«С близким человеком работать сложнее. Потому что я разделяю семью и работу. А когда Юля (жена актера Юлия Меньшова. — Прим. ред.) была моей партнершей, я не понимал, где в данный момент нахожусь. В первый съемочный день вообще не знал, как себя вести. Так что предпочитаю, чтобы это все было по отдельности: дом, семья и работа, съемки», — рассказывает актер Игорь Гордин.
— Игорь, в художественно-документальном фильме «Императрицы», который в конце октября выходит на экраны кинотеатров, у вас роль сподвижника Петра — Александра Меншикова. Мечтали когда-нибудь сыграть этого персонажа?
— Для меня стало полной неожиданностью, когда года три назад режиссер Андрей Кравчук позвал меня на эту роль в свой фильм «Петр I. Последний царь и первый император» («Императрицы» — продолжение проекта, и, к слову, тут у меня объем роли гораздо больше, чем в «Петре Первом...»). Ведь Меншикова в кино обычно показывают балагуром, весельчаком, не случайно его чаще всего играли характерные артисты. Но Андрей Юрьевич сказал: «Подожди, не отказывайся. Помимо того что Меншиков был балагуром и еще коррупционером-ворюгой, он был очень храбрым полководцем, во многих битвах летел впереди русского войска на лихом коне, как Чапаев!»
А еще этот человек во многом определил ход русской истории. Не будь Меншикова, все могло бы пойти совершенно иначе. Например, после смерти Петра Первого наследовать трон по праву крови должен был его внук, маленький Петр. И Государственный совет хотел утвердить эту кандидатуру, чтобы из-за спины ребенка управлять страной. А Меншиков хотел возвести на престол Екатерину — она была его «проектом». И у нас есть сцена, как на заседание Госсовета врывается Александр Данилович с отрядом петровских гвардейцев и объявляет, что «все войско за Екатерину». Такой вот устроил госпереворот.
К слову, за пару последних лет у меня неожиданно сложилась целая галерея не просто исторических персонажей, а серых кардиналов разных эпох. Помимо Меншикова, я сыграл Алексея Бестужева в сериале «Великая. Золотой век» (этот государственный деятель продвигал Екатерину Вторую) и Константина Победоносцева, главного идеолога при Александре Третьем, в сериале «Плевако». Еще мне предложили сыграть графа Палена (это уже эпоха Павла Первого), но не сложилось по занятости.
— «Императриц» снимали в исторических интерьерах?
— Знаю, что большой бал снимали в моем родном Питере, точнее, в Екатерининском дворце города Пушкин. Но у меня были только павильонные съемки. Художник картины поработал классно: на киностудии выстроили целую галерею покоев — гостиные, кабинеты, спальни, зал для заседаний Госсовета. Костюмы тоже потрясающие. И очень непривычные для меня. До этого в течение многих лет я приходил на съемки, быстро надевал предложенный костюмерами костюм, рубашку, галстук, и все — готов! А тут многослойный наряд: чулки с подвязками, штаны, рубашка, один камзол, второй. Чтобы облачиться, требовалось время. В первый съемочный день костюмер показывал мне, как это все надевать.
— Вы сказали, что Меншиков — смелый воин, который перед войском скакал на коне. А вам на съемках пришлось сидеть в седле?
— Если бы нужно было сниматься верхом, наверное, я бы от роли отказался: у меня с лошадьми как-то не складывается. Лет пятнадцать назад в сериале «Иван Грозный» я играл одного из сподвижников царя — Богдана Бельского. У нашей команды опричников было много сцен на лошадях, и нас отправили учиться верховой езде. А у меня накануне приключился радикулит. Поехал к врачу, он привел мой позвоночник в порядок. Когда я уходил, упомянул, что еду в конную школу на тренировку. А доктор сказал очень серьезно: «Если хотите остаться инвалидом на всю жизнь, тогда пожалуйста — поезжайте». Потому что если бы при своей ослабленной спине я упал с лошади, то последствия могли быть самыми печальными. В итоге в «Грозном...» мой Бельский один идет пешком, а все остальные опричники — верхом на конях. И когда потом в других проектах мне предлагали эффектно въехать в кадр на лошади, я отказывался: «Нет, лучше я эффектно войду...»
— Вы уже упомянули, что родом из Питера. Жили в историческом центре или на окраине?
