«Когда Саша объявил семье, что собирается стать актером, сестра подняла его на смех: «Даже не думай! Ну какой из тебя артист? Да и фамилия у тебя неподходящая — Фатюшин». На что он ей ответил: «Спорим, что через десять лет фамилия Фатюшин станет известной на всю страну?» Так и случилось! После премьеры фильма «Москва слезам не верит» его обаятельного хоккеиста Гурина полюбили миллионы зрителей...»
— Всемье Фатюшина был кто-то с актерскими наклонностями?
— Саша был простым рязанским парнем, причем рязанским до корней волос. Его отец был шофером, мама работала на фабрике. В семье трое детей, Сашу называли последышем: самый маленький, самый болезненный, естественно, самый любимый. Жили Фатюшины небогато, в коммуналке. На участке во дворе мама Саши разбила маленький огород. Для прокорма детей держали кур и поросенка.
Когда мы с Сашей приезжали в Рязань, обязательно на обратном пути заворачивали в село Константиново, на родину Есенина. Нас там очень любили работники музея, с удовольствием показывали экспонаты из запасников. В новом павильоне повесили стенд с письмом Есенина. «Саш, — ахаю я, — ты ничего не видишь? У вас с ним даже почерк одинаковый!» Они с Есениным были как близнецы-братья! Какое стихотворение поэта ни открой, как будто Фатюшиным написано.
В одной из комнат экскурсовод показал коврик: «А это единственное, что Сергей Александрович, когда уехал из отчего дома, взял на память». Мы переглянулись: и тут совпадение! К тому времени у Саши умерли родители, и единственное, что он забрал из родительского дома, это висевший над его кроватью коврик...
На его выбор профессии оказал влияние старший брат. Он занимался в кружке художественной самодеятельности. За ним туда подтянулся и младшенький. Юрий вскоре охладел, а Саше там очень понравилось. Когда стал постарше, занялся футболом, боксом. Но увлечение свое актерским делом не забросил, пошел в рязанскую театральную студию.
В школе № 2, где училась сестра Фатюшина, преподавателем физики и астрономии был Александр Исаевич Солженицын. Никто и не подозревал, что по улицам Рязани ходит будущий знаменитый писатель. Естественно, благодаря Солженицыну в школе был создан литературный кружок, куда ходил Саша. Ребята на уроках слушали педагога с интересом. А дома Александр Исаевич печатал на пишущей машинке своего «Ивана Денисовича». Когда Саша поступил в институт, открылось дело Солженицына. Он рассказывал: «За мной несколько раз приезжала черная «Волга» из КГБ, забирали с лекций на допросы. Расспрашивали о литературном кружке, который был в Рязани, про солженицынские чтения».
К окончанию школы Саша определился — буду актером! Он увидел в кинотеатре фильм «Высота» и захотел стать таким, как Николай Рыбников. Родители были против, а сестра подняла его на смех: «Не суйся туда! Даже не думай, бесполезно. Да и фамилия у тебя не актерская — Фатюшин». На что он ей ответил, что через десять лет его фамилия станет известна на всю страну.
— Александр Константинович легко поступил в ГИТИС, с первого раза?
— Нет, со второго. В первый год во всех театральных вузах он с треском провалился. На экзамене Саша предстал перед приемной комиссией лирическим героем — читал отрывок из Паустовского. Провал был оглушительным! Ему даже посоветовали забыть об актерской профессии. Саша уехал в Рязань и работал год таксидермистом в мастерской, где делали чучела животных. Им приносили трофеи охотники или поступал заказ из музея.
По его рассказам, делал это он с удовольствием. В ремесле была большая доля искусства. Мастер, который его обучал, говорил, что самое сложное — сделать чучело козодоя. Оказывается, у этой птицы кожа тоненькая, как папиросная бумага. Саша с азартом рассказывал, какая там технология: надо кожу вымачивать в квасцах, потом ее шлифовать. Это был высший пилотаж! Не раз он мне с сожалением говорил: «Лен, я рано уехал, а так бы сделал это чучело козодоя». Забавно, я думала, он переживал, что каких-то ролей не сыграл, а оказывается, что не сделал чучело!
Одним словом, через год Фатюшин снова поехал в Москву поступать. И на этот раз его приняли в ГИТИС. На первом же прослушивании Саша выпалил прямо в лицо Андрею Гончарову, председателю приемной комиссии, отрывок из чеховского «Разговора человека с собакой»: «Вот ты — собака, ты ничего не понимаешь...» Гончаров сразу же взял его на свой курс. Это был экспериментальный набор, где совместно обучались режиссеры и актеры. Андрей Александрович принял на актерский только Сашу Фатюшина, Игоря Костолевского и Сашу Соловьева. Игорь где-то в интервью говорил, что самым талантливым из всей троицы был Фатюшин.
То, что он поступил к Гончарову, — огромное везение! Эти два человека были созданы друг для друга. Андрей Александрович такой взрывной, горячий, страстный, и Фатюшин ему под стать.
— Как они друг с другом находили общий язык с такими темпераментами?
