Марина Ладынина: Почему Немирович-Данченко считал, что кино ее испортило

«После развода с первым мужем Иваном Любезновым у Марины Алексеевны случился роман с одним итальянцем, оказавшимся в командировке в СССР. Влюблен он был безумно, был готов жениться. Но Ладынину вызвали на Лубянку и прямо сказали, что позволят ей беспрепятственно покинуть страну с возлюбленным при одном условии — ей придется стать агентом», — рассказывал друг актрисы Николай Ларин.

После развода и размена с мужем Иваном Пырьевым Марина Алексеевна Лады­нина поселилась в двухкомнатной квартире сталинской высотки. Когда я впервые ее там навестил, поразился, что вся обеденная посуда и столовые приборы были на кухне в единственном экземпляре: одна чашка, одна ложка, одна вилка. На мое удивление она ответила: «Ну а что мне, и посуду надо было из старой квартиры тащить с собой, что ли? Взяла самое ценное — мебель из красного дерева и рояль». Я говорю: «Так не пойдет, нужно обживаться!» И мы с ней начали ходить по магазинам. Первое, что купили, — чайный сервиз, потом — столовый, затем — ножи и вилки. Ладынина часто просила меня сделать какую-нибудь мужскую работу по дому, а больше и некого было. На кухне я прибил полки, мы развесили ее фотографии. Сходили выбрали и купили кухонный стол. Вскоре уже и гостей можно было принимать — все необходимое для этого появилось. Накрывать стол на праздники Ладыниной тоже всегда помогал я — ей нравилось, как я ровно режу хлеб, сыр, колбасу, как все сервирую. Даже своих компаньонок она к украшению стола не допускала, всегда говорила: «Коля, наше с тобой место — на кухне. Я знаю, ты сделаешь все красиво». Премудростям этикета я научился в доме у другой своей любимой актрисы — Тамары Федоровны Макаровой.

Макарова или Ладынина?

С Мариной Алексеевной я познакомился, когда мне не было и двадцати, в 1950 году. В то время были популярны сборные концерты артистов кино. В одном концерте могли участвовать Лидия Смирнова, Ольга Жизнева, Нина Алисова, Сергей Столяров с женой — актрисой Ольгой Константиновой, Марк Бернес, Владимир Дружников, Николай Крючков, Петр Олейников. И вот на один такой концерт в летний театр парка «Сокольники» мы и пришли с подругой Людмилой, которая обожала Ладынину. А в тот день на правах народной артистки СССР и любимицы публики концерт закрывала именно Марина Ладынина. Она рассказывала о том, как стала актрисой, как начала сниматься, читала стихи и, конечно, исполняла песни из популярных кинофильмов Ивана Пырьева. Надо отметить, что голос у Марины Алексеевны был очень хорошим, в кино за своих героинь она всегда пела сама. Ладынина имела грандиозный успех у публики, цветов было море, ее приветствовали стоя. После концерта нам даже не удалось пробиться через толпу, чтобы взять автограф. Мы решили попытать счастья на следующий день — пришли за час до начала концерта. В парк Ладынину привезла шикарная машина, кажется «ЗИМ». Для автографа я протянул маленький альбомчик с ее открытками и вырезками из газет. Марина Алексеевна заинтересовалась и сказала: «Ребята, к сожалению, у меня сейчас совершенно нет времени, но запишите мой телефон, позвоните, и, когда я буду посвободнее, обязательно увидимся». У нас глаза загорелись от такой перспективы. Из-за занятости она несколько раз переносила встречу, но звала нас на свои концерты в Москве и всякий раз оставляла приглашения. Долгожданный день все-таки настал, и вот мы в гостях у актрисы на Можайском шоссе в доме номер 11 — это был знаменитый дом кинематографистов, где жили многие ведущие артисты того времени.

