?» — «В каком смысле?» — «Ну вот видишь, в аптеке стоишь. Я же тебе сколько раз говорил: прежде чем оформляешь билет в аэропорту, протягиваешь паспорт, посмотри на дату рождения, стоит ли лететь так далеко?» Он был острый на язык, вот такой юмор — знал, как уколоть. Юра был очень непростым человеком, как и Виталий.
Позже судьба подарила мне с ним еще четыре дня близкого общения. Я в тяжелой форме переболел ковидом, восстанавливался очень долго, поехал в санаторий в Барвиху, надо было учиться ходить. Через некоторое время в том же санатории появился Соломин, тоже после болезни. И четыре дня мы провели вместе с ним: много гуляли, разговаривали — интересно, что говорили про что угодно, только не про театр…
Юрий Соломин — это 60 лет моей жизни. Значительный человек, потрясающий актер, конечно, он сыграл в моей судьбе огромную роль, вольно и невольно. Мой приход из театра, мой уход — все было связано с ним. Он прожил большую жизнь, да, непростую при его характере, но очень насыщенную и интересную, много чего успел сделать. У Юрия Мефодьевича ведь было больное сердце, первую операцию он сделал лет двадцать назад. И все эти годы он никогда себя не щадил. Сейчас, когда начинаю смотреть со стороны, анализировать, то думаю: «Господи, какую огромную роль сыграл в моей жизни этот человек!» Помню все советы, которые на протяжении жизни дал мне Соломин. Один из них я теперь всегда передаю молодым: в нашей профессии главное — терпеть и быть готовым ко всему новому. И такую важную вещь говорил: «Если ты уже репетируешь, не нужно бояться, получится или нет. Встал и иди вперед. Пробуй. Думать будешь потом». Ну и конечно, замечательный совет, про который я уже говорил: «Прежде чем лететь на Дальний Восток, посмотри в паспорт на дату рождения…»
«Многим артистам помогал финансами»
«Юрия Мефодьевича я впервые увидел, когда учился в Щепкинском театральном училище, — рассказывает народный артист Глеб Подгородинский. — Несмотря на то что учился я не на его курсе, я ощущал его присутствие — как великого человека, махины, большой личности… Коллеги, друзья, партнеры и студенты — абсолютно все обожали Соломина как артиста. А как иначе? Он был худруком театра, безусловным авторитетом для каждого из нас. Когда наш курс в «Щепке» выпускался, Юрий Мефодьевич пришел на дипломный спектакль, в котором я играл небольшую роль — умирающего чахоточного мальчика, — и ему понравилась моя работа. После этого Соломин пригласил меня и еще одного студента в труппу Малого театра. Конечно же это стало для меня большой удачей.
Помню свою первую репетицию с Юрием Мефодьевичем в спектакле «Горе от ума». От Соломина исходила невероятная доброжелательность и уважение ко мне, молодому артисту, хотя и строгость присутствовала. Юрий Мефодьевич не сделал мне ни одного замечания, не было у него ни малейшего раздражения от того, что актер не туда пошел. Он присматривался ко мне, спокойно, серьезно, очень доброжелательно — с улыбкой, я чувствовал желание помочь и веру в меня. Чацкий в «Горе от ума» был моей первой большой ролью, и многие артисты подходили и давали мне советы. Но только не Соломин: он, как прекрасный педагог и режиссер, понимал, как нужно подвести к роли. Не могу припомнить, чтобы он как-то давил на меня. Это было чистое партнерство.
Когда он приходил на спектакль, то не был художественным руководителем: он вел себя как артист. Приходил Фамусов, и здесь, с нами на сцене, он был Фамусовым. Он глубоко погружался в роль. Конечно, он оставался художественным руководителем, но в другом месте — в кабинете или в коридоре, но не на сцене. В итоге спектакль «Горе от ума» с Юрием Мефодьевичем мы играли вместе 18 лет.
