«Свет погас, фильм начался. Изображения столь высочайшего качества я не видел больше ни в одном зале. Рэдли не ошибся. Когда картина закончилась, зрители поднялись с мест и зааплодировали мне. Поинтересовался: кто эти люди? Гордон ответил: вот у того два «Оскара», а у этого — один... Сам Лукас позже посмотрел мой фильм отдельно».
— Дмитрий Хананович, два года вы руководите Театром на Трубной. Как видели его будущее, какие задачи решали, когда соглашались его возглавить?
— Я пришел в театр, в котором сложился коллектив с определенными традициями. Там ставили только современные пьесы, что, конечно же, очень сужало актерские и режиссерские возможности. Хороших, ярких современных авторов не так много.
А артист растет в хорошей драматургии. Мне прежде всего хотелось, ничего не поломав, расширить возможности этого театра, сделать репертуар разнообразным. На этой сцене никогда не ставили русскую и западную классику, современные западные пьесы. Теперь репертуар театра составляет бесспорная, опробованная временем драматургия. Так, на нашей афише появились «Красавец мужчина» Островского, «Тетка Чарлея» Брэндона Томаса, «Безумные влюбленные» Лопе де Веги, «Час тишины» Флориана Зеллера, «Семейный шкаф и его обитатели» Орена Сафди, «Мой дом — твой дом» Иана Огилви, «Чужой ребенок» Шкваркина.
В наше время позитивный настрой, свет в конце тоннеля очень важны. Хотелось сделать театр, про который зритель знает: там будет ярко, зрелищно, интересно, нескучно. На праздничной природе театра настаивал еще Евгений Багратионович Вахтангов, он считал: если нет праздника, нет и спектакля.
Мне самому всегда было близко сочетание психологического театра с подробной, максимально реалистичной манерой актерского существования с очень острой, иногда гротескной театральной формой. Театр, где главенствует артист, а режиссер, ставя спектакль, через артиста раскрывает идеи, заложенные автором пьесы, через актерскую игру решает художественные задачи. У нас во главе угла не концепция, которую в том или ином виде декларирует режиссер, а живой человек, герой, за которым нам интересно следить: мы хотим переживать, волноваться, сочувствовать ему и через поступки героев понимаем смысл пьесы, спектакля. Нам кажется, на подобный театр есть большой зрительский запрос.
Выполнять такую творческую программу мне помогает Илья Макаров, которого я знаю много лет как прекрасного режиссера, сценариста, продюсера. Вместе мы работали в Театре комедии в Ленинграде, в кино. Мы оба — выходцы из ленинградской театральной школы, оба в свое время окончили ЛГИТМиК, оба ученики Александра Александровича Музиля, ценители режиссуры Георгия Александровича Товстоногова. Мы — последователи определенного направления театра, где во главе угла стоит Автор. Могут быть любые режиссерские приемы для раскрытия смысла, заложенного автором, но... в итоге зритель приходит смотреть на актерскую игру. И умение работать с актером, через его игру открывать для зрителя смыслы, заложенные автором, и есть главное для режиссера.
Это особенно важно для Театра на Трубной, где, по сути, мы имеем небольшую сцену, где достаточно ограниченные постановочные возможности, где главное наше оружие — интересная пронзительная история и актерская игра.
При этом мы понимаем, как важна зрелищная составляющая для современной постановки — красивые декорации, костюмы. Мы стараемся для каждого спектакля найти свое максимально яркое постановочное решение, экспериментируем с пространством, трансформируя зрительный зал. Мы пригласили работать художника Анастасию Глебову, я ставил с ней «Леди на день» в Театре Российской армии и «Доходное место» в «Ленкоме». Позвали Василия Ложкина — художника с ярким сатирическим взглядом на мир, что было важно для постановки пьесы Зеллера «Час тишины».
Если мы обращаемся к какой-то исторической эпохе, то стараемся максимально в нее погружаться. На нашей сцене яркие, красивые костюмы становятся, по сути, частью декораций. Понимая это, мы привлекли к работе театрального художника Андрея Климова и известного модельера Дмитрия Логинова, которым близка такая точка зрения.
— «Красавец мужчина», «Тетка Чарлея» миллион раз шли на сценах множества театров. Не боялись, что в очередной раз зрители на них просто не пойдут?