— Когда люди делают одно дело и сосредоточены именно на этом, то не замечают, громко они говорят или тихо. Главное — достигнуть цели, я называю это сотворчеством. Тоже ловлю себя на том, что, когда говорю заинтересовано, повышаю голос. Меня даже спрашивают: «Что ты кричишь?» А я не кричу, это темперамент во мне бурлит. Недаром актерскую профессию считают грешной, потому что страсти кипят.
— А где жил провинциальный студент в столице?
— В общежитии, в одной комнате с еще одним любимым студентом Гончарова, Сашей Соловьевым. Он был таким же страстным и таким же бешеным, как Фатюшин. Два, как говорится, сапога пара.
Как-то к ним третьим подселили студента из Алжира, его звали Малик. В общежитии тогда все время работал репродуктор. Вечером заиграл гимн СССР. И вдруг Соловьев и Фатюшин, подмигнув друг другу, встают на кровати, прикрывшись одеялами, и алжирцу говорят: «Малик, вставай! Гимн страны надо стоя слушать». Малик послушно тоже встал. «А теперь, — говорят, — можно спать». Самое смешное, что в шесть часов утра Малик стал их будить: «Вставайте, гимн играют!» Хотели разыграть — и сами себя наказали.
Пожил Саша немножко в общежитии, а потом пошел подрабатывать дворником. И со своим другом Колей Царевым поселился в дворницкой. Это был подвал в одной из подворотен в районе Красной площади. Коля тоже рязанский, но учился у Юрия Завадского. Они по очереди подметали улицы, убирали снег.
— А как вы попали в Театр Маяковского?
— Мне в жизни очень повезло. Я окончила ГИТИС, меня приняли в Театр Маяковского, а главное, я вышла замуж за, как сейчас принято говорить, мегазвезду Александра Фатюшина. Он ходил в завидных женихах. А тут молодая бывшая студенточка окрутила заядлого холостяка...
Я пришла в театр в 1985 году. Труппа была в то время, конечно, сильнейшая. Только что, к сожалению, ушла Татьяна Доронина, но в театре оставались потрясающие актеры: Армен Джигарханян, Таня Васильева, Наташа Гундарева, Саша Фатюшин, Женя Симонова, Игорь Костолевский и многие другие. Это были звезды, которых знала вся страна. Но у меня сложилось ощущение, что внутри этой звездной системы были три кита, на которых все в театре держалось. Это Андрей Александрович Гончаров, Наташа Гундарева и Саша Фатюшин. Худрук театра обожал и Наташу, и Сашу. Саша с Наташей были в плотной рабочей, творческой связке. Я бы даже сказала, что именно они делали погоду в театре.
Саше было 34 года, Наташа чуть старше. И дело не в возрасте, просто они были зрелыми сформировавшимися людьми. А еще, позволю себе сказать, ХУДОЖНИКАМИ. Во-первых, талантливыми по своей природе, а во-вторых, очень хорошо обученными. Актер — это не умение правильно и громко говорить слова с выражением, а серьезное и очень тонкое обучение. Плюс это нервная организация, психика и фантазия.
Мало того, Фатюшин и Гундарева были совестью театра: их мнение часто не совпадало с мнением парторга. Помню, когда проходила переаттестация и нужно было каких-то артистов уволить, Саша с Наташей категорически отказались в этом участвовать. А они входили в худсовет. Своим отказом Гончарову насолили, потому что он хотел избавиться от каких-то актеров, но без их одобрения не смог. Он очень расстроился по этому поводу: получается, «птенцы гончаровского гнезда» пошли поперек его решения.
Помню, когда мы, еще студенты ГИТИСа, выходили в массовке на сцену Маяковки, Фатюшин и Гундарева уже были небожителями. Но никакой звездной болезни у него, как, впрочем, и у Гундаревой, не было. Мне казалось, стоит им появиться в театре, как сразу же свежо становится, словно подул ветерок, какая-то другая энергия возникала. При всей своей известности они не были чванливыми. Вот сейчас смотрю на молодых артистов, которые работают в театре, снимаются в кино: они ездят на иномарках, одеваются в бутиках, у них у всех агенты. А тогда такого не чувствовалось. Никто не задумывался, сколько они там на своих съемках зарабатывают. Да и не намного они по деньгам обскакивали своих коллег.
Помню, как я все время приставала с расспросами к аспиранту Коле Цареву, Сашиному другу детства:
— Скажи, а как живет Фатюшин? — Я наивно думала, что актер такого масштаба обитает непременно в царских палатах.
А Коля в ответ только смеялся:
— Да у него, кроме магнитофона, ничего нет!
— Где вы его в первый раз увидели, на сцене?
— В кино. Классе в восьмом приходит как-то моя подруга и говорит: «Знаешь, сейчас на экраны вышел фильм запрещенный, его показывают только в восемь утра в кинотеатре. Эротический!» А поскольку мы учились во вторую смену, я проснулась рано утром, и мы поперлись смотреть «взрослый» фильм «Осень».
