«Папа попросил Аллу Сурикову: «Пусть Миша сыграет мальчика-ковбоя». Речь идет об эпизоде, где Андрей Миронов в компании детей поет: «Синема, синема, синема…» Алла Ильинична внимательно на меня посмотрела и сказала отцу: «Нет, Семен, таких толстых мальчиков-ковбоев не бывает!» — рассказывает потомственный актер Михаил Полицеймако.
— Михаил, на канале ТВ-3 14 августа стартует сериал «СуперИвановы». Раскройте секрет — о чем он?
— О семье Ивановых, естественно! В ней все женщины — мать, дочь и бабушка — обладают невероятными, мистическими способностями: бабушка умеет готовить магическое зелье, мама читает мысли людей и так далее. И благодаря этому дару дамы каждую серию расследуют какую-то мистическую историю. В остальном это обычная семья, в которой родители очень любят своего ребенка, супруга строит ленивого мужа, учителя физики (этого героя играю я), а он частенько подкалывает тещу. Такое переплетение бытовых, комедийных сцен, мистики и детективного сюжета — необычный эксперимент для нашего кино, где обычно все разложено по полочкам: тут смешно, тут страшно. А в «СуперИвановых» получился непривычный жанр. Поэтому в этом проекте так долго и тщательно шли пробы, утверждали не только артистов, но и режиссера.
— С Екатериной Волковой, которая сыграла вашу жену Дарину, вы же раньше уже работали...
— Никогда не забуду, как мне позвонил один из продюсеров «СуперИвановых»: «Тебя утвердили». Я безумно обрадовался, потому что идея сериала мне очень понравилась. А он продолжает: «Можешь подъехать завтра к нам в офис? Мы не можем выбрать тебе жену». Приехал, а там пять артисток, причем разных типажей. Обычно кастинг на какую-то роль проводят среди актрис определенного амплуа. А тут одна на другую совсем не похожа! С каждой надо было сыграть одну и ту же сцену. Думал, что это будет нудно и утомительно, а вышло интересно. Именно потому, что все мои потенциальные жены так отличались друг от друга.
С Катей Волковой мы действительно знакомы очень давно, вместе выходим на сцену в спектакле «Вредные привычки». И, наверное, это обстоятельство сыграло важную роль. На площадке мало быть профессионалами. Важно, чтобы между партнерами возникло понимание, проскочила та самая искра. Хотя мы с Катей работали вместе, до этих съемок я не представлял, насколько она некапризная актриса. Иногда складывается ощущение, что она робот — в хорошем смысле. (Смеется.) Другие актрисы в тех условиях, в которых мы работали — зимой холодно, летом душно, — обязательно устроили бы истерику. А Катя все героически переносила. Утром встречаемся на съемочной площадке: «Привет!» — «Привет!» — «Сколько ты сегодня спала?» — «Три часа. Да ничего, в обед посплю». Это большая редкость, когда известная артистка так себя ведет. Уж я за свою жизнь повидал многое: и капризных артисток, и пьяных партнеров...
— Вашу кинотещу играет Ольга Науменко, популярность к которой пришла почти 40 лет назад — после того, как она сыграла Галю в фильме «Ирония судьбы, или С легким паром!».
— Ольга Николаевна — изумруд и советского, и российского кино. У нас с ней сложились чудесные отношения, мы частенько подкалывали друг друга, постоянно смеялись. Она очень многогранная актриса. Сейчас в Театре Гоголя вышел спектакль «Гроза. Искушение», где она играет Кабаниху, — представляете! Очень хочу посмотреть. И еще в сериале у меня есть прекрасная кинодочка, роль которой исполняет Маша Абрамова.
— Где шли съемки?
— Это отдельная история… Артисты — существа ленивые. Всем хочется, чтобы работа была полегче, а самый приятный момент — день зарплаты. Нет, есть фанатики, которые хотят жить и умереть на сцене. Но я так жить и умереть не хочу. Так вот, когда узнал, что съемки будут в Подмосковье, в Ильинском, сразу начал нудить, что это слишком далеко... От моего дома 37 километров по жутким пробкам в Люберцах — товарищи ответственные, с этими пробками надо что-то делать! — я преодолевал за полтора часа. Ольга Николаевна на дорогу тратила столько же, мы с ней соседи. А вот у Кати Волковой дом на другом краю Московской области. И однажды она установила рекорд: ехала до работы 4 часа...