— «Красавец мужчина» обычно ставится как водевиль про легковесного альфонса, ловеласа, который пользуется своей красотой, обманывает глупеньких девушек, играет их чувствами, влюбленностью и беззастенчиво на этом наживается.
Когда я начал работать над спектаклем, понимал, что мне необходимо найти новое, современное решение широко известной классической пьесы Островского.
Мне показалось, что, сохранив весь юмор, надо рассмотреть эту историю как драматическую, исследовать человеческое падение главного героя, который проделывает эту аферу в первый раз и, став на этот путь, постепенно на наших глазах теряет человеческий облик и превращается в фигуру страшную, почти зловещую.
Мне хотелось, чтобы Аполлон Евгеньевич Окоемов стал сложным персонажем, узнаваемым, рефлексирующим человеком, который понимает, что он творит, мучается, но жажда денег, хорошей жизни толкает его на этот путь.
Всех героинь тоже хотелось сделать более сложными, драматичными, они тоже осознают, что любимый мужчина их использует, но губительное понятие «любовь» заставляет и их творить безумные вещи.
Драматическую окраску постановке дала итальянская любовная музыка, красивые арии из опер, которые исполняет на сцене оперный певец.
Плюс пришло решение с целой бандой красавцев-мужчин, которые пытаются себя продать состоятельным дамам, как-то устроиться в этой жизни. Наш Аполлон возглавляет эту банду красавцев, он современный альфонс, который мечтает жить богато и ничего не делать, получая от жизни только материальные удовольствия, и ради этого готов на все.
Все это есть у автора, просто нужно было это вытащить с помощью актерского исполнения.
Текст пьесы звучит со сцены в абсолютно оригинальном виде, но есть дополнения. Эти придуманные нами интермедии, которых не было у Островского, прекрасно работают на идею и органично вплетены в спектакль.
«Тетка Чарлея» стала нашей совместной с Ильей Макаровым постановкой. Мы прекрасно понимаем, что спектакли в репертуаре театра должны быть разными. А добиться этого можно только одним: внимательно читать автора, пытаясь вскрыть суть им написанного.
«Тетка Чарлея» отсылает зрителей к Викторианской эпохе. Я смотрел многие фильмы, поставленные по этой пьесе, в том числе «Здравствуйте, я ваша тетя!» с Александром Калягиным. Обнаружил, что все режиссеры все-таки не избежали искушения перенести эту историю во времени. Я не встречал фильмов, где действие разворачивалось бы в викторианские времена.
История вроде бы очень простая: мужчина переоделся в женщину. В этом заключается комедийный ключ, камертон пьесы. Мировая драматургия знает сотни произведений с подобным сюжетом с переодеваниями. Какие-то канули в прошлое, а «Тетка Чарлея» остается шедевром, она в топе спустя столетия, не уходит из театрального репертуара. Мы задали себе вопрос: почему, в чем же тут дело? В чем ее прелесть? Почему вроде бы простая история про переодевание тем не менее пережила время? И пришел такой ответ: потому что в ней затронута очень важная тема. В Викторианскую эпоху мужчина и женщина не могли оставаться наедине. Юноша и девушка не имели права сидеть рядом и держаться за руки, поэтому вопрос объяснения в любви стоял остро, им было сложно это сделать.
Автор как раз и написал о том, как страшно не объясниться в любви. Если ты вовремя этого не сделал, может порушиться вся твоя жизнь. Человечество знало это во все времена — почти у каждого из нас была ситуация, когда мы совершили или не совершили этот шаг. А потом всю жизнь жалели и сокрушались: почему же я тогда на вечеринке не подошел к девушке, которая мне очень нравилась, почему побоялся? Почему я сидел с ней рядом, разговаривал, но не признался в своих чувствах? Страх быть отвергнутым может разрушить всю жизнь, как случилось с донной Люцией Д’Альвадорес, той самой тетушкой из Бразилии, и полковником Чеснеем, которых играют в разных составах Таня Веденеева, Джульетта Шабанова, Вадим Андреев и Вадим Колганов.
