Недавно 59-летний Алек Болдуин по второму разу попросил свою жену выйти за него замуж. Хилария Болдуин, мать троих детей, которых она нарожала за пять лет брака эксцентричному актеру с весьма неоднозначной в Голливуде репутацией, предложение приняла. Алек искренне считает, что судьба неожиданно позволила ему открыть новую главу в жизни.
Развод Алека и Ким Бэйсингер, первой супруги актера, длился не один год. В начале 1990-х пара некоторое время считалась образцом если не гармоничного супружества, то уж точно сексуальности и страсти. Но бурный темперамент Алека и особенности психики Ким не позволили влюбленным сохранить брак. Более того, они расстались непримиримыми врагами, а от былой любви остались лишь ненависть, боль и горечь. Супруги вели войну за опеку над единственной дочкой Айрлэнд, и девочка, любившая обоих родителей, страдала сильнее всех.
Сегодня она успешная модель, но любое упоминание о той давней истории до сих пор болезненно. И неизвестно, что случилось бы с опустошенным и катившимся на дно Болдуином, если бы не случайная встреча с милой 27-летней девушкой, работавшей инструктором по йоге в нью-йоркской студии. Алек и Хилария оказались за соседними столиками в кафе, Хилария ужинала с подругами, а узнав звезду, сама, без малейших комплексов, подошла познакомиться со своим любимым, как она Алеку сообщила, актером.
Общение с ней пролило бальзам на израненную душу Болдуина. В 2012 году они поженились, в 2013-м на свет появилась их дочь Кармен, в 2015-м — сын Рафаэль, в 2016-м — сын Леонардо. Три беременности не помешали Хиларии продолжать активно заниматься йогой (приучить к ней даже строптивого и совсем не спортивного мужа) и вскоре после родов демонстрировать свою стройную фигуру. Актер молится на судьбу, позволившую ему начать новую жизнь.
— Алек, судя по всему, на сей раз вы удивительно удачно женились…
— О да, Хилария — потрясающий человек. Лучший из всех, кого я когда-либо в своей жизни встречал. При этом она красива, словно живая кукла, и восхитительная мать! От прошлой жизни — от того, что случилось в моем первом браке, — осталось много шрамов. Конечно, я не могу просто так взять и перевернуть ту страницу, делая вид, что прошлое меня больше не задевает. Это не так. Но надеюсь, что я хорошо выучил урок и больше не напорюсь на те же грабли. Я продолжаю меняться к лучшему. И всегда помню: если не сделаю по-настоящему серьезной попытки устроить жизнь моей новой семьи, то сойду с ума. У меня нет выбора, как видите. (Улыбается.)
— Как-то в интервью вы пожаловались, что проблемы вашего характера и темперамента — родом из детства. Вы и теперь так считаете?
— В доме моего детства бушевали ураганы и бури, я вспоминаю маму, вечно орущую, на грани апоплексического удара. Нет, я ее не виню, понимаю, что у нее просто не хватало сил и энергии постоянно прибираться за шестью сорванцами: нас было четверо братьев и две сестры. Я был старшим из мальчишек и получал нагоняи чаще остальных. А любимчиком мамы всегда был младший, Стивен, и даже если он что-то вытворял, то наказывали все равно меня. Из-за всего этого бардака у меня сформировалось нечто вроде маниакально-депрессивного синдрома.
Его последствия я ощущал и потом, когда ушел из дома и снял квартиру в Нью-Йорке. Увидев, например, непорядок на книжных полках, я не успокаивался, пока все книги и журналы не вставали ровными рядами и не выглядели абсолютно идеально. Даже если, скажем, я в этот момент опаздывал в аэропорт и знал, что меня уже ждет водитель, я буквально разглаживал и аккуратно ставил на место каждую книжечку. Те, кто меня ждал, особенно если это была женщина, недоумевали: «Ты что, издеваешься? Мы же опоздаем на самолет!» А я в ответ: «Что, прости?..»
— А отец как повлиял на ваше будущее?