Встретила Ладынина нас очень приветливо, провела в кабинет мужа Ивана Пырьева, которого дома не было. На стенах висели потрясающие фотопортреты Ладыниной — и в жизни, и в ролях, от красоты которых дух захватывало. Она нас подробно расспросила о нашей жизни: откуда мы родом, чем занимаемся, чем интересуемся. Люда тогда была студенткой, а я уже работал на заводе. После чего Марина Алексеевна подписала нам фотографии и пригласила в столовую, где угостила чаем с пирожными. Прощаясь, она сказала: «Не пропадайте». Это было очень лестно, но я некоторое время не появлялся. И вот почему: в том же доме жила Тамара Федоровна Макарова — моя любимая актриса, с которой я уже был знаком и дружен. Как раз в тот период я помогал ей и ее супругу Сергею Герасимову разбирать их огромный фотоархив, поэтому в доме бывал довольно часто. И вот однажды прихожу, а Тамара Федоровна спрашивает: «Коля, я на днях видела в окно, как ты входил в наш дом. А у кого это ты был?» Я жутко покраснел и стал оправдываться, что просто составил компанию подруге, которая очень хотела познакомиться с Ладыниной, но одна идти стеснялась… В общем, я решил не рисковать дружбой с Тамарой Федоровной и в гости к Марине Алексеевне некоторое время не стремился. Но в 1953 году, когда Ладынина с Пырьевым переехали на Котельническую набережную, я снова стал открыто ходить к ней домой.

«Одиннадцать лауреатов спят в одной постели»

В этой новостройке выделили квартиры многим деятелям искусства первой величины: Раневской, Лучко, Улановой, Бугримовой. Еще один сосед по высотке — знаменитый композитор и острослов Никита Богословский — шутил: «В нашем доме одиннадцать лауреатов спят в одной постели!» О ком речь? У Ладыниной и Пырьева на двоих было одиннадцать Сталинских премий (у нее — пять, у него — шесть)! Квартиру знаменитостям выделили соответствующую — шикарную, пятикомнатную. Но, видимо, счастье вместе с ними в эту квартиру не переехало, вскоре казавшийся образцовым брак Пырьева и Ладыниной разошелся по швам. Квартиру пришлось разменять: Марине досталась двухкомнатная в том же доме.

Жизнь актрисы кардинально изменилась. Сын остался с отцом. Какое-то время с ней жила старенькая мать, но и она вскоре умерла, и Ладынина осталась практически одна. В браке с Пырьевым ей не приходилось задумываться о быте, хозяйственные вопросы решались автоматически — для этого были помощники. Далекая от быта Марина Алексеевна нуждалась в помощи друзей, и я стал ее регулярно навещать. Новая квартира ей не нравилась, Ладынина все время жаловалась, что ей не хватает солнца и это негативно сказывается на настроении. Но я понимал: дело, скорее всего, не в солнце, а в том, что актриса в одночасье лишилась и семьи, и работы в кино. (Иван Пырьев был директором «Мосфильма», и режиссеры после их развода просто не решались приглашать в свои картины Ладынину. — Прим. ред.)

Сын своим вниманием маму не баловал. Уже после смерти Ивана Александровича я однажды встретил его у Марины Алексеевны. Когда она открыла мне дверь, негромко сказала: «Пришел Андрей. Я хочу вас познакомить». — «Какой Андрей?» — не сообразил я. «Сын мой», — отвечает. Захожу в комнату, за столом сидит осунувшийся мужчина, ссутулившийся, с потухшими глазами. Он курил, и весь костюм и стол перед ним были в пепле. Марина Алексеевна сказала: «Андрюша, познакомься, это мой друг Коля». «Очень приятно», — равнодушно ответил Андрей. Мы с Мариной Алексеевной поговорили некоторое время при нем, пытаясь вовлечь его в беседу. Но он интереса не проявил, и Ладынина предложила: «Коля, пойдем на кухню, приготовим что-нибудь». Когда мы пришли на кухню, она меня спросила: «Ты моего Ивана-то помнишь?» Я говорю: «А как его можно забыть?» И с грустной улыбкой сказала: «Иван был «хорош», а этот — еще лучше». Конечно, она имела в виду тяжелый характер.

