«Не знаю, как пройдут эти гастроли, — говорила Галина Волчек в Москве, напутствуя коллектив своего театра, отправляющийся в Марсель и Канн с двумя поставленными ею спектаклями из чеховского репертуара — «Три сестры» и «Вишневый сад». — Но обещаю одно: это будет приятная прогулка». «По-моему, обещание свое я выполнила — прогулка на самом деле оказалась приятной» — так на завершающем банкете, который проходил в одном из каннских ресторанов, резюмировала Галина Борисовна гастрольную поездку, приуроченную, кстати, к ее грядущему юбилею...
Однажды, когда Волчек сломала ногу, но невзирая на это продолжала приезжать в театр на репетиции, Валентин Гафт написал ей прямо на гипсе: «Сказать, как Галька дорога, нельзя ни словом, ни пером.
У Гальки сломана нога… Какой великий перелом!» Шутки шутками, но если их отбросить и иметь в виду переломы не физические, можно уверенно констатировать: то, что делает в жизни Галина Волчек, вполне подходит под обозначение «великий перелом». Ну а как иначе? Не ломал бы «Современник» вот уже более полувека стереотипов, не шел бы вразрез с закостеневшими традициями да мнением сверху, так и не был бы он сейчас самым аншлаговым театром, где плотность известных артистов на квадратный метр просто превышает допустимую норму.
Кстати, почти все они этаким «звездным десантом» и были недавно заброшены во Французскую Республику, дабы ознакомить местное население с современной трактовкой чеховской драматургии. И вот он опять — «великий перелом»: если поначалу, в Марселе, французский люд не очень активно потянулся в театр из России, то на последнем спектакле был взят реванш. «Вишневый сад» буквально принимали на ура, что во французском варианте звучало как «Trez bien! Parfaitement! Excellent!..» Да-а, Волчек умеет побеждать обстоятельства. Вот простой пример. Во Франции запрещено курить в общественных местах, а поскольку театр — место как раз публичное, то курение на сцене исключено категорически. А также — и об этом безапелляционно сообщил господин, отвечающий за противопожарную безопасность Каннского дворца фестивалей (в одном из залов которого, кстати, проходили гастроли), — на сценической площадке противопоказано что-либо поджигать.
Нестыковка в том, что в привезенных спектаклях герои постоянно курят, а в одной из сцен «Трех сестер» Кваша, играющий доктора Чебутыкина, по роли должен поджигать газету и бросать ее в таз с водой. И этот эпизод очень важен. Результат? Был найден нестандартный выход: обычные сигареты заменили срочно купленными электронными — не горящими, а только натурально имитирующими табакокурение с помощью ультразвука. Что же касается горящей бумаги, то со словами: «Наше дело — добиваться своего! Квашенок, покажи господину Филиппу, как это будет выглядеть» — Галина Борисовна устроила показательный эксперимент поджигания и тушения бумаги, а затем силой своего обаяния, подкрепленной даром убеждения, заставила-таки непоколебимого мсье Филиппа поверить в то, что гордость Канна — дворец, знаменитый своими кинофестивалями, останется целым и невредимым.
Что, к счастью, и произошло.
«Представляешь, здесь ходили Аль Пачино, Мэрил Стрип!..» — восхищенно шептала Марина Александрова своему мужу Ивану Стебунову. В свободное от работы время новоиспеченные супруги практически не отрывались друг от друга. Гуляли, наслаждаясь Французской Ривьерой, и наверняка благодарили судьбу за то, что она соединила их в «Современнике». «Я очень долго мечтала попасть именно в этот театр, — рассказывала Марина корреспонденту «7Д». — И когда пришла, было ощущение дежавю: все словно уже знакомо, какое-то свое. А Галина Борисовна стала по-настоящему близким человеком. Ей одной из первых я сообщила о том, что выхожу замуж за Ваню.
Сначала она жутко удивилась, а потом очень обрадовалась — абсолютно так, как может радоваться мама за свою дочь. Конечно же присутствовала на нашей свадьбе и, мне кажется, была безумно счастлива в тот день. Правда, поздравляя нас, как мама, не забывала и о том, что она — худрук, а потому многозначительно сказала: «С детьми не спешите!» Поэтому, когда поползли слухи о моей беременности, я тут же позвонила Галине Борисовне: «У меня все в порядке, я не беременна!» «Надеюсь, когда это произойдет, ты сообщишь мне об этом первой?» — спросила она. Я засмеялась: «Нет, сначала все-таки скажу мужу». Вообще участие Галины Волчек в семейных событиях своих подопечных — дело обычное. Они для нее — и об этом тысячи историй готов рассказать каждый человек, работающий в театре, — члены одной семьи. «С появлением на свет сына я убедилась в том, что Галина Борисовна просто потрясающая бабушка, — говорит Ольга Дроздова.
— Вот пришла она на день рождения Димы (Певцова. — Прим. ред.), который мы отмечали в ресторане. Так представляете, никак не могли вытащить ее за праздничный стол из отдельной комнатки, где находился Елисей. Она сидела там с ним, беседовала о чем-то, буквально растворилась в нем. И Елисей, как только ее увидел, заулыбался и тут же пошел к ней на руки, хотя тогда у него был период отчуждения от посторонних людей. Там была и Димкина мама, и моя, но складывалось впечатление, что Елисей — внук Галины Борисовны. Он и внешне оказался на нее похож — глаза такие же серо-голубые, цвет волос такой же, даже прически схожи. Я так и сказала: «Сын на вас похож больше, чем на нас с Димкой». Мне кажется, что когда-то, в прошлой жизни, мы с Галиной Борисовной были родственниками».