— Он был школьным учителем, страстно преданным своей профессии. Разумеется, денег папа зарабатывал мало. И бессознательно моя жизнь в те годы протекала под девизом «Я не хочу стать таким, как мой отец». Я не хотел постоянно нуждаться и обрекать себя и семью на финансовые трудности. Работа мужчины — зарабатывать и приносить домой деньги, и желательно как можно больше, вот и все. Поэтому сначала я решил пойти учиться на юриста. Но страсть к актерству все-таки победила — к немалому сожалению моей мамы. Помню, как она кричала мне по телефону: «Что с тобой? Ты сошел с ума?» Безусловно, все, что я рассказываю о родителях, повлияло и на мою актерскую карьеру.
Отчетливо помню поворотный момент, когда мне предложили одновременно два проекта: я мог либо сыграть в бродвейском спектакле, либо сняться в кино. Мне хотелось в театр, но за фильм «Привычка жениться» посулили миллион долларов. Впервые в жизни. Я соблазнился и выбрал кино. Но все вышло иначе. Фильм получился неудачный, стало ясно, что мне стоило следовать своим желаниям, инстинктам — и выбрать театр. А я погнался за деньгами. Потому что все вокруг советовали поступить так, а не иначе, включая моих собственных агентов. Я не сразу понял простую вещь.
Если хочешь преуспеть в самом начале, надо громко хлопнуть дверью перед носом у тех, кто предлагает тебе участие в чем-то пусть денежном, но ужасном — даже если это твои близкие. Но, увы, мне редко такое удавалось. Из девяти фильмов лишь один мог стать хитом, а остальные либо с треском проваливались, либо попадали в «середнячки». Так карьеру не строят в этом бизнесе. И я вовсе не хочу валить все на других. Сам во всем виноват.
— Тот фильм в какой-то мере определил вашу судьбу: познакомил с Ким Бэйсингер...
— Ну да... Наш развод оказался для меня слишком мучительным. Прежде всего потому, что я так и не мог поверить до конца, что человек способен на поведение, присущее, в моем представлении, разве что Маркизу де Саду. Тот период жизни для меня словно в тумане. Мрачное расплывчатое пятно… Я точно знаю, в каких проектах участвовал начиная с 1986-го по 2000 год. А вот с 2000-го по 2007 год — во времена моего кровавого судебного процесса — я едва ли вспомню, чем занимался.
Все эти семь лет я словно смотрел в пропасть с высоты скалистого утеса… (Болдуин однажды, как раз после того злосчастного звонка дочери, пытался покончить с собой. — Прим. ред.) В общем, после развода с Ким я долго размышлял о том, что же мне нужно от жизни и отношений. И приходил к выводу, что счастье в семейной жизни — это нереально и жениться во второй раз я никогда уже не решусь. Так оно, наверное, и было бы, если бы не Хилария. Увидев ее, я понял, что упускать такую девушку просто не имею права.
— А вас сейчас волнует ваше актерское будущее?
— Ничуть. Я не считаю, что актерство — это зависимость. Подразумевается, что все актеры донельзя тщеславны. Но лично мне стало все равно, мышиная возня меня больше не беспокоит. Даже если я снимаюсь в фильмах, которые не потрясут мир, но дают возможность не уезжать от семьи и заработать для нее деньги, я доволен и нисколько не переживаю. Вот, к примеру, представьте, что вы потерпели кораблекрушение и с трудом, но добрались до берега необитаемого острова. Поначалу вы ждете помощи, а потом начинаете жить на острове и учитесь быть счастливым. И если корабль все-таки приплывет, чтобы вас спасти, вы ответите: «Нет, спасибо. Мне здесь нравится». (Смеется.)
— Ваш остров — дом под Нью-Йорком — вы, говорят, перестроили согласно пожеланиям супруги…
— У нас же с Хиларией трое детей! Леонардо, наш младший, родился в прошлом сентябре. И у него еще нет комнаты, такой же, как у Кармен и Рафаэля. Этот старинный дом состоял из крохотных комнатенок, а Хилария совершенно справедливо хотела наполнить его воздухом, чтобы были большие и светлые помещения, ощущалось пространство. Жена очень беспокоится, чтобы ни у кого из детей не развился, не дай бог, комплекс: а почему у сестренки так, а у меня иначе? Знаете, что собой представляет наш дом? Один бесконечно длинный сеанс психотерапии на испанском языке! (Смеется.)