Конечно, время в дороге я не теряю. За мной же присылают машину, и, пока еду, досыпаю, даю интервью, решаю бытовые вопросы. И все равно первое время думал: нельзя было построить павильон в студии? Но, оказалось, деревянный дом, в котором мы снимали, реально мистический и очень подходит к нашей истории. Мрачноватый, таинственный, с особой колдовской энергией. Если туда добавить антуража, вполне можно открывать музей ужасов. Там все скрипит: полы, лестницы, перила. В какой-то момент становится душно, тебе не хватает воздуха. А то вдруг пот пробивает. В общем, дом ужасающе живой, и это видно на экране.
— Работе такая необычная обстановка не мешала?
— Нет, атмосфера на съемках была потрясающая, очень творческая. Кстати, режиссер сериала Юрий Николаевич Осипов в свое время играл с моими родителями в Театре на Таганке, я же вырос там за кулисами. Когда встретились на пробах, я вспомнил, что в спектакле Любимова «Живой» один артист играл милиционера: почему-то четко в памяти отложилось, как он надевал сапог. Так вот, это был Юрий Николаевич! А сейчас Осипов — режиссер, снял очень много проектов.
— Ваших родителей — замечательных артистов Семена Фараду и Марию Полицеймако — знают все. Но ваша актерская династия ведь гораздо больше!
— Мой дедушка со стороны мамы Виталий Павлович Полицеймако — народный артист Советского Союза, работал в Большом драматическом театре в Ленинграде. Но я его не застал: он ушел в 1967 году, а я родился в 1976-м. Дедушка всю жизнь прослужил в театрах: сначала в Ленинградском ТЮЗе, а потом его пригласили в БДТ, где он работал с Товстоноговым. А вот бабушку Евгению Михайловну хорошо помню. Она была артисткой Ленконцерта, первой партнершей Александра Менакера, отца Андрея Миронова. У мамы сохранились фото, где бабушка во время войны выступает в составе фронтовой бригады. Она была типичной представительницей ленинградской интеллигенции: любила раскладывать пасьянс, ложилась спать в два часа ночи. Когда мы ее забрали в Москву — а мы обеих бабушек забрали, — она все равно продолжала считать себя ленинградкой.
— На кого из членов вашей актерской семьи вы похожи?
— Наверное, фигурой пошел в деда. Но актеры, которые играли с моим папой, мне часто говорят: «Ой, ты сейчас точно как твой папа сказал». А когда я поступал в театральный институт, судя по фото той поры, был очень похож на маму. Во мне много всего намешано...
— Вы упомянули, что выросли за кулисами. Получается, со многими замечательными актерами вы познакомились еще в детстве, в Театре на Таганке...
— Очень хорошо помню Леонида Филатова, он всегда был на позитиве, много шутил, с моим папой постоянно кого-то подкалывал. У меня были прекрасные отношения с Валерием Сергеевичем Золотухиным. А вот Алла Демидова ко мне маленькому относилась холодновато.
— А сейчас в этот театр заходите?
— Нет... Я очень рад, что театр возглавляет Ира Апексимова, что он прекрасно выглядит. Но когда твой дом детства разрушен, а на его месте построили небоскреб, пусть самый красивый, ты туда не пойдешь. Я много читаю про Театр на Таганке, про их новые спектакли. Например, знаю, что там на сцене играет Ларочка Долина. Все это очень интересно и ново. Но в свое время я посмотрел «Добрый человек из Сезуана» раз семьдесят, а «Мастера и Маргариту» — раз восемьдесят. Те старые спектакли и есть мой Театр на Таганке.