И вот я сморю на экран. Какая-то деревня, какие-то колхозники. Главные герои все время разговаривают в постели. Один раз, правда, артистка Рудная появилась в лифчике, вот и вся эротическая сцена. Из всего фильма я запомнила двух смешных человечков — Гундареву и Фатюшина. Они играли мужа и жену. Герой Фатюшина был немногословен и носил тулуп, а Гундарева — платок.
— Гундарева и Фатюшин учились вместе?
— Наташа училась в Щукинском, а Фатюшин в ГИТИСе. Сашиным однокурсником был Игорь Костолевский. Игорь чуть постарше, он до этого отучился в каком-то техническом вузе три курса, потом поступил в театральный. Гончаров его взял, что-то в нем увидел на экзамене. А потом не знал, что с ним делать.
Кстати, с ним это часто бывало. Андрей Александрович сам со смехом рассказывал, как набирал курс: «Я похож на джигита, который скачет на лошади, видит: что-то красивое лежит на дороге, хоп — под бурку себе. А потом приезжаю, бурку распахиваю, а там, оказывается, совсем не то, что мне привиделось». Гончаров часто шутя подтрунивал над Костолевским: «Вот я смотрю на вас и не знаю, что с вами делать? Вы идете, и у вас всегда одно настроение — умер Бетховен».
— Гончаров не знал, что делать и с актером Фатюшиным тоже?
— Нет-нет, он знал, что с ним делать. Потому что Саша этюды приносил чудесные. Он вспоминал, как они какой-то отрывок в ГИТИСе делали, и он там танцевал до самозабвения. Саша был любимым студентом Гончарова. Учитель называл его «рязанским Марлоном Брандо»! В каком театре служить после учебы — такого вопроса даже не стояло! Только Театр Маяковского. Саша, по-моему, еще студентом играл какие-то спектакли на сцене Маяковки. По Иону Друцэ в спектакле «Мария» он играл Петюню, который колеса накачивал насосом.
Саша и Игорь пришли в театр молодыми ребятами. Гончаров Сашу занимает в одном спектакле, в другом, тот работает, работает, а Игорь в это время в каких-то массовках бегает. Саша в театре лямку тянет, а Игорю что делать? И пока у него много свободного времени, он успевает всюду сниматься. Многие его картины, между прочим, сейчас входят в золотой фонд.
Кстати, Фатюшин и Костолевский вместе снимались в фильме Павла Любимова «Весенний призыв». Они только пришли в театр. Саша и Игорь хорошо сыграли, да и фильм получился очень душевным. Его показывали в воинских частях, ребят эта картина как-то вдохновляла, они надеялись, уходя в армию, что у них будет такой же сержант Карпенко — справедливый, добрый и честный. Его и играл Фатюшин. В фильме он учит новобранцев азам солдатской науки. Саша рассказывал, что актеры с утра отправлялись в часть, порой даже ночевали в казарме.
— Когда вы познакомились?
— Мы познакомились в апофеоз славы Фатюшина, когда вышли на экраны «Москва слезам не верит», «Россия молодая», «Одиночное плавание». И в театре он был уже ведущим актером.
А увидела я Фатюшина наяву совершенно случайно. Как-то студенткой шла мимо Театра Маяковского, там на фоне кирпичных красных стен Фатюшин позировал фотографу. Тот, видимо, снимал актера для какого-то журнала. А я иду, такая красивая, по противоположной стороне в ГИТИС и мысленно прошу: «Посмотри, посмотри на меня!» Саша даже в мою сторону не глянул. «Ах, — думаю, — так! Ну-ну». И пошла дальше, благополучно забыв об этом эпизоде. Кто бы мог из нас двоих тогда подумать, что наш роман продлится всего три дня и закончится походом в ЗАГС?!
Еще студенткой в театре я начала репетировать пьесу Гельмана «Зинуля». Я — Зинуля, Фатюшин должен был играть в паре с Мартиросяном шофера. А режиссером спектакля был его друг Коля Царев. Я к нему пристаю:
— Коля, ну почему ты все время вызываешь на репетиции Мартиросяна? Вызови Фатюшина!
— Лена, ты что, с ума сошла? Ты студентка, а он заслуженный артист.
Потом все-таки на пару репетиций забежал Фатюшин. Он быстро пробормотал текст и убежал — его друзья внизу ждали. Я думаю: «Что за ерунда такая?»
А потом мы случайно столкнулись в служебном буфете. Он стоит за мной в очереди, что-то говорит, покручивая ключики от автомобиля своего друга. Вдруг подсаживается ко мне за столик. И начинает покровительственно общаться со мной, типа он артист, а я студентка. Я его спрашиваю:
— А вы в Минске когда-нибудь были?
— Бывал.
— Я сейчас в Минск еду, поедете со мной?
Он так растерялся, честно говоря, что даже не нашелся, что ответить. Но с тех пор мимо меня уже так не проходил, как тогда, когда позировал фотографу, уже притормаживал. Потом я стала ходить на футбольные матчи, где он играл. Болеть за него...