Соломин часто вспоминал своего учителя — Веру Пашенную, говорил о том, как она направила его в профессии. Конечно, он рассказывал нам и про Акиру Куросаву. Юрий Мефодьевич снялся в его потрясающем фильме «Дерсу Узала» — это был очень интересный и яркий период его биографии. Он еще долго дружил с Куросавой, и Малый театр часто ездил на гастроли в Японию. Соломин много вспоминал и про ушедших артистов, легендарную плеяду Малого театра. Юрий Мефодьевич был очень хорошим собеседником: любил поговорить, умел слушать, обладал прекрасным чувством юмора…
Вспоминая роли Юрия Мефодьевича в кино, могу сказать, что его любимой ролью и для меня, и, думаю, для всех зрителей нашей страны был «Адъютант его превосходительства» — это ювелирная работа артиста, филигранная. Сейчас, спустя многие годы, забавной кажется ситуация, что Соломина далеко не сразу утвердили на главную роль. Художественный совет был против. Режиссеру Ташкову говорили, что лицо Соломина не вписывается в образ героя-коммуниста. К счастью, его отстояли, и именно этот фильм принес Юрию Мефодьевичу невероятную популярность и любовь всего Советского Союза.
Говоря про Юрия Соломина, нельзя пройти мимо темы его любви к своим собакам: он их обожал. Приезжал на дачу и там проводил с ними все время. Он даже артистов сравнивал с собаками. «Вот посмотрите — собака никогда не играет, она живет…» И так добивался правды от актера… «Я не представляю свою жизнь без театра и без моих любимых домашних питомцев. Мой дом всегда населяет ватага приблудных кошек и собак. Они дают мне и утешение, и покой, и разговариваю я с ними, как с людьми. Иногда мне даже кажется, что они понимают больше нас… И, более того, я учусь у них мастерству! И студентам своим, и молодым артистам я советую самым внимательным образом наблюдать за повадками кошек и собак — это очень помогает в нашем ремесле», — так говорил сам Юрий Соломин.
Он играл сердцем — не от головы, а именно сердцем, проживал ситуацию через себя. Если его персонаж любил, то он любил как Соломин, если у его героя поднималось давление, то и у Соломина тоже. В этом плане Юрий Мефодьевич — настоящий русский артист, и того же он добивался от актеров своей труппы. Он очень не любил формальность, никогда не играл спектакль одинаково: шел от ситуации, от обстоятельств, был стремительнее всех. Как Фамусов, держал руку на пульсе всего, что происходит. Малый театр для Соломина был не просто домом, а всей его жизнью. Всем сердцем болел за артистов. Многим оказывал финансовую поддержку, помогал снимать квартиры. Да ведь и у него самого жизнь поначалу не идеальной была, Соломин рассказывал, в каких тяжелых условиях они жили с супругой Ольгой Николаевной, когда были совсем молодыми. Как долго он ждал роли, сколько в массовках играл… Через все это он сам лично прошел, поэтому старался много помогать.
Малый театр — один из немногих, где остались традиции, передающиеся из поколения в поколение, многовековая сценическая культура, идущая от Щепкина. Здесь необыкновенная аура, в ней ощущается намоленность места и дух великих артистов, которые работали на этой сцене на протяжении двух веков. Я благодарен Юрию Мефодьевичу за многое, а самое главное, за то, что он когда-то оценил меня и дал мне шанс».
«Ничто не могло заставить Соломина заниматься кумовством»
«С Юрием Мефодьевичем мы познакомились в 2019 году, во время интервью, — рассказывает главный редактор «7Д» Анжелика Пахомова. — К этой встрече я долго готовилась: много ходила в Малый театр, в течение года просмотрела практически половину репертуара. Я всегда интересуюсь человеком, к которому иду: узнала, что Соломин очень любит мед, и привезла бочонок от своих родственников с Алтая, прямо с пасеки. Захожу в кабинет художественного руководителя — сразу строгий оценивающий взгляд, считывающий, сканирующий все… Я вручила мед, Юрий Мефодьевич очень обрадовался, сказал, что ему из Забайкалья (Соломин родился в Чите. — Прим. ред.) прислали целое ведро меда. На что я ответила: «Наш, алтайский мед вас не разочарует». Дальше пошли проверки. Говорю: «Я могу задавать вопросы?» И слышу в ответ: «Сначала я вас спрошу. Какие спектакли Малого театра вы смотрели?» Вот такое начало. Перечисляю увиденные, и где-то на восьмом названии Соломин говорит: «Спасибо, достаточно». Выбирает из спектаклей не самый новый и спрашивает: «А можете сказать мне, как художественному руководителю, что в этой постановке показалось вам сильной стороной, а что слабой?» И только после этого разговора началось интервью. Для Юрия Мефодьевича было безмерно важно внимание к Малому, он воспринимал людей через внимание к своему театру.