Так кажется практически всем «современниковцам». Чулпан Хаматова, например, вспомнила случай, когда привезла в театр свою недавно родившуюся дочку и на время репетиции отнесла ее в пустующий в тот момент кабинет Волчек. «Я знала, что Ася будет там тихонечко спать, но на всякий случай положила в коляску рацию, чтобы не пропустить момент пробуждения. И во время репетиции нам довелось прослушать диалог Галины Борисовны, зашедшей в свой кабинет, с трехмесячной малюткой. «Ну что, Ася, одна лежишь, бросила тебя мать, да? Может, ты есть хочешь? Скажи, не молчи. И где эта, твоя? Чего она там застряла? Сходить, позвать, что ли? Нет?» Она говорила с ней абсолютно так же, как разговаривала бы со мной или с любым другим взрослым человеком. Мы прекратили репетицию, сидели, слушали, восхищались и… просто умирали со смеху. Галина Борисовна — крайне чуткий человек: сенсорный, сентиментальный.
Не знаю, кто родил байки про то, что она жесткая? У нее просто голос низкий. А жесткости ее обычно хватает минуты на четыре».
Зная по слухам об атмосфере, царящей в «Современнике», молодые актеры в него просто рвутся. Да, именно это слово употребил Артур Смольянинов*, рассказывая о своем приходе в театр. «Я рвался сюда всю жизнь. Только тут мечтал работать». Помог в осуществлении мечты Сергей Гармаш. «Мы сдружились в свое время на съемках, он стал для меня учителем и человеком, проложившим дорогу в мой любимый театр… На встречу с Галиной Борисовной я шел на дрожащих ногах. Во время разговора с ней у меня от волнения тряслись руки. Мы поговорили около часа, после чего она сказала: «Я людей хорошо чувствую и вижу: ты — свой.
Введем тебя на Соленого в «Трех сестрах». При том, что видела меня первый раз, даже фильмы с моим участием не смотрела… Долго я не мог нормально репетировать — дико боялся Волчек. Когда она появлялась в зале, каменел. Но постепенно это прошло, и теперь мне с Галиной Борисовной очень легко. И главное, благодаря ей я попал в свою среду». Что Артур и подтвердил, организовав на заключительном банкете театрализованное поздравление Сергея Гармаша в связи с его 50-летием.
На самом деле юбилей прошел давно, 1 сентября, но в то время театр был в отпуске, и потому первую часть поздравления от коллектива актер принимал во время французских гастролей. Вторая предстоит в Москве после открытия театрального сезона. Но пока уже здесь, на Лазурном Берегу, труппа была ознакомлена с двумя поздравительными телеграммами — от президента Медведева и премьер-министра Путина.
В криках «Браво!» почти затерялись шутливые слова Игоря Кваши: «Думал ли мальчик из сельского Херсона...» Но юбиляр их услышал и встал горой на защиту своей малой родины: «Это не село, а город, который основала Екатерина Великая и в котором похоронен князь Потемкин!» После вручения разнообразных подарков инициативу в руки взял Смольянинов. Со словами: «Серега, держись!» — Артур в компании группы артистов театра представил ими же сочиненную поэтическую композицию на музыку песни «Гоп-стоп». Завершалась она, с учетом купюр, предназначенных не для широкой аудитории, приблизительно так: «Гармаш, тебе и 35 не дашь. Гармаш, ты жизнь берешь на абордаж. В душе тебе всегда 15, ты большой ребенок, искренний и нежный, белый и пушистый, весь такой лучистый…
Ты не постареешь никогда!» Поэтическую эстафету подхватил Гафт, которого Волчек представила как «великого и ужасного». В его поздравительной шутке были и такие слова: «Ты Бельмондом вошел в отель, швейцары замерли в дверях, теперь в руках твоих портфель, а Канны у тебя в ногах. Ты стал красивей и умней, но, блин, смотри, не пей... Поздравить мы тебя хотели — живи, талантливо играй!.. Спиртного не носи в портфеле и рот шарфом не вытирай!» Переждав общий хохот и отсмеявшись сам, юбиляр сказал: «Спасибо вам за все, дорогие мои, родные! Вы не коллеги мои, а друзья! И «Современник» не просто театр, это мой дом, семья. Без одного года половина моей жизни прошла в нем. Разные были моменты. Бывало, я веселил театр, случалось, тряс его, будоражил, иногда даже оскорблял, но почему-то потом мог спокойно смотреть всем вам в глаза.
И не из-за того, что я такой бессовестный, а потому, что театр всегда прощал меня… Любая наша поездка для меня не просто гастроли, это — часть жизни. А эту я вообще никогда не забуду». «А сейчас проверим объем легких Гармаша», — заявил вдруг Смольянинов, предваряя внесение в зал торта с полсотней свечей. Юбиляр вдохнул всей грудью и… с одного раза задул все. После этого заключительного аккорда народ стал потихоньку разбредаться: кто постарше — в отель, отдохнуть перед утренним перелетом, кто помоложе — на ночную прогулку по городу, ведь ночью жизнь в Канне не замирает.