Все решилось, когда во время спектакля «Иван-царевич» на меня неожиданно упала железная труба, стесав пол-лица. Вдруг через пару дней в общагу, где я жила, звонит Фатюшин: «Лена, я слышал, что вам изуродовали лицо. Можно вас проведать?» В этот момент я даже пожалела, что все уже зажило, только две царапинки остались. И с тех пор он стал мне звонить. А предложение сделал стремительно. Однажды появился на пороге общежития, куда меня вызвал, в заснеженном тулупе. Внезапно хватает меня в охапку, запахивает тулуп и говорит: «Едем ко мне! Будешь моей женой!» Это было так по-гусарски!
Как-то он мне рассказывал потом, что в юности приехал к тетке своей на Рязанщину и увидел на стене портрет бравого гусара:
— Кто это?
— Твой прадед.
И тут все сходится!
С самого начала мы хотели, чтобы все было традиционно: фата, обручальные кольца, банкет в гостинице «Космос». Саша перед женитьбой торжественно сбрил усы, чтобы моложе выглядеть. А то над ним все в театре подтрунивали: «Фатюшин, невеста-то моложе на 12 лет!»
А потом началась жизнь со всеми радостями, тяготами и проблемами. Как-то его сестра, когда Саша взорвался и стал орать, как лев, сказала:
— Видишь, Лена, какой у него недостаток?
Я ответила:
— У него так много достоинств, что этот недостаток как-нибудь стерплю...
Я прекрасно знала, что он может кричать, злиться по мелочам, но по природе своей великодушен и добр...
Мы оба мечтали о ребенке, особенно Саша. Через пару лет забеспокоились, но врачи успокаивали, мол, все в порядке. Однако завести детей так и не получилось. Мы еще с Сашкой, придя домой после очередного визита к врачу, шутили: «Да что ж такое! Да что ж такое!»
Я ему как-то сказала:
— Саня, мы с тобой самые популярные персонажи русских сказок.
— Как?
— А так. Жили-были дед да баба, и не было у них детей...
Но я ни о чем не жалею. Моим ребенком был Саша, причем ребенком сложным, требующим немалых эмоциональных затрат.
— Фатюшин стал москвичом, как вы считаете?
— Мне кажется, что ни он, ни я никогда не были москвичами, собственно говоря, и не претендовали на это. Саша всегда гордился, что он рязанский. А я гордилась, что из Минска. У нас дом всегда был проходным двором: то его родственники приезжают, то мои. Однажды в нашу однокомнатную квартиру приехали мои родственники, и нам пришлось спать на кухне: Саше — под столом, а мне — на кухонном диванчике. Мы неделю так существовали, и нам казалось это нормальным.
Игорь Костолевский — тот был москвич. Но это никогда не было предметом зависти. В молодости они вместе снимались, потом очень долго играли в спектакле «Островитяне». Часто творчески спорили, находились в рабочем режиме. Потом, когда оба женились, уже как-то разошлись: у этого свое, а у этого свое.
— Фатюшин не забывал свой родной город?
— Как только выдавалось свободное время, Саша сразу ехал в Рязань. И друзей своих туда таскал, там были и Меньшов, и Неелова, и Гундарева. С кем снимался, всех в Рязань и звал. Съемки фильма «Дамы приглашают кавалеров» проходили в Коломне, где жила Сашина сестра Валентина. И вся съемочная группа гостила в ее квартире в военном городке. Коломна — прекрасный городок между Москвой и Рязанью. Спали и на полу, и на диванах. Молодые, веселые, заводные. И в Рязани гостили у его родителей, на полу спали. Он с гордостью водил по родному городу, а там, слава богу, есть что посмотреть. И в Константиново возил, и в Солотчу — там уникальное место, экологическая зона.
Кстати, про любимую Рязань он в каждом фильме вставлял фразу, как бы между прочим. Импровизировал, одним словом. Все его фразы, между прочим, стали крылатыми. В фильме «Одиночное плавание» Саша импровизировал. Герои разговаривают с американцами. А Сашин персонаж ничего не понимает: «Эх, говорила мне мама: «Учи английский, сынок!» А еще ему нужно в колодец залезть, там был якобы какой-то военный американский объект. Он открывает люк и перед тем, как туда забраться, заявляет: «Эх, говорила мама: «Не лазай по колодцам». В этом же фильме он попросил своего партнера Михаила Ножкина ему подыграть: «Я здесь скажу: «Эх, вот у нас рыбалка!», а ты спроси меня: «А где?» Ножкин спросил, а Саша ответил: «Да под Рязанью».
И я ездила с Фатюшиным в Рязань. Сашина мама очень ждала, когда сын уже женится. И вот наконец-то в 36 лет это случилось. Екатерина Николаевна, когда меня увидела, руками всплеснула: «Ой, Лена, милка моя!» С тех пор так меня и называла ласково — «милка моя». А Сашу она звала Шуркой. С продуктами тогда было туго, но она из ничего накрывала целый стол. Готовила солянку, пекла пироги.