— Мы жили и не в центре, и не на окраине, а в середине города — в районе Охты. Но начиная с восьмого класса я бывал в центре постоянно, потому что занимался в ТЮТе, Театре юношеского творчества. Этот уникальный коллектив, который работает уже почти 70 лет, располагается в старинном здании на Невском, у Аничкова моста, там, где кони Клодта.
— Вы так рано определились с выбором будущей профессии?
— Скорее, это была борьба с подростковыми комплексами и зажатостью. До этого в пионерском лагере я участвовал в каком-то концерте и вдруг на сцене ощутил себя свободно и раскованно. Так часто бывает. Есть актеры, которые и вне сцены все время кого-то играют, изображают. А есть такие, которые в жизни скромные и только на сцене чувствуют себя в своей тарелке, полностью раскрываются.
В ТЮТе был очень серьезный конкурс — три тура, как в театральном институте, на вступительные экзамены съезжались ребята со всего города и области. Когда я сказал родителям, что ходил поступать в юношеский театр и меня приняли, они очень удивились. Папа сказал: «Надо же, наш тютя — в ТЮТе!»
Хотя в разное время в ТЮТе занимались юные Александр Галибин, Николай Фоменко, Андрей Зибров, педагоги никогда не ставили целью готовить артистов. Дети не только играли в спектаклях, но и осваивали разные театральные профессии. Два раза в неделю ты репетируешь, а один — работаешь бутафором, или осветителем, или костюмером. Я, например, занимался «пиаром» — каждую неделю мы с ребятами выпускали стенгазету. Мне так нравилась потрясающая творческая атмосфера ТЮТа, что я остался играть в нем и после школы, когда поступил в Политехнический институт на специальность «дозиметрия и защита от ионизирующих излучений» (по первому образованию я физик-ядерщик).
— А почему не пошли в театральный вуз?
— В определенной мере из-за родителей. Они говорили: «Получи сначала конкретную профессию, а потом можешь заниматься чем хочешь». Да я и сам понимал, что в театре есть много минусов: актерская профессия непредсказуемая, и, если ты не востребован, это ужасно. А еще я не стремился профессионально заниматься театром, потому что у меня и так был ТЮТ. Полагал, что смогу играть на сцене как любитель — параллельно с учебой в политехе...
— Сложно было учиться на физическом факультете?
— Да, тяжело. С математикой у меня всегда все обстояло очень хорошо, я участвовал в разных олимпиадах, но физика, как естественная, а не логическая наука, давалась с трудом...
Если честно, после школы я все-таки пробовал поступать в театральный, но Игорь Владимиров меня не взял. И после третьего курса института тоже поступал, к Льву Абрамовичу Додину: пошел за компанию с другом. У меня не было нужных документов, я ни на что не рассчитывал, но почти поступил — дошел до самого последнего экзамена. И мысль, что я все-таки могу попасть в театральный, меня окрылила! Начал мечтать, что окончу политех и опять пойду к Додину, который через четыре года будет снова набирать курс. Но жизнь сложилась иначе...
После института я распределился в НИИ, который занимался медицинскими ускорителями для лечения онкологических больных. Попросил направить меня именно туда, потому при этом НИИ мы с несколькими выпускниками ТЮТа незадолго до этого создали свой народный театр — я чувствовал, что уже перерос юношеский коллектив.
— Как здорово: в одном месте и работаете, и любимым хобби занимаетесь!
— Нет, это все было мучительно. НИИ располагался за городом, в Колпино (это был «ящик», секретное предприятие на охраняемой территории). Каждый день приходилось вставать в шесть утра, чтобы к восьми успеть на работу. А вечером идешь на репетицию, которая может длиться до полуночи, и только потом возвращаешься домой. Я вообще никак не вписывался в эту систему советских НИИ, где требовалось изображать бурную деятельность на рабочем месте, поэтому в основном боролся с собой, чтобы не заснуть за столом. Через год понял, что не могу больше заниматься не своим делом. Решился рвануть из НИИ и все-таки поступать в театральный.
Додин как раз набирал курс, но в тот год не актерский, а режиссерский. Я начал сдавать экзамены, но режиссером себя не очень-то представлял. И поехал в Москву. На самом деле я успел «запрыгнуть на подножку уходящего поезда»: мне было 24 года, предельный возраст для поступления на актерский, последняя возможность...
— Легко поступили?
