«Польша тогда представлялась каким-то маяком и светочем. Казалось, Ире достался счастливый лотерейный билет, когда она вышла замуж за поляка и уехала с ним. Так она выпала из московской круговерти на четыре года. Жизнь показала, что четыре года для актрисы на взлете — это трагически много», — рассказывают друзья актрисы Ирины Печерниковой, которой не стало меньше года назад.
В Ире чувствовалась мощная женская магия
Валерий Плотников, фотограф:
«Ира жила на Ленинском проспекте со своими совершенно прекрасными родителями. Ее папа был ученым, и ему дали квартиру от института, который располагался где-то недалеко. У Ирки имелась своя комната — в то время роскошь. В их доме поражало огромное количество книг — в моем-то детстве их почти не было…
Мы были молоды и восторженны, и постоянно читали стихи. Из поэзии, которая тогда вдруг стала нам доступна, я выбрал Ахматову, а Ирка — Цветаеву. Она даже повесила на стену фотографию Цветаевой. У нас была прекрасная компания: Нина Попова, Коля Бурляев, Ира и я. Как-то раз зимой мы все вместе поехали на Финский залив. Жили в домике на самом берегу. Ветер просто сносил с ног, была ужасная метель. Но там имелся проигрыватель, и мы крутили Фрэнка Синатру. Золотое, счастливое время! Мы нежно дружили, и я часто засиживался у Ирки дома, а потом посреди ночи добирался на такси с Ленинского проспекта до своего общежития, которое находилось на платформе Яуза. Стоило это всего три рубля.
В Ире чувствовалась мощная женская магия — особый голос, выразительнейшие глаза, красота. Даже не понимаю, как я смог удержаться и не влюбиться в нее. Наверное, мне повезло, ведь я был мальчишка, студент, я просто пропал бы, затерялся среди ее поклонников…
Ирка тогда была на взлете — уже снялась в фильмах «Доживем до понедельника» с Тихоновым, «Первая любовь» со Смоктуновским и «Каменный гость» с Атлантовым. Она и в театре у Гончарова была звездой. Помню, как в спектакле «Два товарища» по Войновичу в сцене в отделении милиции она уморительно смешно произносила: «Выплюнь свисток, он заразный». Потрясающая, яркая, свободная и, я бы сказал, солнечная артистка.
Как-то меня пригласили поснимать на выставке польской моды на ВДНХ. И я пригласил Ирку. Она интересовалась модой, вязала платья. В тот вечер выступала группа «Бизоны», которой руководил Збигнев Бизонь. Збышек был очень эффектный, громогласный, яркий и удивительно располагающий к себе. Он, конечно, выделялся на нашем скромном и достаточно ровном фоне. Ира не могла не влюбиться. Довольно быстро он сделал ей предложение. Свадьбу играли в ресторане «Прага», собрались многочисленные друзья и родственники. Но мы вчетвером: Ирка, Збышек, я и Коля Бурляев — со свадьбы сбежали. Отправились в Театр имени Маяковского и там, в кабинете Андрея Александровича Гончарова, пили коньяк…
Смешно, но на Иркиной свадьбе я не фотографировал. У меня украли камеру. Я пришел к Печерниковой, ее еще не было, я стал ждать. Кофр с камерой достаточно тяжелый, и я повесил его на ручку парадной, а сам прогуливался туда-сюда вдоль фасада дома. Шел замечательный летний дождь, как в песне Шпаликова. А в какой-то момент я повернулся и увидел, что камеры нет. Катастрофа! Упустить такой исторический момент…
После свадьбы Ира уехала с мужем. Польша нам тогда представлялась каким-то маяком и светочем. Например, наш авангардный кинематограф ориентировался на польский. Роман Полански и Ежи Сколимовский — это же были такие величины! А поэзия, а литература польская, а польский театр — это было что-то. Казалось, Ирке достался счастливый лотерейный билет. Так она выпала из московской круговерти на четыре года. Жизнь показала, что четыре года для актрисы на взлете — это трагически много. Какое-то время Иру искали, ей поступали предложения. Но ее не было в стране. Кстати, отпуская Иру, Гончаров сказал, что возьмет назад, когда она вернется. Он чувствовал, что за границей она своей не станет. И Ира вернулась. Сказала Збышеку, что съездит домой на месяц, а осталась навсегда. Гончаров действительно взял ее обратно в театр, но вот только ни прежних ролей, ни прежнего положения она так и не вернула. В «Маяковке» уже царствовала Наташа Гундарева — так же, как до своего отъезда царствовала Ирка...