Но и у самой Марины Алексеевны характер был не сахар. Наверное, по­этому и друзей у нее осталось немного. Из родственников у актрисы были две младшие сестры. С одной, Валентиной, жившей в Москве, она не общалась. Дело в том, что та вышла замуж за первого мужа Ладыниной — актера Ивана Любезнова. Брак Марины и Ивана был студенческим, они познакомились в ГИТИСе, куда Ладынину приняли сразу после прослушивания с характеристикой «особо одаренная». С сестрой после ее замужества отношения разладились, но, как ни странно, с самим Любезновым Ладынина поддерживала общение. Со второй сестрой, Клавдией, отношения были хорошими, но та жила в Твери, поэтому не могла часто навещать Марину Алексеевну. Хотя я не единожды встречал ее у Ладыниной дома — очень милая и симпатичная была женщина.

Помню, что в доме у артистки в качестве друзей бывали Геннадий Бортников, Виталий Вульф, Владимир Зельдин. Кстати, на него Марина Алексеевна обижалась. Она не раз предлагала Зельдину сделать программу на двоих, чтобы вместе ездить на творческие встречи, ведь зритель так любил их дуэт из фильма «Свинарка и пастух». Владимир Михайлович никогда не отказывался, но дальше разговоров дело не шло.

Воры прошли по карнизу

Именно я привел в дом Марины Ла­дыниной Рогнеду Яценко, которая стала актрисе близким другом и помощницей на долгие годы. Рогнеда работала в Управлении делами дипломатического корпуса и получала «чеки» (купоны для валютного магазина «Березка», в котором на них можно было купить импортные товары. — Прим. ред.). А так как у Марины Алексеевны в новой квартире не было ни холодильника, ни телевизора, ни магнитофона, Рогнеда все это для нее приобрела. Магнитофон Ладыниной был необходим для того, чтобы записывать свои музыкальные репетиции. Она потом их прослушивала и корректировала собственное исполнение той или иной песни. Предыдущий магнитофон у Ладыниной украли. Воры прошли по широкому карнизу, опоясывающему высотку, разбили окно и проникли в квартиру... Когда Рогнеда Яценко похоронила свою маму, уже немолодая Ладынина ей предложила: «Рогнеда, ты одинокий человек, я тоже. Может быть, нам съехаться с тобой?» Рогнеда Марину боготворила, готова была выполнить любую ее просьбу, поэтому приняла приглашение. И жизнь Марины Алексеевны заиграла новыми красками: быт наладился, в нашу компанию влились подруги Рогнеды, мы стали устраивать праздники, накрывали столы. С нами Ладынина забывала про свой возраст и отвлекалась от проблем. Когда мы собирались, она всегда говорила: «Ну вот, вся моя семья в сборе».

Мы и отдыхать ездили всей «семьей»: Марина Алексеевна, Рогнеда, я, иногда к нам присоединялся кто-нибудь из друзей. Ладыниной больше всего нравился Дом творчества кинематографистов в Пицунде. Марина останавливалась в нем, а мы снимали себе комнаты неподалеку. Лично я в свой отпуск ездил с Мариной Алексеевной в Пицунду три раза. Все у нас было прекрасно. Встречались утром после завтрака и вместе шли на пляж, загорали, потом расходились на обед, потом снова встречались, опять купались и строили планы на вечер. Ужинать ходили, как правило, в рестораны. Например, в маленький ресторанчик «Поплавок», который был рядом с Домом творчества. Всегда заказывали бутылку вина, свежевыловленную жареную рыбу и какой-нибудь салатик. Когда в ресторане начинали играть музыканты, Марина Алексеевна с удовольствием выходила на танцпол, давая фору молодым. В общем, мы проводили время замечательно. Сохранилось много фотографий того периода. На одной из них написано: «Милому человеку, с которым всегда легко, приятно и весело, Николаю — Коле от его друга Марины Ладыниной». С Мариной Алексеевной мы часто ходили на приморский рынок. Когда продавцы ее видели, почему-то кричали: «Ой, наша сноха пришла, наша сноха пришла!» — и загружали ее фруктами, денег никто брать не хотел. «Снохой» ее звали, видимо, потому, что ее «свинарка Глаша» вышла замуж за горца — «пастуха Мусаиба».