«Мастера…» вообще считаю одной из лучших постановок по Булгакову. Потрясающие Шаповалов, который играл Понтия Пилата, Смехов — Воланда, Шацкая — Маргариту. Я еще даже застал Дыховичного в роли Коровьева. Папа играл там несколько ролей: управдома Босого, буфетчика Сокова, конферансье Бенгальского. Занят он был в первом и втором актах (в первой редакции Любимов сделал три действия). Отыграет — и сразу собирается домой. Я говорил: «Папа, я хочу досмотреть». А он: «Нет, домой». Только через несколько лет я наконец досмотрел эту постановку.
Конечно, видел и мамины спектакли — «Три сестры», «Вишневый сад», эфросовскую постановку «На дне» — в ней монолог Сатина в исполнении Бортника был высшим актерским пилотажем. Тогда я был маленьким, далеко не все понимал, но настоящее уже чувствовал. В гениальном «Мизантропе», который тоже поставил Эфрос, много чего не разобрал, но рыдал. Мне тогда было 10 лет...
— А с Любимовым общались?
— Конечно. Он сначала меня воспринимал как ребенка: «Мишка, привет!» А по окончании института я вместе с Ваней Волковым показывал ему отрывок из «Подростка», он тогда как раз ставил это произведение. На показе Любимов постоянно комментировал мое исполнение, все время подсмеивался надо мной. Любимов — это великая глыба. Он мог и поорать на актера, и похвалить. Но главное, что в его спектаклях были моменты, которые потрясали. Например, когда Смехов читал роман Мастера, а потом кидал бумаги со словами: «Рукописи не горят». И в этот момент звучала музыка из «Ромео и Джульетты» Чайковского. А в спектакле «А зори здесь тихие» Шаповалов играл старшину Васькова так, что даже иностранцы плакали, хотя повесть Васильева очень русская, она про нашу боль, про нашу войну...
— А как ваш отец чувствовал себя в труппе Любимова?
— Папа умел филигранно исчезать на съемки. В отличие от мамы, которая была предана театру, постоянно репетировала и по многу часов обсуждала роли по телефону, у него все-таки на первом месте было кино, а также концерты, эстрада. Так что отец очень много работал на стороне. А в театре же нужно прийти к начальству, объяснить причину отлучки, написать бумагу, чтобы отпустили. В РАМТе на эту тему есть такая байка. Под Новый год к завтруппой пришел артист отпроситься на новогоднюю халтуру в другие города. Завтруппой отказывает: «Ты что, обалдел?! У нас самих елки, спектакли». — «Ну пожалуйста». — «Не могу, и не проси». Отвернулся начальник на секунду, поворачивается, а у него на столе лежат два больших балыка из красной рыбы.
Мой папа умел отпроситься и без таких презентов — очень тонко. Например, Любимов репетировал спектакль «Шарашка», в котором сам играл роль Сталина. Когда началась работа, Юрий Петрович сказал отцу: «Семен, ты будешь играть Сталина в очередь со мной». Папе совсем не хотелось репетировать и играть. И на репетициях он не раз говорил Любимову: «У вас так потрясающе роль получается! Давайте вы сыграете премьеру, а я потом подключусь». И в результате Сталина папа так ни разу и не сыграл — к своему большому удовольствию.
— Наверное, вы рано вышли на сцену в детских ролях?
— Не сказал бы. В детстве я участвовал в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир» — играл в массовке в Театре на Таганке. А после — уже только когда учился в ГИТИСе. А вот в кино я с восьми лет: снялся в фильме «Что такое «Ералаш»?». Конечно, благодаря тому, что там играл папа. Потом я с ним работал в картинах «Детство Темы» и «Болотная street, или Средство против секса». В последнем папа играл фальшивомонетчика, а я — его сына. Съемки шли в Ялте.