С тех пор жизнь Печерниковой больше не летела галопом, а тащилась кое-как, спотыкаясь. Пошли болезни, слабости, напасти, новые браки. Ну и алкоголь…
Ира по-прежнему вязала платья. И для себя, и на продажу. Это помогало ей выживать. Ее изделия пользовались спросом. Еще бы, платья от самой Печерниковой! Но разве можно было предположить, что ей когда-нибудь придется этим заниматься…»
Печерникову называли советской Одри Хепберн
Николай Бурляев, актер, режиссер:
«Наша дружба с Ирой началась в 1967 году, когда я после Щукинского училища пришел в театр «Ленком». Сразу душевно соединились. Даже когда она жила в Польше, я ездил к ней в гости в Варшаву. Мы весело проводили время, ходили на концерты ее мужа Збышека. Не будучи поклонником рока, я ощущал — они играют приличную музыку. Как-то я прочитал Збышеку стихи, которые написал за дружеским застольем в Доме кино: «Фарисеи вкруг нас хоровод ведут», нечто о нашей дружбе, о бренном бытии. Збышек сказал, что он напишет на мой текст песню. Не знаю, написал или нет, наше общение прервалось.
Збышек был очень обаятельный, легкий и простой, без эдакого польского гонора. Но этот Ирин брак и попытка жить за границей обернулись ломкой судьбы. Ей не подходило быть просто женой, обустраивающей быт, а отрыв от профессии оказался необратим. Очень жаль. Иру когда-то называли советской Одри Хепберн. Удивительно, что при такой внешней красоте она была по-настоящему глубоким человеком с чистой, возвышенной и светлой душой. Я видел ее разной, но в памяти остались счастливые вечера, переходящие в ночи, когда она еще жила с родителями. Ее папа с мамой нас покормят, напоят, а потом мы полночи читаем стихи, слушаем музыку. Мы чувствовали настоящее духовное родство. Не все понимают, какие чистые, братские отношения могут связывать разнополых людей. Я тогда был женат, и как-то раз Ирочка сидела у нас дома на улице Горького. Мы разговаривали, как всегда. А потом пришла жена, которой показались странными столь добрые мои с Ирой отношения. Полная глупость, потому что ничего, кроме искренней дружбы, между нами с Ирой никогда не существовало.
Не знаю, была ли Ирина счастлива по-женски. Я видел рядом с ней людей очень на нее не похожих. Искал ответ, почему она раз за разом делала такой выбор. Так и не нашел…
Со временем наши жизни расходились все больше. Но последний аккорд был светлым. В конце 90-х я отыскал возможность и средства, чтобы вывезти пять звезд советского кино, оставшихся за бортом жизни, в Дом милосердия в Минск — там соединены храм и реабилитационный центр для малоимущих. Среди тех, кого по моей просьбе принял настоятель Дома милосердия отец Федор, были Татьяна Самойлова, Владлен Давыдов, Геннадий Корольков, Николай Пастухов, Ирина Печерникова. На время все они снова почувствовали себя в лучах славы: каждый день их возили на телеканалы, с ними встретился Александр Григорьевич Лукашенко, который приветствовал их так, как не приветствовал российский президент. Это были светлые, творческие, замечательные дни. Ну а потом, когда Ира вернулась в Москву, мы с ней перезванивались. Она откровенно, без жалости к себе говорила о болезнях, лечении, но голос ее звучал по-прежнему молодо и тепло, как в нашей юности. Время оказалось над ней не властно».
Саша Соловьев был самой большой любовью
Юрий Чернов, артист (снялся с Ириной Печерниковой в фильме «Доживем до понедельника»):
«Ирочка умерла 1 сентября, когда на многих каналах шел фильм «Доживем до понедельника». В свое время все ребята, которые снимались с нами, были влюблены в нее. Она же не намного старше нас. Я родился в 49-м году, а она в 45-м...