В Пицунде мы часто встречали и других артистов, хорошо помню Светлану Светличную, Татьяну Конюхову. Но Марина Алексеевна в актерские компании ходить не любила, предпочитала проводить время с нами.

Ладынина поддерживала форму дальними и долгими заплывами в море. Она была отличной пловчихой, и мало кто мог с ней в этом тягаться. Мно­го гуляла по окрестностям, часто одна, и как-то раз даже заблудилась, перейдя горный ручей. Мы ее уже хватились, когда Ладынина вернулась в гостиницу, вся промокшая, но ничуть не расстроенная. Потом со смехом пересказывала нам свое приключение.

Трудная жизнь

Один мой друг, Игорь, жил в Сергиевом Посаде (тогда — Загорск) и в сезон привозил мне грибы — ведрами. Из белых я делал суп, а остальные жарил. Марина Алексеевна грибы обожала. Поэтому, когда появлялся Игорек с гостинцами, я звонил Ладыниной: «Марина Алексеевна, ваш любимец приехал, привез грибы». А Марина была легкой на подъем: «Колечка, беру такси!» К супу и жареным грибам мы быстренько делали какой-нибудь салат, выставляли бутылку — вот и праздничный стол. С каким же удовольствием Марина Алексеевна все это ела! Приговаривала: «Ой, ребята, вы меня так ублажили, как же мне с вами хорошо». В очередной раз звоню ей с приглашением на обед, а Ладынина говорит: «Колечка, мне так хочется приехать, но я не могу — у меня сейчас в гостях Татьяна Окуневская». Я говорю: «А вы приезжайте вместе». Не знаю, как Марина Алексеевна ее уговорила, но вскоре они появились вдвоем. А Татьяна Кирилловна была женщиной едкой. Увидев у меня в прихожей фотографию моей любимой Аллочки Ларионовой, съязвила: «А эта говядина в целлофане почему у тебя тут висит?» Я не смолчал: «Татьяна Кирилловна, Алла — мой близкий друг, а вы у меня в гостях, поэтому, если хотите продолжить общение, попрошу так моих друзей не называть». Она, конечно, спохватилась, извинилась. Пообедали, выпили, потом перешли на кофе — прекрасно посидели. После этого уже Татьяна Кирилловна пригласила Марину Алексеевну с нами к себе в гости. 

Жила она в районе Ульяновской улицы, теперь Николоямская. Приняла нас очень гостеприимно, накрыла замечательный стол. Потом мы ездили к ней еще дважды. Окуневская прожила трудную жизнь, шесть лет отсидела в сталинских лагерях. Она много рассказывала: ее близости добивался министр Госбезопасности СССР Виктор Абакумов, она ему отказала — так и оказалась в ссылке. Вспоминала: «Мы жили и работали в чудовищных условиях, мужики пилили лес, а женщины рубили сучья, таскали неподъемные бревна, ладони были всегда содраны…» Когда из ссылки вернулась Зоя Федорова, с которой меня тоже свела судьба, и у нас с ней об этом зашел разговор, я спросил: «Зоя Алексеевна, мне как-то Татьяна Кирилловна рассказывала, в каких чудовищных условиях вы существовали в лагере». Федорова сердито ответила: «А в каких условиях?» Я говорю: «Ну как, бревна таскали…» Зоя Алексеевна ухмыльнулась: «Да, все бревна таскали, а твоя Таня сошлась с начальником лагеря, и он ее сделал кладовщицей. Она нам инвентарь выдавала. Мы с голоду подыхали, а она сливочным маслом мазала свое прекрасное личико». Вот такие истории — свидетельства эпохи — оставляю на суд читателя.