Мы с Сашей спали в большой комнате, и, пока не проснемся, его мама на цыпочках ходила. И боже упаси, если кто-то позвонит в дверь. Например, брат приходил, она ему: «Тихо, тихо, Шурик спит». Главное, чтобы любимый сынок поспал, отдохнул, поел. И естественно, автоматом полюбила и меня, со мной она была очень нежной всегда. Правда, однажды я приехала в модных рваных джинсах. Мы погостили, а на прощание подходит ко мне Константин Александрович, Сашин папа, и строго говорит: «Лен, милка моя, ты в следующий раз в худых штанах-то не приезжай».
— У Гончарова Фатюшин был, наверное, принят в семье?
— Если бы Саша и я были людьми другого склада, наверное, не вылезали бы из дома худрука. Но мы сошлись в одном: не сближаться с людьми, от которых что-то зависит в нашей жизни, от начальства подальше. Однажды приехал один знакомый и стал копаться в Сашиной визитнице. Он в лице переменился: «Да с такими знакомыми вы же могли уже быть в полном шоколаде!»
— А как отнеслась к свадьбе Фатюшина его близкая подруга Гундарева?
— Наташа при всех своих женских тараканах была настоящей рабочей лошадкой высокого класса. И лучше человека рядом, чем Саша, — по-партнерски, по таланту, по уюту — на гастролях у нее не было. Что такое вместе работать? Это вместе в поезде, в гостинице, в гримерной. Рядом должен быть человек, который тебе приятен внешне, порядочный, при котором можно спокойно переодеваться и не кричать: «Отвернись, не смотри на меня!»
Люди работают, и никто в этот момент не скажет: «Ах, а у тебя носки несвежие». Мы вместе, мы — команда! И это очень важно. Меня часто спрашивали, был ли у Наташи с Сашей роман. У них был больше чем роман! Она знала, что имеет в виду, говоря фразу «Шуша — это мое!»
Гундарева постоянно с Сашей нянчилась. В поездках следила, чтобы он вовремя поел, вовремя лег спать и, не дай бог, не простудился. Как-то они заскочили, отработав несколько встреч со зрителями, к Наташе в номер. Пока она собирала на стол, Саша прилег на кровать и уснул, не снимая ботинок. Наташе было жалко его будить, она сняла с него обувь, а сама пристроилась на диванчике. Если он вспыхивал, как порох, она его мягко останавливала: «Шуша, тихо!»
Могло показаться со стороны, что Гундарева им командовала: «Шуша, встали, поехали! Деньги заработанные надо туда вложить». Она все время говорила: «Так, это туда, это сюда, а это оставь!» И он был не против, он ей доверял на все сто процентов. Это была какая-то очень крепкая связка, как у альпинистов. Она его ценила, а потом они очень много вместе работали, начиная с фильма «Осень». Наташа его за талант полюбила прежде всего. Плюс к этому — что красивый, порядочный и доверчивый. А он заботился о ней, принимал активнейшее участие в Наташиной личной жизни, даже пытался выдать ее замуж. Мне все время говорил: «Наташу замуж выдать надо». Саша познакомил ее со своим другом, звездой футбола Александром Минаевым, и следил за развитием их романа.
Наташа — человек при жесткой конструкции очень тонкий, она некомандным голосом говорила. Как Лиса Патрикевна из сказки. Голосом могла сделать такое предложение, что тебе казалось, будто ты сам до этого додумался. Может быть, в этом ее больший талант, чем актерский. Поэтому, конечно, когда появилась какая-то заноза, а я и была занозой в этом шве, она напряглась. Естественно, очень ревниво ко мне относилась. Когда Саша ласково называл меня Леночкой, Наташа язвила: «Вон твоя Ленточка».
Гундарева тем не менее была на нашей свадьбе. Наташа, человек деликатный, виду не показывала, но все же холодок я почувствовала. Мы так и не нашли общего языка, хотя не раз бывали в общих компаниях. Наверное, ей казалось, что ближе нее у Саши никого не может быть. Она и его маме все время говорила: «Ну возьмите меня уже в невестки». Я не знаю, насколько это было серьезно.
С моим появлением в его жизни в ее представлении разрушилась какая-то конструкция. И после этого Наташа вскоре вышла замуж за Мишу Филиппова, что было очень хорошо для всех нас...
Да и в театре наша свадьба произвела эффект разорвавшейся бомбы. Это было самое обсуждаемое событие, которое сводилось к одному: «Какого жениха Ленка урвала!» Все сразу подумали, что молодая провинциалка подцепила бедного Фатюшина ради материальных благ. Но на момент моего выпуска из института у меня были спектакль с главной ролью, прописка и комната на Патриарших. И поэтому замуж я выходила по любви. А Сашу было невозможно не любить! Нельзя было! Он входил в помещение, и все вокруг менялось.
— А были роли, о которых Фатюшин жалел, что так и не сыграл?