С Юрием Соломиным меня роднят еще и сибирские корни. Он не уставал вспоминать свой сложный приезд с папой в Москву, поступление в театральное училище, часто говорил о том, как Вера Пашенная ему помогла в непростой момент, когда Соломин уже был готов вернуться в Читу. Это действительно так: в Москве у него не было знакомых. И, безусловно, настоящая сибирская закваска, твердость духа и сила характера помогли ему удержаться. Юрий Мефодьевич сохранял связь с родным Забайкальем: к нему часто приезжали земляки, он их радушно принимал и сам в родные места ездил, когда мог. И я даже не уверена, что он считал себя москвичом… Мне кажется, сердцем оставался там.
У Юрия Мефодьевича было особое человеческое обаяние. При этом он не кокетничал, подавал себя мягко, очень интеллигентно. У него была врожденная харизма, данная природой, когда ничего не нужно предпринимать для того, чтобы нравиться.
Хочу рассказать про один случай, без имен. Я была знакома с одним актером, он приглашал меня на спектакли, мы довольно часто общались. В одной из постановок этот артист — по мнению Юрия Мефодьевича — не справился с ролью, и Соломин его снял. Несмотря на то, что актер был учеником, они дружили. Ничто не могло заставить Юрия Мефодьевича заниматься кумовством. Вот это меня потрясло. Мы все «связаны» друзьями, учениками, общими знакомыми, часто опускаются руки — ну пусть уже будет так, соглашусь, лишь бы не портить отношения. У Соломина подобного случиться не могло.
И еще расскажу одну историю. Народная артистка СССР, актриса Малого театра Элина Быстрицкая, как многим, думаю, известно, обладала непростым характером. И однажды она решила уйти в академический отпуск. Соломин ее отпустил. Но проблема заключалась в том, что Элина Авраамовна это сделала за месяц до громкой премьеры «Пиковой дамы», уже даже костюмы на нее были сшиты. Замену она себе нашла в виде Веры Кузьминичны Васильевой. И так получилось, что в театр Быстрицкая больше не вернулась. Видимо, она ждала настойчивого приглашения о возвращении со стороны Соломина. Но, думаю, Юрий Мефодьевич не прощал таких вещей никому, каким бы заслуженным ни был актер.
В Малом театре всегда был порядок и повышенное внимание к зрителю. Администраторы и капельдинеры работали четко, лично подходили к людям, заботились, спрашивая «Чем вам помочь?». Спектакли всегда начинались вовремя, а в перерывах — прекрасный буфет. Это все те элементарные пункты порядка, которого во многих театрах нет до сих пор. И у Юрия Соломина до всего доходили руки…
У меня еще был интересный случай, связанный с Малым. Все мы привыкли к тому, что после спектакля приходится очень долго стоять в очереди в гардеробе. Начинается давка в фойе, это всегда занимает минут 25… И вот однажды после просмотренного спектакля в филиале Малого на Ордынке я заболталась по телефону. Выхожу через 15 минут, и что вы думаете — ни одного человека и двери закрыты на замок! За четверть часа тысячный зал одели и выпустили. Это тоже показатель четкости работы и порядка.
Абсолютно точно знаю, что при Соломине в театре существовала особая культура общения и атмосфера доброй академичности, какой-то неспешности. Присутствие какой-то милой старины, которой уже не будет, наверное, больше нигде. Соломин стоял на страже всего этого. Сколько мог».