Отказалась сотрудничать с органами

Марина Алексеевна сочувствовала Окуневской. Она сама в свое время чудом избежала ареста… После развода с первым мужем Иваном Любезновым у Марины Алексеевны случился роман с одним итальянцем, оказавшимся в командировке в СССР. Влюблен он был безумно, был готов жениться. Но Ладынину вызвали на Лубянку и прямо сказали, что позволят ей беспрепятственно с возлюбленным покинуть страну при одном условии — ей придется стать агентом… Пока итальянец работает здесь, она должна составлять подробные отчеты, пересказывать все разговоры, следить за кругом его общения. Ладынина пришла в ужас и от сотрудничества с органами отказалась. Тогда ей предложили познакомить ее возлюбленного с агентом, которого она представит как своего друга. Отказалась она и от этого варианта. К счастью, иностранец вскоре уехал. А Ладынину «попросили» из МХАТа. В данной ситуации это была наименьшая из потерь, ведь в то время за подобную нелояльность можно было и свободы, и жизни лишиться. Говорят, только энергия и связи влюбленного в Ладынину Пырьева помогли позднее вычеркнуть актрису из списка «неблагонадежных» и вернуть в профессию.

А вот соавтору сценария по­пуляр­нейшего фильма «Трактористы» Иван Александрович помочь не смог. Зато ему, втайне от мужа, помогала Мари-

на Алексеевна. Звали этого юношу Аркадий Добровольский. В 1937 году, в 26 лет, его арестовали, и в ссылке он провел 21 год без права переписки. Все эти годы, пусть и нечасто, Ладынина передавала ему посылки через совершенно незнакомых людей. Они сами приходили к ней, это были мужчины — видимо те, кто освобождался из лагеря. Каждый раз новый человек. Они приносили списки книг, которые Аркадию в неволе были дороже еды. Марина Алексеевна доставала все необходимое и, умирая от страха, передавала своему подопечному. Она прекрасно понимала, чем все это грозит ее карьере, но что страшнее — карьере Пырьева. Поэтому с мужем этой тайной не делилась. А однажды утром в квартиру позвонили, она открыла дверь, и незнакомый, изможденного вида мужчина упал перед ней на колени. Лишь когда их взгляды встретились, она узнала глаза Аркадия. Он сказал Марине Алексеевне, что поклялся: когда выйдет из ссылки, первой найти и поблагодарить именно ее. Кстати, отбывал он срок на Колыме вместе с поэтом и писателем Варламом Шаламовым.

«Вы портите нам хорошую актрису»

Судьба не посекла жизнь Марины Ладыниной ссылкой и тюрьмой, она успешно реализовалась в кино. Но всю жизнь Марина Алексеевна сожалела о театре, о МХАТе. Я так понимаю, когда она стала знаменитой артисткой, у нее была возможность вернуться в театр. Но не позволил Иван Александрович — не хотел делить супругу, из которой собственноручно вылепил кинозвезду, с театром. Немирович-Данченко, встречая на приемах звездную чету, говорил Пырьеву: «Вы портите нам хорошую актрису, она играет у вас не те роли». В поздние годы своей жизни Ладынина часто рассказывала мне, что мечтала о драматических классических ролях в театре, а играла колхозниц в кино. Ирония в том, что, когда они разошлись с Пырьевым и, казалось бы, теперь она могла сама выбирать роли, ее желание сниматься в кино угасло. Последней совместной их с Пырьевым работой стал фильм «Испытание верности» 1954 года. Название говорящее, не так ли? Ладынина снялась в кино еще лишь однажды — в 1965 году в телефильме «Люди остаются людьми». Правда, на экраны эта картина так и не вышла.