Долгие годы потом мы с Ирой общались. Не знаю почему, но она часто вспоминала Олега Даля. Мне казалось, она просто не может о нем не говорить. О том, какой он удивительный, необыкновенный артист. У них были совместные фильмы — «Вариант «Омега», «Страницы журнала Печорина», где Ира играла княжну Мери, потом еще одна работа. Далеко не сразу они подружились, но перед смертью Олега сблизились так, что он решил всегда работать только вместе с Ирой. Они планировали поставить «Маскарад» Лермонтова, но не случилось. У них была какая-то невидимая связь — но не любовная, а человеческая и творческая. Все говорили об Олеге как о человеке сложном, противоречивом, невероятно тяжелом, а Иришка им только восхищалась. Ей казалось, что и после смерти Олега эта их связь не прервалась…
Когда я снимался в картине «Андрей и злой чародей», параллельно на «Беларусьфильме» запустили картину «Ожидание полковника Шалыгина», где играл второй муж Иры — Боря Галкин. И вот она приехала к Боре на съемки в городок Смолевичи под Минском. И я работал там же недалеко. Однажды сел на велосипед и прямо в своем костюме Водяного поехал к ним. Выезжаю из леса, а у них на площадке немцы стреляют… Потом я пригласил Иру к нам на площадку. С ней и с Мишей Кононовым, игравшим Лешего, купили бутылку какого-то легкого алкоголя и втроем — мы в костюмах сказочных героев, а Ира в белоснежном платьице — выпивали и закусывали одной конфеткой…
Затем наступил новый период в жизни Иры, связанный с ее третьим мужем, Сашей Соловьевым. Это была ее самая большая в жизни любовь. Я приятельствовал с Сашей, дружил с Ирой, но удивлялся, когда видел их вместе: казалось, эти двое — абсолютные противоположности. Саша был такой взрывной, эмоциональный, импульсивный, крепкий, жесткий. Наверное, он дарил ей чувство защищенности, ведь Ирка была какой-то абсолютно беззащитной. А после его смерти она потерялась. Многие даже забыли, что она еще жива. Однажды Ира Шевчук, актриса и вице-президент фестиваля «Киношок», меня попросила: «Поговори с Ирой Печерниковой, чтобы она поехала к нам в Анапу». А мы все втроем — и я, и две Ирочки — были связаны: нашим кинопапой стал Станислав Ростоцкий. Мы под его крылом начинали свою дорогу в кино. Я ей звоню: «Ириш, приглашают на «Киношок», поедешь?» — «Ой, я там никого не знаю. Но я поеду, если ты, Юр, обещаешь, что от меня не отойдешь и всегда будешь рядом». — «Ир, ну о чем ты говоришь, тебя все любят, все ждут встречи с тобой». Но она настаивала, чтобы я ее одну не оставлял, иначе ей будет неуютно. И я старался. Ей и правда требовалась поддержка. Ведь ее даже не узнавали. Подходили какие-то люди и спрашивали: «Юр, а с кем это ты?» — «Да это же Ира Печерникова». Так она изменилась. Сидела рядом — тихая, скромная. Правда, это было до телепроекта, когда ее привели в порядок, сделали пластику. Она после этого преобразилась. Хотя мне она всегда казалась красавицей. Неземная в любых обстоятельствах. И очень хрупкая — в переносном и прямом смысле. Ей как ни позвонишь, она то ногу сломала, то руку. Все время ее преследовали какие-то травмы. Незадолго до смерти она ребра поломала…
Казалось, Ира создана для любви, но у нее что-то всегда не складывалось. Мне кажется, она переживала, что у нее нет детей. Один муж, второй, третий — но никому она так и не родила. Годы шли, ничего нельзя было исправить, и ее это мучило. Думаю, отсюда пошел и алкоголь, а вовсе не от распущенности. В ней жила боль, которую Ира пыталась заглушить. С профессией тоже становилось все хуже, Иру не снимали. И она, как улитка, забралась в свой домик. Этот домик находился в 200 километрах от Москвы, в крошечной деревне. Я туда так и не доехал. Ее сосед по даче потом рассказывал, что он помогал ей, они вместе коротали вечера, он даже песню написал и посвятил Ире. Песня предсказуемо называлась «Доживем до понедельника».
Как «поженили» Печерникову с Тихоновым
Анна Тихонова, актриса, дочь Вячеслава Тихонова:
«Когда снимался фильм «Доживем до понедельника», я еще не родилась. Мы начали общаться с Ириной, когда и она, и мой папа уже были в возрасте. Ира один раз приезжала к нам на фестиваль «17 мгновений» в Павловский Посад, но много раз бывала на папиных юбилеях. Она очень хорошо относилась к нашей семье. И периодически мне звонила, когда по ТВ показывали какой-то папин фильм, и говорила добрые слова. Я слышала от нее про то, как они работали с папой. Мне запомнилась история их знакомства. Папа и режиссер фильма Ростоцкий очень любили ловить рыбу. Этим они занимались и на Валдае, готовясь к съемкам. Тут приехала Ира. Ростоцкий ей сказал: в таком-то номере живет Тихонов, пойди познакомься. Она зашла и увидела, что актер, в которого она была влюблена еще подростком, ползает по полу, потому что там расползлись черви для рыбалки. Тут и Тихонов повернулся к ней и так, будто они уже давно знакомы сказал: «Ирочка, проходите, посмотрите, какая прелесть».
После выхода «Доживем до понедельника» зрители их «поженили» — решили, что между Ирой и моим папой что-то есть. Но, конечно, ничего не было, потому что как раз в это время папа с мамой познакомился. Кстати, это мама посоветовала ему согласиться на роль учителя — она ведь и сама учительница. А то, что возник миф о романе папы с Ириной Печерниковой, лишь свидетельствует о том, что они действительно хорошо сыграли в паре...»