— Как все абитуриенты, кочевал между несколькими театральными вузами — неизвестно ведь, где придешься ко двору, это все дело случая. И почти везде меня не хотели пропускать на конкурс, потому что я был «старенький». Когда называл свой возраст и говорил, что окончил Политехнический институт, слышал от приемных комиссий: «И зачем вы сюда пришли?» А кто-то из педагогов советовал мне идти работать в театр, раз у меня есть опыт игры в ТЮТе. На что я отвечал: «А кто меня возьмет в профессиональный театр?!» Но в ГИТИСе Ирина Ильинична Судакова не посмотрела на мой возраст. В решающий день у меня был конкурс к Судаковой в Москве и к Додину в Питере. Пришлось выбирать. Я выбрал ГИТИС.
— И как вас приняла столица?
— Жил в общаге. Денег, конечно, не хватало. К тому же наступило тяжелое время, когда все начало рушиться, деньги обесценивались. Тебе только-только дали повышенную стипендию, ты получаешь не 40, а целых 70 рублей и надеешься пожить королем! И вдруг эта сумма, казавшаяся такой большой, превращается в цветные бумажки. Спасибо родителям, которые мне помогали.
В какой-то момент я нанялся ночным сторожем в магазин оптики в Столешниковом переулке. В будни отправлялся туда после занятий в институте — мы занимались целый день, с утра до позднего вечера. Пил чай и ложился спать (я же не обязан был ходить с берданкой вокруг магазина). А в воскресенье у меня был полный рабочий день. Но я открывал магазин, сидел там какое-то время, потом закрывал и уходил. Однажды начальство обнаружило, что сторожа нет на рабочем месте, и меня уволили. На самом деле я не обращал никакого внимания на трудности. Был так окрылен! Я ведь наконец-то занимался тем, что мне всю жизнь нравилось, а не ядерной физикой!
— После института вас сразу взяли в Московский ТЮЗ, где за 30 лет
вы сыграли множество главных ролей — и в классике, и в современном репертуаре. А еще вы играете как приглашенная звезда в других театрах, например в Театре Наций...
— Конечно, мой главный театр — это МТЮЗ, потому что именно там я набирал как актер — благодаря режиссерам Каме Гинкасу и Генриетте Яновской. Они меня взрастили. Не будь их, я не стал бы тем артистом, каким сейчас являюсь.
— Но в начале театральной карьеры вы год проработали в «Современнике»...
— Я быстро ушел оттуда, потому что в тот период «Современник» был рассчитан на звезд. И я бы очень долго сидел и ждал своего часа (это потом Волчек стала делать ставку на молодежь). А в МТЮЗе я сразу вошел в работу, начал играть большие и очень разные роли.
— Театральные актеры часто говорят, что сцена лечит. Но на самом деле сцена и калечит, в театрах ведь часто приключаются травмы...
— Да уж, синяки и растяжения случаются периодически. А однажды я голову разбил — на прогоне спектакля «Гроза» в МТЮЗе. До этого много раз на репетициях пробегал через большую железную конструкцию. Но в тот раз ее повесили неправильно — чуть-чуть сдвинули. И я в нее вошел лбом. Меня повезли в больницу, рану зашили, и через пару дней я играл премьеру. А чаще всего, особенно по молодости, я подворачивал ногу. У меня была расшатана одна связка, и я часто, неудачно приземлившись, потом еле-еле ковылял из театра. Но, по счастью, каких-то серьезных травм, угрожающих жизни, не получал.
А то, что сцена лечит, — это тоже правда. Если пришел в театр с температурой, с давлением, с головной болью, есть шанс, что после спектакля выйдешь здоровым. Не всегда, но бывает такое.
— В театре вы сразу нашли себя. А вот кино в вашей жизни появилось довольно поздно, после 35 лет. Неужели вам не хотелось сниматься?
— А надо вспомнить то время. Тог-
да уже почти не снимали полнометражное кино, по пустым коридорам «Мосфильма» гулял ветер. А сериалы еще не снимали. Это была эпоха кооперативного кино, когда стали делать пошлятину за маленькие деньги. Актеры соглашались работать, потому что их прежние накопления обесценились и жить было не на что. Но я в эти проекты не попадал: когда в ГИТИС приходили ассистенты режиссеров, они брали девочек и мальчиков по 16—18 лет. А студент-актер 25 лет — как я — им был не нужен.