В зрелые годы Марина Алексеевна стала выходить на сцену, пусть и не мхатовскую, а Театра киноактера. Играла в двух спектаклях: «Варвары» и «Русские люди». В первом составе «Русских людей» играла и Валентина Се­рова, что неудивительно, ведь пьесу написал ее муж Константин Симонов. Но многие зрители ходили специально «на Ладынину», заранее узнавали, когда будет играть именно она. А в начале 90-х Марина Алексеевна лишилась и этого театра, впрочем, как и многие другие артисты. В свободное время Марина Алексеевна много читала, обожала поэзию. Одной из первых со сцены стала читать Цветаеву, уважала Ахматову, Евтушенко. Ходила на все выставки — была человеком, интересующимся искусством. Подготовила сольную концертную программу, серьезно занималась вокалом — и с педагогом, и самостоятельно. Пока были силы, много участвовала в концертах.

Однажды я пришел ее навестить, а она говорит: «Коля, сегодня будет вечер, посвященный современным актрисам, которые пели в кино. За нами пришлют машину. Ты не хочешь поехать?» Я спросил: «А с кем вы едете?» Она говорит: «С Лидой Смирновой». Лидия Николаевна тоже жила в высотке на Котельнической. Я удивился: «Как со Смирновой? Лидия Николаевна же никогда в фильмах сама не пела». Ладынина развела руками: «Представляешь, а она мне позвонила и говорит: «Мариночка, мы с тобой вместе едем на вечер «Поющие артисты кино». А я ее тоже спросила: «Лида, а ты почему приглашена?» — «Так я же в фильме «Моя любовь» пела». — «Но ведь там тебя озвучивала певица!» — «А кто об этом знает?» Я не поехал, потому что с Лидией Николаевной когда-то был хорошо знаком, но к тому времени много лет не общался. Смирнова отчаянная была... Расскажу одну историю. Как-то приехал к ней, а она и говорит: «Коля, хорошо, что пришел, у меня сегодня съемка на Москве-реке, поедешь со мной — поддержишь. Про меня готовят статью и хотят сфотографировать на байдарке». Я удивился: «А зачем вам байдарка?» — «Так я же в юности занималась гребным спортом!» И вот мы с Лидой поехали на съемку. Посадили ее в байдарку, оттолкнули от берега, а она не удержалась и кувыркнулась в воду. Но Смирнову это не остановило. Ее вытерли и отвезли на машине домой, где она переоделась, поправила прическу и снова вернулась на реку. Говорит: «Вы теперь уже как-нибудь придерживайте байдарку, чтобы я больше не перевернулась». Так и с песнями: «никогда не пела, но кто об этом знает?»

«Разбегаются, как крысы с корабля»

За своими здоровьем и внешностью Марина Алексеевна тщательно следила, может быть поэтому прожила так долго. Макияжем не злоупотреб­ляла, особо не красилась, но губы подводила всегда. Марине Алексеевне до преклонных лет удалось сохранить в прекрасном состоянии и волосы, и голос — в ее речи и смехе всегда слышался звон колокольчика. В одежде Ладынина тоже была очень элегантной. Все вещи шила на заказ у Нины Гупало, матери Алексея Аджубея, которая обшивала членов Политбюро и ЦК. Они с Мариной Алексеевной дружили, поэтому вещи она заказывала только у нее, хотя стоили эти услуги и недешево. Каждый год Ладынина ложилась на профилактику в ЦКБ в Кунцево. Часто отдыхала в подмосковных санаториях. Мы с Рогнедой ее всегда навещали, гуляли с ней. С лечением помогала Наина Ельцина. Я очень благодарен Наине Иосифовне, которая в тяжелые девяностые годы взяла на себя заботу о многих пожилых актрисах. Она помогала и Тамаре Макаровой, и Марине Ладыниной, и Лидии Смирновой, и Элине Быстрицкой… В тот период актерам было особенно тяжело, потому что вместе с СССР исчезли и кинематограф, и сборные концерты артистов. А встречи со зрителями были единственной отрадой Марины Алексеевны. И когда артистка лишилась этого, стала потихоньку уходить в себя. Это влияло на характер, у Ладыниной появились некоторые черты, с которыми лично мне мириться было трудно: мнительность, высокомерие, пренебрежение к людям, излишняя обидчивость.