— Надо сказать, что для Саши театр был на первом месте. Он часто отказывался от ролей, которые ему предлагали, если надо было жертвовать театром. Например, Данелия его утверждал в фильме «Кин-дза-дза!» на роль дяди Вовы, которую потом сыграл Станислав Любшин. Саша был в это время очень занят в театре, а надо было надолго лететь на съемки в пустыню.
А были случаи, когда его роли просто вырезали из фильма. В «Служебном романе» он пару раз мелькнул в бессловесных эпизодиках, и никто не знает, что у него была довольно большая роль мужа секретарши, которую сыграла Лия Ахеджакова. Рязанов специально для Фатюшина ее написал. В фильме секретарша Верочка ведет бесконечные разговоры с анонимным мужем. А по сценарию он за ней заезжал на мотоцикле на работу, они выясняли все время отношения. Там была еще одна любовная линия. С Сашей и Лией было снято много эпизодов, но в фильм, увы, они так и не вошли, осталось только несколько Сашиных крупных планов.
Фатюшина часто после выхода фильма спрашивали: «А чего это ты вдруг в эпизоде снялся?» Он рассказывал в ответ драматическую историю. Саша играл в спектакле «Медея», и в одной сцене актер случайно проткнул ему глаз бутафорским копьем. Саше делали операцию. Рязанов довольно долго ждал его выздоровления, остались какие-то досъемки. Однажды режиссер приехал его проведать в больницу:
— Саша, я не могу больше ждать, нам надо ломать павильон.
Фатюшин ответил:
— Ну что ж, тогда вырезайте все кадры со мной!
И Эльдар Александрович оставил одни только крохотные эпизоды, снятые до травмы, где герой Саши реагирует на «воскрешение» Бубликова...
Я не знала об этой истории. Однажды в лихие девяностые нас пригласили на юбилей какого-то банка, и вдруг Саша видит Лию Меджидовну и бросается к ней: «Лийка!» А она же маленькая такая, он ее на руки подхватил.
Я потом спросила:
— Саш, а чего ты так?
Он говорит:
— Ну что ты, это же моя жена по фильму.
Один раз он признался, что мечтал о роли в картине «О бедном гусаре замолвите слово», которую сыграл Садальский, но постеснялся позвонить Рязанову. Эльдар Александрович, услышав это спустя годы, искренне и с сожалением сказал: «Ну и дурак, что не напросился».
— Фатюшин что-нибудь рассказывал о съемках фильма «Москва слезам не верит»?
— Парадокс в том, что он снялся более чем в пятидесяти картинах, а зрители его запомнили по роли хоккеиста Гурина. В нашей стране фильм посмотрели 84 миллиона зрителей, он получил премию «Оскар» как лучший иностранный фильм. В одном интервью режиссер картины Владимир Меньшов рассказывал, что такой роли в сценарии вообще не было. Был некий упоминаемый в разговорах ухажер Людмилы, кажется, хоккеист. О нем только говорили, сам он не появлялся. Режиссер, дорабатывая сценарий, понял, что хоккеист нужен в картине, и сам добавил эти сцены с ним. Вот ведь как бывает! Не напиши тогда эти сцены Меньшов, неизвестно, как сложилась бы судьба молодого талантливого актера.
Меньшов утверждал актеров парами. Дуэт Фатюшина с Муравьевой утвердили сразу же. Сашина роль была больше, при монтаже фильма пару сцен сократили. Например, после матча в Лужниках за Гуриным и модно одетой Людмилой бегут поклонники и просят у знаменитого хоккеиста автографы. Меньшов взял Сашу на роль спортсмена, совершенно не зная, что спорт был одним из главных его увлечений в жизни. Саша дружил со многими именитыми спортсменами. Хоккеистам фильм понравился, к нему подходили, хвалили: «Сань, попал в точку!»
Он мне почему-то рассказывал не о самих съемках фильма «Москва слезам не верит», а про то, с какими трепетом и нежностью общался с Зоей Алексеевной Федоровой и Алексеем Владимировичем Баталовым. Несколько раз после съемок Баталов их на «Волге» подвозил к ВТО, они ужинали там в ресторане. Фатюшин всегда очень уважительно относился к актерам старшего поколения. Точно так же, как к Николаю Афанасьевичу Крючкову, с которым снимался в фильме «Человек на полустанке»...
Однажды, помню, мы пришли в спорткомплекс «Олимпийский» на футбольный матч. Стоим у служебного входа, подъезжает «Волга», открывается дверь, а на заднем сиденье Николай Афанасьевич Крючков. Поклонники прыгают вокруг машины и орут: «Крючков! Крючков!» А у него такие глаза беспомощные, он тянет руку, ему тяжело выйти из машины, поклонников много, а руку подать некому. Один Саша догадался помочь ему.
О том, что его везде узнают как Гурина, Саша не переживал. Он шутил: «Бабочкин тоже всю жизнь Чапаевым был». Относился к этому философски, не раздражался. Помню, идем с ним по рынку, при виде любимого актера все продавщицы расцветают: «Заходите, пробуйте, да берите так!» Он смущался, а я, идя сзади, слышала, как они с товарками его обсуждают: «Ой, глянь, поседел как, постарел!» Известность имеет и обратную сторону медали. Слава богу, он этого не слышал.