У героев вся жизнь рухнула, потому что они вовремя не объяснились в любви. Оба были несчастны, она прожила свою жизнь, а он — свою. Гениальность автора в том, что он нашел тему, которая пережила столетия и продолжает волновать людей сегодня. Понятно, что спектакль поставлен в комедийной форме, тем не менее зрители должны понимать, про что мы играем эту комедию, над чем смеемся и по поводу чего плачем. Нам важно было сохранить историю в той эпохе, перенос во времени убивал бы главную коллизию. И художник Мария Митрофанова предложила решение декораций в виде английского парка. Андрей Климов показал разные варианты очень красивых костюмов, но в итоге мы пришли к тому, что они должны отражать викторианскую Англию. Тогда все мотивации пьесы работают, тогда понятно, зачем мальчишкам потребовалось переодевать своего товарища-студента в тетку. Во всех фильмах этот момент приходилось оправдывать — Калягин, к примеру, играл бродягу, за которым гонятся полицейские. А мы решили погрузиться во времена, которые описал автор, и получился совершенно оригинальный спектакль.
Когда мы стали работать над «Безумными влюбленными», решили сравнить перевод пьесы Лопе де Веги «Изобретательная влюбленная» с оригиналом, и неожиданно выяснилось: в оригинале нет части сцен, которые есть в переводе, в переводе их больше, в переводе другой финал. Это стало большим открытием, неожиданностью. Почему? Мотивы могли быть разными. За переводы раньше платили постранично, возможно, переводчик пьесы решил что-то дописать, добавить от себя. Мы заказали новый поэтический перевод, где язык стал более живым, текст получился легким, это было сделано талантливо. Ставить решили в стиле испанского театра Corral de comedias, предполагающего открытое общение со зрителем.
И снова задавались вопросом: про что это пьеса? Понимали: это снова история любви. История, в свое время звучавшая очень новаторски, где женщина в средневековой Испании сама выбирала себе мужа и добивалась его, плела сумасшедшие интриги, чтобы заполучить любимого. Эмансипированная героиня действовала во времени, совсем к тому не располагавшем.
Эта история, по сути, учебник для девушки, как надо выходить замуж, помня: ваше счастье в ваших руках. Мы подумали, что стоит назвать спектакль «Безумные влюбленные», потому что поступки героев оправдывает только безумная влюбленность. Влюбленный человек впадает в состояние своего рода психического помешательства, это известно. Он способен совершать отчаянные шаги для достижения цели, чтобы найти свое счастье. Таким образом сложилась и эта постановка.
Как только ты берешь классику, сразу же попадаешь в ситуацию сравнения. Почему всегда считается, что классика — это экзамен для театра? Потому что тебя непременно начинают сравнивать с предыдущими постановками, как в театре, так и в кино. То есть ты ступаешь на тонкий лед, где велик риск провалиться. Как ни странно, безопаснее ставить современную пьесу — риска, что тебя будут сравнивать, почти нет. Я понимал, что совершаю принципиально важный шаг, потому что, только выигрывая в этом сравнении, смогу сделать заявку на создание серьезного театра. Потому что только классический материал, по большому счету, дает возможность на это претендовать. Этот экзамен сдает не только режиссер, но и все, кто создает спектакль. Сыграли современную пьесу, и оценить ее можно как угодно, аналогов нет. А тут есть аналог, тут напрашивается сравнение. То есть у режиссера, актеров, художника, композитора появляется шанс открыть что-то свое, новое, что будет неожиданным, свежим, интересным, необычным.
У нас идет спектакль «Мой дом — твой дом», это черная английская комедия, переведенная Михаилом Мишиным, современная история, фарс в стилистике комикса, «Криминального чтива». Там Ваня Мамонов дебютировал как режиссер.
Еще на Малой сцене у нас идет спектакль «Однажды» про Даниила Хармса по мотивам пьесы Александра Углова. Это постановка в жанре фэнтези трех ярких артистов — Розы Хайруллиной, Юлии Галкиной и Евгения Козлова, которые прекрасно работают в спектакле. Они втроем создали сложную полуимпровизацию. Это абсолютно другой театр, Но если это интересно и ярко, подкреплено мощными актерскими силами, то почему нет?
Нам нравится, что у нас идут очень разные спектакли. И не только нам — мы получаем отклики от зрителей, которые оценили наши усилия. Когда артисты играют современную пьесу, то зачастую могут оставаться на сцене равными самим себе. Современная пьеса позволяет это делать. А классика заставляет играть другое, другого человека, отношение к этому человеку. Это и в современной пьесе приветствуется, но не всякий современный материал к тому располагает.