Крым для меня вообще особенное место, все мое летнее детство прошло в Коктебеле. У меня была жуткая аллергия, врачи посоветовали родителям повезти ребенка в Крым. Помню, приехали мы в Алушту, а там — жарища, просто как на сковородке. Папа сказал: «Давайте поищем другое место на побережье». Мы перебрались в Планерское (ныне — Коктебель. — Прим. ред.), и там нам очень понравилось. Пришли на автостанцию, чтобы снять комнату. Вдруг к папе подходит человек: «О, Семен, здрасти!» — «Привет». — «Я — Толя». — «Комнату сдаешь?» — «Сдаю...» И представляете, мы крепко подружились с ним и его семьей. Сначала я ездил в Коктебель с родителями, а потом меня запузыривали туда на целое лето одного. В Коктебеле я не бездельничал. Вставал в 5 утра и шел за молоком, потом гулял с хозяйской овчаркой, собирал в курятнике яйца. Затем был завтрак, и дядя Толя с тетей Наташей уходили на работу на турбазу «Якорь» напротив их дома. А я с их сыновьями Сашей и Женей поливал помидоры, собирал алычу, обрезал розы. И только после этого можно было идти на море. Благодаря Саше и Жене я подружился с другими ребятами из Коктебеля, меня воспринимали как местного. А еще там неподалеку был дом Любы Полищук и Сергея Цыгаля. Так я познакомился с сыном Любы Лехой Макаровым, с которым сейчас играем спектакль «Доктор знает все» (там еще занят Вова Фекленко).
В общем, мое детство — это Коктебель, пансионат Литфонда с домом-музеем Волошина. А в Тихой бухте папа снимался в картине «Человек с бульвара Капуцинов»: все ковбойские пейзажи на самом деле крымские. Помню, папа попросил Сурикову: «Пусть Миша сыграет мальчика-ковбоя». Речь идет об эпизоде, где Андрей Миронов в компании детей поет: «Синема, синема, синема…» Алла Ильинична внимательно на меня посмотрела и сказала отцу: «Нет, Семен, таких толстых мальчиков-ковбоев не бывает!»
— Вам легко было поступить в театральный?
— Вы хотите сказать, что у меня был блат? У нас в семье блата, а заодно и звездной болезни не было. Я помню, как бабушка Ида — мама моего папы — смотрела спектакли с его участием. И потом говорила ему, известнейшему артисту: «Семочка, ты не выходи на аплодисменты по центру сцены, это неприлично! Пусть все другие актеры там покланяются, а ты лучше в сторонке».
В нашей профессии все зависит от призвания, меры таланта. Когда играю в Театре Российской армии в спектакле «Леди на день» (его поставил Дмитрий Хананович Астрахан), выхожу на огромную сцену и передо мной сидит полторы тысячи зрителей. Я должен взять этот зал. Никакие заслуги предков тут не помогут. Стараюсь честно относиться к своей работе — и в кино, и в театре. Мне странно, когда о себе в кино заявляют люди, не имеющие актерского образования. Сейчас, по счастью, этого становится меньше...
Я стараюсь быть как папа: скромным в жизни и нескромным на сцене или на экране. За мои антрепризные спектакли мне не стыдно, я ими горжусь. Это серьезная работа. Иногда спрашивают: «А почему вы не работаете в репертуарном театре?» Но сейчас антреприза и репертуарный театр находятся примерно на одном уровне. И там и там играют профессиональные люди. А зрители в репертуарный театр сейчас тоже идут на артиста, а не на режиссера...
— Так все-таки как вы поступали?
— В Щукинском Марина Александровна Пантелеева сразу пропустила меня на второй тур (я поступал вместе с Машей Порошиной, Максимом Авериным, Ильей Бледным, Федей Баландиным). После такого успеха я решил: «Ну, я везде пройду». Но у Петра Наумовича Фоменко в ГИТИСе дошел до конкурса, а потом слетел. Со многими ребятами с этого курса я дружу, работал с Ингой Оболдиной, Мишей Крыловым, Пашей Сборщиковым — мы с ним 20 лет вместе играли в двух спектаклях. А в Щепкинское я пошел просто приколоться. И даже на первый тур не попал: «Вы не наш формат».
В итоге решил идти в ГИТИС, в мастерскую Алексея Владимировича Бородина — очень уж мне понравился будущий мастер. Моими однокурсниками оказались прекрасные Костя Карасик (он работает в «Сатире»), Ирина Низина (она до сих пор служит в РАМТе у Бородина), Ваня Волков, Миша Горский, Коля Рощин, который сейчас режиссер в Александринском театре. Кстати, для мамы мой выбор вуза стал шоком, она же сама окончила Щукинское. А папа сказал: «Самое главное, что ты поступил». Сейчас мой сын, как принято говорить, «гештальт закрыл»: в этом году он окончил Щукинское училище, все вернулось на круги своя…
— Трудно было учиться в ГИТИСе?