И после фильма «Москва слезам не верит» Саша много снимался. Одна из его лучших ролей — Афанасий Крыков в фильме «Россия молодая». Саша вспоминал, как на съемках чуть не погиб. Его героя должны были повесить. Саша перед съемкой пошутил: «А что, если веревка не оборвется?» Его заверили, что все под контролем. Начали снимать, и веревка действительно не оборвалась. Слава богу, петля была завязана неправильно, он успел просунуть руку. Его потом везли домой на машине с багровым следом от веревки на шее. Там был еще один эпизод. Когда Крыкова били розгами, ему на спину фанерку положили. Пока репетировали, все было нормально. А когда включили камеру, ребята из массовки так азартно стали стегать, что пошли взахлест.
— А поклонницы Фатюшина не донимали?
— Ну, я этого не замечала. Допустим, приезжаем на съемки в какой-то воинской части. Там местные тетки накрасятся, намажутся, все на него вешаются:
— Можно мы с вами сфотографируемся?
Он говорит:
— Ну, у меня жена тут...
Они все бегут ко мне за разрешением. Я говорю: «Да конечно, конечно». И вот они все на нем опять виснут.
Я не ревновала его к ним. Я же вижу, что люди делают это от души, они любят его. Это же не то что рвут на себе нижнее белье. Помню, как сама, приехав в Москву, в первый раз увидела живого артиста на улице. Наш экскурсионный автобус притормозил на Тверской. Смотрю, идет красивый человек в джинсовом костюме, седовласый. И я как заору на весь автобус: «Смотрите, Всеволод Сафонов, Всеволод Сафонов!» Поэтому прекрасно понимаю эти порывы. Так что я к ним нормально отношусь...
— Как вы пережили лихие девяностые, когда начались проблемы с кино?
— Когда грянула перестройка, Саша вообще не понял, что происходит. Пока мы ворковали в своем гнездышке, рухнуло кино, в театр перестали ходить зрители. Сашу не так поразили перемены в стране, как в близких людях. Еще вчера человек сидел с тобой в компании, а уже сегодня вдруг надевает малиновый пиджак и садится за руль «мерседеса». Фатюшин же каким был, таким и остался. Все куда-то бегут, зарабатывают, толкаются локтями. А для Саши слова «пристраиваться», «устраиваться» были неприемлемы.
Начались кастинги, появились агенты. Когда ему говорили: «Вам нужно прийти на кастинг», его от одного этого слова перекашивало. Правда, как-то он засомневался в своей правоте. Кто-то на «мерседес» пересел, а мы сидим в своей квартирке на «Бабушкинской» и даже дефолта не заметили, потому что менять было нечего. Однажды и он решил заработать и попытался «бомбить». «Все равно дома сижу!» — решил Саша. Вдруг на светофоре в его машину въезжает такси. Милиция, протокол. Водитель такси отдает ему сразу две тысячи рублей. Саша смотрит на внезапно свалившиеся деньги и решает: «Не поеду я никуда завтра!»
Звонок в дверь перед Новым годом. На пороге Сашин приятель, полковник в отставке, в руках у него елка. «Ребята, вот купил, а ставить негде. Подумал-подумал и понял, что, кроме как у вас, нигде не хочется...» И подарил нам новогоднюю елку.
Это был год, когда у нас стало особенно туго с деньгами. И я попросила: «Давай не будем в этот Новый год дарить друг другу дорогие подарки». Саша согласился. Приносит мне маленький сверточек, а к нему духи, цветы! Я похолодела: прощайте, продукты на месяц! А я протягиваю ему маленькую шапочку а-ля Никсон, о которой он долго мечтал. Он не снимал ее всю новогоднюю ночь.
Фатюшин плохо сориентировался в новом времени. А я тогда как раз начала сниматься в сериале «Простые истины». Саша смотрел это по телевизору и не мог понять формат: то ли это телеспектакль, то ли кино, то ли еще что. И когда я получила гонорар, по тем временам нормальный, даже как-то взгрустнул. И дело было не в сумме. Мне показалось, что он подумал: «Чтобы зарабатывать деньги, надо вот в этом сниматься?» И потом пошли предложения, от которых он отказывался. Я вам скажу, вы не поверите. В сериале «Петербургские тайны» режиссер уговаривал Сашу согласиться на роль, которую потом сыграл Караченцов, тот сказал: «Это не мое, не буду». Саша там, правда, подснялся все же в одной роли, его герой быстро застрелился.
После Митта его звал в «Границу. Таежный роман», Саша говорит:
— Да я устал уже от этих сапог, от этих фуражек.
— Мы все перепишем! — Но Саша отказался.
Или его Поплавская звала в свой фильм по Лескову, в «Очарованный странник». Потом эту роль сыграл Александр Михайлов.