— Посмотрела «Красавца мужчину» и поразилась точности в выборе актера. Родиона Вьюшкина я до этого не знала, хотя он немало снимался в кино, но там не прозвучал. Что значит попасть к режиссеру, который способен открыть артиста заново, показать его лучшие стороны! Причем он не единственный, кто вам этим обязан.
— Вот обязательно об этом напишите. (Смеется.)
— Где находите артистов, способных воплотить ваши идеи?
— Конечно, для каждого спектакля потребовалось привлечение артистов. В труппе театра «Школа современной пьесы», когда я стал художественным руководителем, состояли 30 человек. Театр до моего прихода выпускал один-два спектакля в год, редко больше, я изучил статистику.
В минувшем сезоне мы выпустили шесть спектаклей, в предыдущем — пять. Получилось, чтобы выпускать пять-шесть названий, нужно иметь возможность параллельно репетировать, разводить артистов. С 30 артистами в труппе сделать это нереально. Для того чтобы работать и выпускать такое количество спектаклей, нужны как минимум 70 актеров. И мы привлекли артистов из других театров, пришлось собрать, по сути, еще одну труппу, просто иначе было не справиться.
Аполлона из «Красавца-мужчины» в труппе не было, на эту роль пробовалось множество артистов из других театров, в итоге его сыграл Родион Вьюшкин. Не было и актрисы на роль Зои, поэтому была привлечена Анастасия Акатова. В спектакле задействована Елена Санаева, привлечена Елена Анисимова.
А вот исполнитель яркой роли Бабса Баберлея в «Тетке Чарлея» обнаружился в нашей труппе, Иван Мамонов блестяще играет этого персонажа. На роль сэра Френсиса Чеснея был привлечен Вадим Андреев, он замечательно смотрится и в «Красавце мужчине».
А чтобы собрать артистов, режиссерское управление должно было взять на себя функции целого актерского агентства, которое занимается согласованием графиков репетиций. Это огромная работа. С задачей, как показал прошлый сезон, мы справились. При этом по большому счету вся старая труппа была сохранена и плодотворно работала. За последние два года значительно выросла посещаемость. Театр сделал огромный, принципиальный шаг вперед.
— Какими принципами вы руководствуетесь, приглашая ставить спектакли других режиссеров? Увидела на вашей афише имя Романа Самгина. Смотрела в свое время его «Доходное место» в Театре Пушкина, где режиссер сильно сократил роль Вышневского, его блестяще играл Игорь Бочкин, и сосредоточил внимание на молодых артистах, которые, мягко выражаясь, не тянули. Последний пример — крайне неудачный спектакль Самгина «Актриса. (Без вины виноватая)» в Театре на Бронной, где режиссер не ответил на главный вопрос: ради чего он сегодня взялся за Островского?
— У Самгина были и есть очень успешные спектакли разных жанров. В этом смысле он интересно работает. У нас он поставил «Семейный шкаф и его обитатели» по пьесе канадского автора Орена Сафди «Выживание». Он предложил эту пьесу, я ее прочел. Это хорошо написанная мелодрама, пронзительная история, где в итоге главную роль сыграла Лена Проклова, а ее партнерами стали Юрий Чернов, Владимир Шульга, Катя Олькина, Саша Овчинников. Получился прекрасный спектакль, идет с большим успехом, на него ходят. После такого успеха мы заговорили с Романом о следующем спектакле, он принес нам пьесу «Чужой ребенок» Василия Шкваркина. Мы обсуждали, как ее ставить, и договорились не переносить действие в другое время, ничего не менять, а сохранить советские реалии, эпоху, стиль, максимально поставить ее в стиле ретро. Это сработало, спектакль пользуется большим успехом, потому что ностальгия об ушедшей эпохе очень велика и согревает зрителя.
Не знаю, как было раньше, но тут у Самгина с актерами все сложилось, артисты его любят, у него получилось два хороших спектакля.
— Слышала, что худрук Театра на Бронной Константин Богомолов нередко вносит свои «правки» в финальную версию спектаклей приглашенных режиссеров, и в итоге неплохо получается. Насколько сильно вы вмешиваетесь в работу приглашенных постановщиков?