Со Смеховым возникла особая химия
Юлия Колесник, режиссер последнего фильма Ирины Печерниковой «Земля Эльзы»:
«Мой фильм — о любви двух пожилых людей. Там есть отголоски истории Ромео и Джульетты. Признаюсь, Ромео и Джульетту такого возраста найти было сложно. Точнее, с Вениамином Смеховым я определилась довольно быстро, а вот с героиней было сложнее. Был даже этап, когда мы с продюсерами фильма рассматривали на главную роль европейских актрис, потому что были перспективы копродукции с европейцами. И в этой ситуации главная женская роль, скорее всего, «ушла» бы к одной из них. Они, конечно, все очень красивые, но сложно представить их в алтайской деревне, как-то это слишком. А потом мама напомнила мне: «Ты помнишь Ирину Печерникову? Я ее видела в какой-то программе, она выглядит замечательно, и вообще, любовь — это ее тема». Я нашла телефон Ирины Викторовны, мы созвонились, передали ей сценарий. А потом она уехала на лето в деревню за 200 километров от Москвы. И когда мы собрались познакомиться с Печерниковой лично, оказалось не так уж и просто туда добраться, дороги не было. Поехали мы не с пустыми руками: купили торт, цветы… А когда добрались наконец, нагруженные, до ее дома, оказалось, что там и без нас все в цветах. У Ирины Викторовны на участке красовались гортензии, пионы, лилии и еще миллион цветов. Она сама для себя создала удивительное место. Помню живую изгородь и вход в виде арочки, как в английских поместьях. Ирина Викторовна встретила нас в самом живописном наряде: в потрясающих сережках, в шикарной белой разлетающейся блузе, в трениках и резиновых сапогах.
Идея сниматься ее и обрадовала, и напугала. Все-таки прошло 13 лет после последних съемок. При этом Ирина Викторовна рассказала потрясающую вещь. Она знала много каких-то языческих способов привлекать удачу. И, когда мы подружились, могла позвонить и сказать: «Юля, внимание, сегодня хорошая луна, тебе нужно обязательно подумать о чем-то хорошем, чтобы это осуществилось». Так вот, буквально за день до того, как мы ей позвонили с предложением прочитать сценарий, было солнцестояние, или солнцеворот, середина лета. И Ирина Викторовна загадала, чтобы ей предложили такой материал, который бы затронул струны ее души.
Потом, когда мы снимали на Алтае, вокруг Печерниковой образовался целый девичий кружок — костюмеры, гримеры, администраторы и так далее. Под руководством Ирины Викторовны они ходили общаться с Солнцем, с Луной и загадывать желания.
Ей было за семьдесят, но она оставалась легкой и открытой, как ребенок. Кстати, она не любила, когда ее Ириной Викторовной называли. Чувствовала себя слишком молодой для этого. Помню, как она входила в кадр, распрямляла спину, у нее загорались глаза… А в сцене, когда Эльза делает зарядку, Печерникова поразила всех, продемонстрировав просто балетные махи: стоя на месте, ногой доставала до вытянутой руки. Она была в изумительной форме. Единственное, она с трудом ходила на каблуках. Но так нужно было для роли, и Ира терпела, хотя это же Горный Алтай, там вместо асфальта камни, скалы, земля, и все ужасно неровное.
У них со Смеховым получился идеальный дуэт, возникла особая химия. Хотя целоваться Вениамин Борисович, мне кажется, стеснялся. И мне приходилось настаивать: «Пожалуйста, целуйтесь по-настоящему! Что вы как маленькие?!»
Уверена, когда Печерникова была молодой, на мужчин производила ошеломляющий эффект. Даже в пожилом возрасте она оставалась интересной и красивой женщиной. Недаром наш режиссер озвучания в нее влюбился, хотя ему лет 45. После того как Печерникова приехала на студию переозвучить пару сцен, он каждый день меня спрашивал: «Юля, нам ничего больше не нужно записать с Ириной Викторовной? Может быть, вот это еще?» И наш оператор тоже был очарован, да господи, вся мужская часть съемочной группы! Причем, поразительная вещь, Печерникова же ничего для этого не делала. Просто была естественной…
После съемок мы с Ириной Викторовной продолжили общаться. Хотя не так часто, как стоило бы. У нее был чудесный дом — такой настоящий, артистический. Много книг. И еще какие-то поделки, штучки хендмейд, картиночки — многое из этого она сделала сама. Мне нравилось к ней приходить. В последний раз мы виделись незадолго до локдауна. Собирались у нас, небольшой компанией, засиделись допоздна, разговаривали обо всем на свете. Потом всех закрыли, а вскоре Ирины Викторовны не стало.
Очень часто ее представляют как фигуру трагическую. Но мне кажется, что Ирина Печерникова прожила, скорее, счастливую жизнь. Потому что иначе бы она не сохранила в себе ту невероятную душевную чистоту, ту открытость и доверие к людям, которые в ней были до самого конца».