Что-то с ним случилос: вдруг его время, казалось, ушло. Он жаловался, что роли измельчали. Звонили какие-то друзья, которые работали «хлопушками», какие-то администраторы, которые нашли где-то деньги и снимали уже как режиссеры. Пошла коммерческая история. И он пару раз соглашался на эти дела. А «режиссеры» кидали его на деньги. И это его изводило до невозможности.
Андрей Александрович Гончаров, который был отцом родным, после перестройки тоже растерялся: он уже был пожилым человеком, и вдруг то, чем жил всю жизнь, что проповедовал, теперь оказалось запрещено. В театре Гончаров решил сделать вторую версию спектакля «Дети Ванюшина». Когда-то гремела на всю Москву постановка, где в главной роли был Евгений Леонов, а он восстановил ее с Фатюшиным. И это был чудесный спектакль. Театралы перекрестили «Дети Ванюшина» в «Дети Фатюшина». Многие зрители говорили, что Фатюшин в «Детях Ванюшина» — это событие.
— Сохранились ли телевизионные версии его спектаклей или это тоже трагическая история?
— Есть один спектакль — «Жизнь Клима Самгина», снятый Толей Ромашиным, и кусочки «Банкрота», с Наташей Гундаревой они там играют. А так целиком практически нет постановок.
Заслуженного артиста он получил за ряд ролей в театре. А когда сыграл «Молву» по пьесе Салынского, ему дали Государственную премию.
Саша сыграл совершенно гениально роль Ивана Шишлова. На премьере рядом с автором пьесы Афанасием Салынским сидел его товарищ драматург Володин. После спектакля Володин похлопал по плечу коллегу со словами: «Афоня, наверное, когда ты писал эту пьесу, тебе голубок на голову сел». Он имел в виду, что так талантливо все написано.
А в это время пьесу ставили в Театре Советской армии. Валера Баринов, который там играл Шишлова, приходил смотреть на Сашу Фатюшина. И потом Сашке же признавался в том, что у них так не получилось, как в Театре Маяковского, потому что режиссерский взгляд не тот, интерпретация. На спектакль «Молва» народ валом валил...
У Саши был еще один талант — он умел дружить. Про Наташу Гундареву я уже рассказала. У него было много друзей, помимо театра. Саша имел природное чутье на настоящих мужиков. Его друзьями были и спортсмены, и милиционеры, и актеры, и братва, и даже монтировщики в театре. Играя в карты, его друзья никогда не говорили о профессии: кого на что утвердили, о творческих муках, о поисках зерна роли...
Саша ведь был талисманом футбольной сборной. В молодости он играл за рязанскую команду, а потом всю жизнь болел за московский «Спартак». Старался не пропустить ни одного матча. Как-то игроки заметили: «Интересно! Как Фатюшин на матче — мы выигрываем!» Однажды наша сборная отправилась в Париж на встречу с хозяевами поля. До матча Саша на листочке написал счет «Мы. 3:2» и спрятал его в сумку. И наши футболисты именно с таким счетом выиграли матч! Когда все сели в автобус, Саша торжественно показал ребятам бумагу, которая лежала в сумке в багажном отделении.
Если все его фильмы посмотреть, он везде играл настоящих мужиков, порядочных, добрых, ранимых. Один раз снялся в роли бандита в «Любить по-русски 3», и то только из уважения к Евгению Семеновичу Матвееву. Ему хотелось с ним как с режиссером поработать. Опять же, как я говорила, он любил артистов старшего поколения, очень уважал их.
— Странно, что Фатюшин так и не стал народным артистом, хотя по сути им был...
— Там со званием отдельная история. Это, как говорит одна моя знакомая, ему тоже жизни не прибавило. У Саши были собраны документы на народного артиста. Приближался юбилей — его 50-летие. Мы играем как-то «Банкрота», директор нашего театра подходит к Сашке и говорит: «Ну все, Сашенька, документы получены, ты народный, Леночка заслуженная». Наступает юбилей — тишина. Вплоть до того, что шел банкет в ресторане, и я видела, что Саша ждет вручения. А через полтора месяца в нашем театре другому пожилому артисту и другой артистке вручают народного и заслуженную. То есть наши документы переписали на другие имена.
Саша не стал бороться, он просто взял и... УМЕР. Вот такая точка. Ему было всего 52 года...
Вышло так, что три кита, на которых держался Театр Маяковского, друг за другом ушли. Сначала Андрей Гончаров, потом Саша, а за ним Наташа Гундарева.
Самое дорогое, что он мне оставил, — это его друзья. Они без лишних слов меня поддерживали. Саша на их месте поступил бы так же...
Прошел уже 21 год, как Саши нет, а у меня в чемодане хранятся все его журналы, статьи, в том числе и письма, которые писали ему после «Весеннего призыва». И причем письма у меня лежат не только из России, но и из соцстран, и болгарки какие-то писали. Зачем это храню, не знаю...
Всю жизнь Саша отдал служению в своем Театре Маяковского. Перед кончиной навестил Рязань, съездил и в Константиново к Есенину. Он так гениально читал «Черного человека»: «Друг мой, друг мой, Я очень и очень болен...», что все присутствующие не могли сдержать слез.