Я уезжаю на работу, а Хилария анализирует поведение детей: «Почему ты поступил именно так? А что ты чувствуешь сейчас? А почему?» У поколения жены совсем иной подход к воспитанию и обращению с детьми, чем был, скажем, у моих родителей. Никаких переговоров и разговоров, попыток что-то нам объяснить у них не возникало. Мать предпочитала учить нас с помощью палки для занавесок. (Улыбается.) А мы с женой, если честно, помешаны на своих детях. Хотя я все время повторяю ей, что она по-прежнему моя возлюбленная. Подруга. Это значит, нам нужно иногда оставаться вдвоем, посвящать время только себе. Но, признаюсь, срабатывает это весьма редко. (Вздыхает.) Обычно дети и наша к ним любовь побеждают мои благие намерения.
— Вы явно изменились под влиянием Хиларии…
— Однозначно. Произошла невероятная трансформация. Я стал сосредоточен, спокоен, больше сфокусирован на семье и меньше подвержен приступам ярости и агрессии. Что, как вы наверняка знаете, заметно подтачивало мой образ в глазах людей. Хилария сумела научить меня пониманию: злость ничего не решает и не меняет. Я много раз попадал в переделки из-за своей несдержанности. Особенно с папарацци. И поклялся как можно меньше иметь с ними дело. Но куда денешься: у нашего дома в Нью-Йорке они постоянно дежурят… Так вот Хилария, напротив, человек очень открытый.
Она живет по принципу: если что-то прячешь, скрываешь — значит, есть что. И любопытство только усиливается. Поэтому она публикует в социальных сетях свои фото и фото наших детей, отвечает на нападки тех, кто ее за это упрекает. Мне же она строго-настрого не разрешает участвовать в этих историях. Забавно… Но моя жена удивительно терпелива, и ее трудно сбить с толку. Она говорит, что я позволяю ей быть главой семьи. У нас дома альфа-самец — моя жена! (Смеется.) И это несмотря на то, что я сейчас меньше работаю и предпочитаю скрываться в нашем загородном доме-убежище. Не скрою, я не сразу привык к такому положению. Но реальность такова, что основной груз забот лежит на плечах Хиларии: воспитание детей и создание правильной атмосферы в нашей семье.
— Одним из ваших печально известных приступов агрессии стала знаменитая запись на автоответчике — звонок своей тогда 11-летней дочери Айрлэнд в 2007 году. Вы считали, что она нарочно не подходит к телефону, повинуясь распоряжению своей матери Ким, впали в ярость, назвав девочку «грубым безмозглым поросенком», много чего обидного наговорили... Потом запись попала в Интернет. (Болдуин утверждал, что это сделала бывшая жена. Разразился грандиозный скандал, повлиявший в том числе на карьеру актера. — Прим. ред.) К счастью, с тех пор вы, кажется, полностью помирились с дочерью…
— Не совсем. Тот злосчастный звонок — как незаживающая рана. Он всегда будет стоять если не между нами с дочкой, то между мной и окружающими меня людьми. По сей день находятся те, кто пытается меня унизить и всячески мне навредить, используя ту историю. И никакие хорошие отношения с Айрлэнд и ее благородное стремление меня защитить или подойти к ситуации с юмором — ничего не работает. Теперь нападки на меня причиняют дочери боль, как и напоминания о том ужасном периоде нашей жизни вообще… Вот что самое страшное.
— Чем вам интересны мультипликационные проекты, вроде недавно вышедшего на экраны «Босса-молокососа»? Вы приняли участие в озвучивании ради детей?
— Прежде всего ради себя. Ведь дома я — последний парень на деревне. Никто меня боссом не признает, никакой я не мачо и не глава, так сказать, своего племени, так хоть в звукозаписывающей комнате оторвался! (Смеется.)
— Когда вы чувствуете себя наиболее счастливым?
— Когда я дома, валяюсь у бассейна, рядом дети и Хилария, которая заставляет меня заниматься йогой, я ем фрукты, веду здоровый образ жизни — и все благодаря моей жене. Я наслаждаюсь солнцем и понимаю, что жизнь, пожалуй, и впрямь удалась! (Смеется.)