Ситуация в нашем кино изменилась, когда появились «Улицы разбитых фонарей». До этого на экранах царили зарубежные мыльные оперы: «Рабыня Изаура», «Богатые тоже плачут», «Санта-Барбара». И вдруг в середине 90-х начали снимать «Улицы...», причем сначала их не показывали по телевизору, а выпускали на видеокассетах. Сериал стал пользоваться огромным успехом, потому что люди хотели смотреть долгие истории про себя, про нас. И возник спрос на отечественные сериалы.
Поэтому считаю первые сезоны «Улиц разбитых фонарей» настоящим событием, наше кино выплыло благодаря им. Их снимали хорошие режиссеры — Александр Рогожкин, Владимир Бортко, Дмитрий Светозаров, Андрей Кравчук. Они ведь тоже сидели без работы, а тут им ее предложили. Правда, снимать приходилось за копейки, актеры в кадре часто появлялись в своей одежде. Тем не менее «Улицы...» сдвинули российское сериальное производство...
Так вот, возвращаясь к вашему вопросу про кино: я действительно лет восемь после окончания ГИТИСа не снимался. И не особо переживал по этому поводу: «Ну нет у меня кино и нет. У меня есть театр...» А потом в 2001 году в ТЮЗе вышла «Дама с собачкой», которая стала громким театральным событием. Эта постановка Камы Гинкаса, которая идет до сих пор (!), завоевала две «Золотые маски», а я за роль Гурова получил премию «Чайка». И именно «Дама с собачкой» стала для меня... прорывом в кино. Потому что посмотреть нашумевший спектакль приходила вся Москва, в том числе многие кинорежиссеры. Среди них был Александр Миндадзе, который порекомендовал меня Александру Прошкину, тот готовился снимать свой фильм «Трио». Так я попал в кино.
— И как вам работалось в первом фильме?
— Я ничего не знал про кинопроизводство, для меня все было в новинку. Сначала Прошкин собрал нас, троих артистов, и сказал: «Вы все будете играть главные роли». И потом часа три рассказывал, каким видит будущий фильм, что хотел бы от нас. Я слушал его, совершенно ошалев, и ничего не понимая! А потом ситуация изменилась: Прошкин взял на главные роли Михаила Пореченкова и Андрея Панина. А мне предложил небольшую роль: «Хотите?» — «С удовольствием».
На площадке я смотрел на Пореченкова и Панина с открытым ртом. Я проработал в театре около десяти лет, и мне казалось, что много чего умею как актер, а тут все другое! Видел, как Миша и Андрей существуют на площадке — абсолютно органично, как животные. К тому же в театре есть процесс репетиций, благодаря которому ты постепенно углубляешься в роль. Не получилось — пробуешь иначе. А тут звучит команда «Камера! Мотор!», ты выходишь на площадку и сразу должен сыграть как надо. Это был шок. Я не понимал: как у них получается, как и где они все это отрепетировали?! А они просто были опытные киноартисты, умели существовать в кадре. Это стало для меня школой — смотреть, как работают такие мастера (притом что они были мои ровесники). Конечно, за две недели съемок к профессии киноактера я только прикоснулся. А когда впервые увидел себя на экране, сам себе не понравился. И до сих пор с трудом себя воспринимаю...
— Но режиссерам вы явно понравились и вскоре уже снимались у Андрея Андреевича Эшпая в «Детях Арбата».
— И тут я уже начал получать удовольствие от процесса съемок. Андрей ведь любит работать с актерами — он ставит задачи, которые понятны театральному артисту. Так что Эшпая считаю своим учителем в кинематографе. И потом мы не раз работали вместе: в «Иване Грозном», «Взрослых дочерях»...
— А после какой роли вас стали узнавать на улицах?
— Если честно, когда раньше меня останавливали на улице и спрашивали: «Вы же Гордин?» — обычно отвечал: «Нет, это не я». Мне было как-то неловко. На самом деле это раньше, в советское время, когда фильм выходил по всей стране на сотнях, тысячах экранов, можно было проснуться знаменитым. А сейчас выпускается огромное количество сериального продукта. Актер может сняться в ста проектах, а ему будут говорить: «Что-то знакомое у вас лицо».
Есть четыре стадии узнаваемости артиста: «у вас знакомое лицо, может быть, мы служили вместе?», «вы, наверное, артист, я вас, кажется, видел в кино», «я вас видел в такой-то картине», «вы — такой-то...». Я прошел все эти стадии. И, наверное, самую большую популярность мне принес сериал «Склифосовский», который является одним из самых рейтинговых в истории российского кино. По-моему, все, кто смотрит телевизор, так или иначе видели этот фильм.