— Я несу ответственность за репертуар. Естественно, обязан и вправе попросить от режиссера разъяснения, что и как он будет делать. Это зависит от разных ситуаций. Когда мы встречались с молодым режиссером Максимом Ивановым, у нас было понимание, каким должен быть спектакль. Мы с Ильей Макаровым выступили как креативные продюсеры «Безумных влюбленных», художественные руководители проекта. Придумали решение, оформление, стиль спектакля, полгода работали над переводом. Мы точно понимали, что мы хотим получить, озвучили концепцию режиссеру: нам нужен данный результат, хотите это делать — пожалуйста. В итоге Максим согласился. А дальше мы помогали и, естественно, посильно участвовали в деле.
Другой спектакль, «Женское счастье» по пьесе Михаила Барщевского и Екатерины Кретовой, был запущен до моего прихода в театр. В итоге режиссер, который должен был его ставить, отказался это делать. Но на постановку были получены целевые деньги, требовалось непременно его выпустить. То был не мой выбор, я мог умыть руки и отойти в сторонку, но это было бы неправильно, и я пригласил другого режиссера, с которым мы вместе уточнили с авторами детали пьесы и довели спектакль до премьеры.
Мы не настолько богатый театр, чтобы позволить себе выпустить неуспешный спектакль, дотация у нас скромная, проигрывать просто не имеем права. Должны ставить спектакли, которые будут продаваться и вызывать интерес у зрителей.
— Вы были главным режиссером Свердловского ТЮЗа, после чего получили приглашение в легендарный БДТ. Что вспоминается о тех временах?
— Окончив ЛГИТМиК, я получил распределение в Свердловский ТЮЗ, успел поставить там три спектакля, получить премию комсомола. «Доходное место» пригласили на театральный фестиваль имени Островского в Кострому. Зал принимал нас тепло, по окончании публика устроила овацию. Призов мы не получили, но попали в поле зрения завлита БДТ Дины Морисовны Шварц, к мнению которой прислушивался руководитель театра Георгий Александрович Товстоногов.
Вскоре я ушел в армию, служил на Тихом океане, в Советской Гавани базировался театр флота, где я поставил пьесу Червинского «Счастье мое». Однажды мама мне сообщила:
— Товстоногов выпустил книжку «Зеркало сцены», он там ругает твое «Доходное место».
— Прекрасно! Есть повод к нему зайти.
Первое, что сделал, вернувшись из армии, — позвонил знакомой по институту, которая работала секретарем Георгия Александровича, и записался на прием. Накануне отрепетировал разговор с мамой и поэтому сразу устремился к цели:
— Георгий Александрович, хотел бы пройти у вас стажировку.
— У нас стажировки расписаны на годы вперед.
Я ждал такого ответа, но продолжил:
— Ну раз это невозможно, я хотел бы поставить у вас спектакль.
От такой наглости Товстоногов встрепенулся:
— Молодой человек, вы в курсе, что в БДТ ставят спектакли лучшие режиссеры мира?!
— Знаю! Но абсолютно уверен, что справлюсь.
— Я даю постановки только тем, чьи спектакли видел.
Я ждал этой фразы.
— Значит, я вам подхожу, вы же видели мое «Доходное место», раз написали о нем в своей книжке «Зеркало сцены».
А я точно знал, что Товстоногов спектакля не видел, поэтому продолжил:
— Вас неправильно информировали. Вы пишете, что Марк Захаров поставил «Доходное место» и поднял вопросы компромиссов на немыслимую высоту, а молодые режиссеры, сосредотачиваясь на бытовых деталях, забывают о замысле. Вы же понимаете, что как ни поставь эту пьесу, хорошо ли, плохо ли, талантливо или бездарно, она все равно будет про компромисс. Про это написал Островский. Тут заслуги Захарова — ноль. А мы в Свердловском ТЮЗе предложили свое прочтение: показали путь богатого мальчика, который вырос в семье бандита, все имел, купался в роскоши, но вдруг поверил в идеалы, начал им следовать, вступил в конфликт с дядей, и тот выгнал его из дома.
Тут Георгий Александрович изрек:
— Если бы я видел ваш спектакль, он бы мне наверняка понравился. Вы очень точно все понимаете.