— Непросто, мы же проводили в институте по 12 часов. Иногда даже по ночам репетировали. А параллельно я подрабатывал, точнее, очень даже хорошо зарабатывал. Стипендия была 200 рублей, а зарплата — 1000 долларов! Я работал аниматором, очень много озвучивал. Например, в рекламе сказал несколько фраз за собачку Чаппи — получил 100 долларов. И сейчас иногда в этой области «разминаюсь». Например, в проекте Московского зоопарка с огромным удовольствием озвучиваю сурикатов, обезьян, крокодилов, хорьков...
— После получения диплома проблем с работой не было?
— Тогда, в 1997 году, фильмов снималось мало. А с театром сразу сложилось: еще в годы учебы я играл в РАМТе, причем много. У меня было до 25 спектаклей в месяц, а получал я гроши — 12 тысяч. Занимался любимым делом, но видел, что перспектив в театре особых нет. Тут еще тяжело заболел папа, понадобились огромные деньги на уход за ним. Это сейчас московское правительство хорошо помогает в таких ситуациях, а тогда ничего подобного не существовало...
Уйти из репертуарного театра в то время было страшно. А теперь, хотя в разные труппы порой зовут, не пойду. Я хочу быть свободным в творчестве, не люблю, когда на меня давят. И делаю то, что мне нравится.
— В кино у вас карьера тоже сложилась. Среди режиссеров, с которыми вы работали, такие мэтры, как Эльдар Рязанов, — вы у него снялись в «Старых клячах».
— Я принес свое фото ассистентке Рязанова Татьяне Прониной, которая с ним не один фильм сделала. И вскоре она перезвонила: «Можешь приехать завтра? Там всего одна сцена, роль строителя-турка». — «Конечно, могу». На площадке меня увидела Света Крючкова, которая дружила с моей мамой: «Ой, Мишка, как ты вырос!»
— Каким в работе был Рязанов?
— На телеэкране Эльдара Александровича мы видели таким добрым медвежонком. Помните, как в «Гараже» он спал на бегемоте? Так вот, в работе Рязанов был совсем другим — жестким и требовательным. У такого не пикнешь. Например, он ждет, когда поставят декорации. Спрашивает: «Готовы?» — «Еще нет». И он так резко: «Почему так долго?» Еще помню, отсняли сцену, и все подошли к Рязанову, чтобы посмотреть в мониторы — как получилось. Народ сгрудился вокруг режиссера. Вдруг Эльдар Александрович поворачивается и видит, что в толпе стоит Гурченко. Никто не догадался принести ей стул, так увлеклись просмотром отснятого. Его лицо за секунду стало фиолетовым, он как рявкнет: «Вы что?!» Вся группа аж задрожала. Людмила Марковна говорит: «Ой, не нужен мне стул, я постою». А Рязанов рычит как тигр: «Нет!» На съемочной площадке он был генералом! Снимал такие теплые, милые фильмы, а группу держал в ежовых рукавицах...
— Вы сыграли более чем в ста фильмах, у вас немало ролей в театре, а еще вы телеведущий.
— На телевидение я пришел почти 20 лет назад и вел самые разные программы. Благодаря участию в медицинском шоу, которое веду в общей сложности почти 10 лет, меня теперь постоянно спрашивают, что и как надо лечить. Но я не имею права ничего советовать, хотя — могу вам в этом признаться — часто уже вижу диагноз. И это меня немножко пугает. Потому что, когда человек говорит: «У меня давление», я должен промолчать. А я говорю: «Давление не болезнь, это симптом. Надо понять, что у вас не в порядке...» И начинаю человека грузить про почки и сосуды. Но кому-то я реально помог. В экстремальных ситуациях, когда человеку стало плохо, врача рядом нет, а окружающие предлагают дикие «народные советы», я говорю: «Стоп! Ждем врачей!» А еще у меня есть близкие друзья, у которых долго не было детей. Я их отправил к правильному доктору, и их дочке уже 12 лет...