— Врачи вас за «Склифосовского» благодарят?
— Нет! Я же играл не доктора, а чиновника Минздрава — так за что врачам меня благодарить?! Да и не смотрят они «Склифосовского». У них нет на это времени, и для них такой сериал — это что-то из области фантастики, художественный вымысел, притом что на площадке всегда есть врач-консультант. В общем, по улицам Москвы хожу спокойно и лицо не прячу.
— А вы по Москве часто ходите?
— Постоянно! Живу на Новослободской: и до МТЮЗа, и до Театра Наций дохожу за полчаса. В это время могу вспоминать спектакль, если, допустим, был в отпуске и давно его не играл. А в другое время просто настраиваюсь на роль, слушаю музыку. Стал пешеходом, когда понял, что по центру Москвы передвигаться на машине не имеет смысла. На ногах быстрее и к тому же полезней. Когда сел за руль, стал набирать вес. Но потом вспомнил пример своего отца. Он 40 лет ездил в свой НИИ на трамвае, а затем пешком шел два километра с Петроградки до Васильевского острова. И поэтому был в прекрасной форме. Вот и я стараюсь побольше двигаться. У нас с Юлей (Меньшовой. — Прим. ред.) есть машина. И, если очень надо, я ею пользуюсь. Но гораздо чаще хожу пешком.
— И какое место в вашей жизни теперь занимает кино?
— Съемки для меня — это не только новые роли, но и новые впечатления, новые места, города, страны. Только благодаря кино мне, например, удалось посидеть в истребителе «МиГ». Мои сцены, конечно, снимали на земле, я просто находился в кабине. Но перед этим меня посадили в другой, не реактивный самолетик, пристегнули и сказали: «Мы просто полетаем». И летчик проделал со мной на борту все фигуры высшего пилотажа: мертвую петлю, бочку. В какой-то момент я просто перестал понимать, где нахожусь, у меня перед глазами все летало. Перегрузки были не такие сильные, но где верх, где низ, я не мог разобрать...
В другом проекте снимался внутри египетских пирамид, причем ночью! Не раз — в потрясающих петербургских дворцах и усадьбах, куда в обычной жизни никогда бы не попал: они закрыты для туристов. Побывал на базе Северного флота, где размещены подлодки, и даже внутри субмарин. Это очень впечатляет, ты поражаешься мужеству наших моряков-подводников...
Благодаря сериалу «Золотое дно» (он еще не вышел на экраны) недавно оказался на виноградниках в Краснодарском крае. Никогда не был знаком с этой сферой жизни, а виноделие — очень серьезное и масштабное дело! Нас водили по виноперерабатывающим производствам, угощали продукцией, в свободный от съемок день конечно. Этот проект в каком-то смысле наш российский ответ американскому сатирическому сериалу «Наследники», который стал хитом последних сезонов. Наш сценарий первоначально так и назывался: «Наследники». По-моему, очень современная, лихо закрученная история, один из сценаристов — Сергей Минаев.
А на съемках сериала «Плевако», который тоже только готовится к показу, были красивейшие подмосковные усадьбы (помимо огромных декораций в павильонах). Это историческая, очень масштабная и подробная картина о знаменитом прогрессивном русском адвокате Федоре Плевако — его играет Сергей Безруков. А я играю антипода главного героя — Константина Победоносцева, государственного деятеля очень консервативн ых взглядов. Снимает сериал Анна Матисон, супруга Сергея.
— Среди ваших киноработ есть очень необычная роль человека c двойным дном, оборотня — в сериале «Операция «Сатана» из цикла «Мосгаз»...
— Было интересно сыграть такого персонажа, который, с одной стороны, шпион и злодей, а с другой — обычный советский работяга. С Юрой Морозом мы давно знакомы, но до этого я у него не снимался. Юрий еще из той когорты мастеров, которые умеют работать с артистами, в отличие от многих молодых режиссеров, которые не могут ни объяснить артисту задачу, ни выстроить картинку, ни сделать монтаж.
А попал я в проект благодаря все тому же Андрею Эшпаю. Я у него раньше снимался в сериале «Взрослые дочери», среди продюсеров которого был Денис Евстигнеев. Кинокомпания Дениса как раз занимается всей этой историей «Мосгаза». Видимо, то, что мы сделали с Эшпаем во «Взрослых дочерях», Дениса впечатлило, и он позвал меня в «Операцию «Сатана».