В 1995 году я с Рогнедой и еще одной нашей подругой поехал в Париж. По возвращении, как только переступил порог дома, услышал телефонный звонок: «Коля, с приездом!» — «Марина Алексеевна, откуда вы узнали?» — «Разведка доложила точно. Когда навестишь меня?» — «Вот немножко приду в себя, и обязательно увидимся». Через пару дней собрались нашей компанией у Ладыниной. Мы стали делиться впечатлениями о Париже — что видели, где были. Все было мило и хорошо. Но потом вдруг Марина Алексеевна меня спросила: «Коля, а ты читал последний номер газеты «Культура»?» Я говорю: «Марина Алексеевна, когда читать, мы только прилетели». Она отвечает: «Вот почитай, тут обо мне. Если интересно», — и протянула газету. Я прочитал: действительно хорошо написанная комплиментарная статья. Автор Геннадий Бортников. А он и Марина Алексеевна дружили. Говорю: «Гена молодец, хорошо написал». — «Да, — отвечает с вызовом Ладынина, — Гена настоящий друг, не то что некоторые». У меня аж глаза на лоб полезли: «Что-то не пойму, вы меня имеете в виду?» 

Она кивает: «Да. Между прочим, ты больше знаешь обо мне, чем Гена, и мог бы тоже написать». Я отвечаю: «Если бы меня кто-нибудь попросил, я бы сделал это с удовольствием, но мне никто этого не предлагал, я же не журналист и не артист». — «Если бы захотел, то сделал бы», — подытожила Ладынина. И тут меня, конечно, «занесло»: «Что ж, Марина Алексеевна, вы меня очень удивили. После 45 лет общения сказать, что я плохой друг… Вы забыли, кто с вами рядом был, когда вы болели?» Ладынина тоже возмутилась: «Я все помню! Мне напоминать не надо». Как раз перед нашей поездкой Марина Алексеевна разболелась. А Рогнеда работала посуточно, и в дни ее отсутствия с Ладыниной находился я — ухаживал за ней, кормил, на ночь оставался на диване в гостиной. И тут вдруг такая «благодарность». Я расстроился, мне захотелось сразу уйти, но для приличия я посидел еще минут десять: «Прошу всех меня извинить, но мне пора». Остальные меня поддержали: «Коля, мы с тобой». И тогда Ладынина выдала: «Ну вот, все разбегаются, как крысы с тонущего корабля…»

Справедливости ради надо сказать, что Марина Алексеевна была добрым человеком, она хорошо к нам относилась. Из всех зарубежных поездок обязательно привозила какие-то подарочки, приглашала нас на все свои выступления. Однажды на день рождения подарила мне серебряный перстень с нефритом. За столько лет мы действительно стали очень близкими людьми, это была настоящая дружба. Более того, Ладынина называла нас своей семьей. Именно поэтому я тогда и не смог простить Марине Алексеевне ее нелепый упрек. Хотя из сердца своего я ее, конечно, не вычеркнул. Теплые чувства и уважение к Марине Ладыниной я пронес через все последующие годы и сохранил светлую память о ней. Берегу сувениры и записки от нее. На одной из открыток, подписанной Мариной Алексеевной мне на день рождения, такие слова: «Коля, милый кузнечик, я хочу, чтобы всегда исполнялись все твои желания. А мое желание — чтобы наша дружба никогда не прерывалась. Хорошо? Твой друг Марина Ладынина». К сожалению, этому пожеланию не суждено было сбыться.