Актер — это всегда освоение чего-то нового. В свое время в музыкальной школе я учился на фортепиано и гитаре. А в институте одна из моих педагогов Ольга Дмитриевна Якушкина, когда мы готовили очередной спектакль, сказала: «Хорошо бы, чтобы в этой сцене кто-нибудь играл на гармошке». Я выучил одну мелодию и бойко ее исполнял. Прошли годы. И в спектакле «Ищу мужа», который я играю с Машей Порошиной и с Даней Спиваковским, понадобилось, чтобы мой герой играл на аккордеоне. И я немножко освоил аккордеон.
А перед тем, как выступать в телешоу про бокс, я год занимался этим видом спорта. Детство у меня было нежное: в школе мы не дрались, а так, пихались. А тут я год провел со сборной России! Любой опыт идет в актерскую копилку. Например, в фильме Миши Шевчука «МаскЕрад» я неплохо фехтую. А все потому, что четверть века назад в Молодежном театре Миша выпустил спектакль «Ромео и Джульетта», в котором все действие развивалось через драки. Я там играл Бенволио и, как все, очень много занимался фехтованием. И вот сейчас все это пригодилось. Мне только дай в кино посражаться на мечах или подраться!
И акценты всевозможные для разных фильмов я осваивал. Играл и азербайджанца, и турка, и грека, и еврея, и грузина. И даже англичанина — у Олега Ряскова в сериале «Записки экспедитора Тайной канцелярии». Там еще на съемках сидел консультант, который постоянно придирался к моему произношению. В конце концов я не выдержал: «Может, вы меня озвучите?» А он: «Нет, режиссер хочет, чтобы вы сами говорили». Но ведь с самого начала ясно было: кто-кто, а специалист услышит, что говорит не англичанин. А на съемках в Америке, наоборот, попросили, чтобы я говорил на ломаном русском...
— А что все-таки самое важное в профессии актера?
— Научиться терпеть. В фильме «Приключения солдата Ивана Чонкина» я играл лейтенанта Филипидзе. На улице 10 градусов, а мы одеты в военную форму, и нас несколько часов подряд с небольшими перерывами поливают из пожарного шланга холодной водой — по сценарию ливень идет. В другом фильме я играл царевича. На мне были шикарные, гламурные расписные сапожки на тонкой подошве, а съемка на улице, и там минус 25. У меня к концу смены ноги просто отнялись. Не мог дойти до гримвагона, где тепло. Меня туда донесли, стали растирать ступни спиртом, а я их не чувствую. Еще в одной ленте, снимая сцену аварии, меня решили подвесить на тросах на фоне зеленого экрана — хромакея. Снимали, как моего героя сбивает машина и он эффектно летит вверх. Зеленый фон потом менялся на изображение движущейся машины. Так вот, ассистенты меня повесили на стропы и... ушли обедать. Я висел 40 минут, пока не начал орать.
— Михаил, у вас четверо детей. И один из них уже продолжил актерскую династию Полицеймако...
— Да, Никита, как я уже сказал, окончил Щукинское училище, и его взяли в Театр сатиры. Старшая дочь Эмилия сейчас окончила девять классов и уже поступила в театральную школу № 123 — рядом с Театром Маяковского. Кстати, когда я повез ее на прослушивание, с нами поздоровался мальчик, который там уже год учится. Он спросил у меня: «Вы на прослушивание?» — «Да, дочь привез». — «А вы актер?» — «Да». — «Мой папа тоже актер». — «А как его фамилия?» — «Вы его не знаете». — «Ну, все-таки?» — «Мохов». — «Так я у твоего папы снимался! Он был режиссером в сериале «Тайный город». Да, мир тесен...
Средней дочке Соне 12 лет. У нее твердый характер, она — настоящий генерал, всем рулит. Но при этом тоже очень артистичная. А Маша совсем маленькая, ей три года... Не знаю, кем станут мои дочки. Самое главное, чтобы человек нашел свое дело. Я — счастливый, потому что всю жизнь занимаюсь любимым делом!
Смотрите сериал «СуперИвановы» на канале ТВ-3 с 14 августа