— Среди прочих в сериале «Операция «Сатана» играл Сергей Колтаков...
— Это был гениальный актер, к сожалению, практически не оцененный, почти не выразивший себя на экране. Он на многие годы был забыт. Или он сам решил вычеркнуть себя из кино, уехав жить в деревню. А ведь у него было такое яркое начало — главные роли в фильмах Туманян «Соучастники» и «Зеркало для героя» Хотиненко. Потом он снимался гораздо реже. Затем вдруг вернулся — у того же Юрия Мороза сыграл Федора Карамазова в сериале «Братья Карамазовы».
Я всего один раз видел Колтакова в театре — в «Снах Родиона Романовича» (это была постановка режиссера Павла Сафонова в «Театральном товариществе 814»). Сергей играл Свидригайлова. Небольшая сцена, постановка достаточно современная, все артисты играли очень реально, бытово. Но когда из-за кулис вышел Колтаков, весь в белом, возникло впечатление, что вокруг него — громадное пространство сцены. А он сам полностью захватывал внимание зрительного зала, вырастал в фигуру большого масштаба. Я смотрел на это открыв рот. И вроде бы Колтаков играл очень по-мхатовски, но как-то необычайно увлекательно. Конечно, это был большой артист. Жаль, что он в театре почти не работал.
— Игорь, родители вашей жены — Вера Алентова и Владимир Меньшов. А вы когда-нибудь снимались вместе с ними?
— С Верой Валентиновной и Владимиром Валентиновичем мы в работе не встречались. А вот с Юлей у нас был целый сериал — «Преступление будет раскрыто». Играли мужа и жену в разводе. Вышло два сезона, продюсеры планировали продолжать проект. Но мы с Юлей отказались, потому что увидели: в какой-то момент сценарий начал выруливать совсем уж в абсурдную сторону.
— С родным, близким человеком работать легче или труднее?
— Мне, наверное, сложнее. Потому что я разделяю семью и работу. А когда Юля была моей партнершей, я не понимал, где в данный момент нахожусь. В первый съемочный день вообще не знал, как себя вести. Так что предпочитаю, чтобы это все было по отдельности: дом, семья и работа, съемки.
— Игорь, у вас двое уже взрослых детей. Но я не помню, чтобы они маленькими когда-нибудь снимались с вами или с Юлей. Почему?
— Мы всегда считали, что нашим детям это не нужно. Потому что съемки — это очень тяжелый и непредсказуемый процесс. Можно на всю жизнь подорвать ребенку психику, направить его по неправильному пути. Иногда поражаюсь родителям, которые приводят детей на большие, сложные роли. Но, видимо, это такое желание самореализации через своего ребенка…
— При этом и Андрей, и Таисия, повзрослев, связали свою жизнь с театром и кино...
— Андрею всегда была интересна режиссура. Но когда он оканчивал школу, мы ему сказали: «Чтобы быть режиссером, нужно хорошо понимать профессию актера». И предложили поступить на актерский факультет. Сын окончил Школу-студию МХАТ, так и не воспылав любовью к актерству (хотя он периодически играет в спектаклях театра «Практика» со своими однокурсниками). А вот стремление в режиссуру у него осталось. Учиться ей в каком-то учебном заведении он не видит смысла, хочет действовать. Сын уже поставил в театре «Практика» детский спектакль, который получил очень хорошие отзывы. А еще снял короткометражку «Тук-тук-тук» — сам все организовал. Ее заметили среди сотен короткометражек и взяли на фестиваль «Короче» в Калининград. А на Patriki Film Festival фильм Андрея завоевал Гран-при. По-моему, это очень интересная, глубокая работа...
— А Таисия?
— Дочь сначала пыталась избежать театральной участи. После школы поступила в Высшую школу экономики, на факультет медиакоммуникации. Но, проучившись там полгода, поняла, что не хочет этим заниматься. Зато очень сильно увлеклась театром, начала смотреть много учебных, дипломных спектаклей. Ее так захватила эта молодая, творческая энергия, что дочка решила: «Я тоже хочу быть частью этого мира». В результате Таисия сейчас учится в Школе-студии МХАТ на продюсерском факультете.
— А быть актрисой, как папа и мама, не хочет?
— Может быть, в какой-то момент в Таисии это и прорвется. В любом случае это решать ей, а не нам. Ведь самое главное в жизни — найти свой путь. А для этого надо не бояться в какой-то момент круто изменить судьбу. Я это точно знаю...