А Товстоногов считал, что, если у режиссера есть замысел, он должен уметь изложить его в одном предложении. Однокашница предупреждала: «Если он нажмет под столом кнопку и вызовет меня, ты своего добился. Если нет, зря приходил». Товстоногов ей позвонил:
— Ира, нам надо взять молодого человека на стажировку.
— Но нам только что прислали... — и называет фамилию.
— Присылают всяких ... (не буду уточнять, что он сказал). А приходит нормальный парень, и мы не можем его принять. Значит так, позвони в Министерство культуры, скажи: следующая стажировка — Астрахана.
В БДТ я попал только через полтора года. У Товстоногова был тяжелый период, врачи отвели ему пару лет жизни, если не бросит курить. Он пытался отказаться от сигарет, отчего становился раздражительным. В тот момент ставил «На дне». На репетициях рядом с Георгием Александровичем сидела Дина Морисовна Шварц, слышал, как он ей жаловался: «Смотрю на сцену, а вижу сигарету».
Вообще театр — это, конечно, творчество, радость, но это и очень жестокий мир. Вспоминаю один случай. До меня в театр пришел стажер — красивый парень, бывший актер, который расположил к себе Георгия Александровича. В БДТ о нем заговорили чуть ли не как о его преемнике. В буфете он сидел всегда в окружении актеров, которые смеялись, слыша его шутки. Он начал репетировать пьесу Дударева «Свалка». Я еще подумал, зачем? Не самое лучшее произведение драматурга.
За несколько недель до прогона прозвучал тревожный звоночек: «заболел» исполнитель главной роли Олег Басилашвили. Мой товарищ, который был в курсе всех интриг, сказал: «Плохой знак. Если Бас соскочил, значит, там все ужасно. Он никогда не выйдет на сцену, если чувствует, что постановка провальная». Товстоногов посмотрел прогон и мрачно вышел. Буквально через час в буфете я наблюдал, как тот несчастный парень-стажер пьет чай в полном одиночестве. Подумал: как же все зыбко в этом мире: сегодня ты наверху, а завтра стремительно падаешь вниз. Товстоногов еще не сказал ни слова о спектакле, но от парня уже все отсели. Несостоявшийся преемник после прогона начал наконец здороваться, хотя до этого держался заносчиво. Театральный мир жесток.
Я ходил в театр, получал там зарплату, но ставил спектакли в других местах: успел выпустить «Ваську» в Ленинградском ТЮЗе, «Удалой молодец — гордость Запада» в театральном институте, они конкурировали между собой за звание лучших в сезоне. Обо мне заговорили. Рубен Агамирзян позвал в Театр Комиссаржевской, карьера покатилась. Телевидение показало мое интервью, которое увидел Товстоногов. Мне позвонила Шварц: «Дима, Георгий Александрович требует вас к себе, он спрашивает: «Где Астрахан? Он же у нас зарплату получает, а ставит в других театрах? Срочно вызвать».
И мне доверили поставить спектакль в БДТ. Знал, что Товстоногов всегда приходит на выпуск и влезает в режиссуру. Исключение сделал лишь для Льва Додина и польского режиссера Эрвина Аксера. Мне Георгий Александрович предложил водевиль молодого автора. Прочитал и отказался: провал в БДТ не входил в мои планы. Георгий Александрович сказал:
— Хорошо, вот вам новая пьеса известного драматурга. Имейте в виду, Дмитрий, два раза не отказываются.
Дома прочел ее и понял, что и это ставить не могу, ничего хорошего не выйдет. Продумал, как отказаться и не поссориться с Товстоноговым.
— Я не могу гарантировать успех спектакля по этой пьесе, — сказал я.
— А вас никто и не просит гарантировать, Дмитрий! Гарантирую тут я!
— Все понимаю, но я должен хотя бы верить, что успех возможен!
Товстоногов понял, что я вежливо отползаю, и сделал верный ход.
— Хорошо! Что вы сами хотите поставить?
— «Женитьбу Бальзаминова».
— Отлично! Давайте! На Малой сцене. Бальзаминова будет играть Толубеев.
Георгий Александрович дал мне лучших актеров, я видел: он делает все от него зависящее, чтобы спектакль получился.
Вывесили распределение. Товстоногов лежал дома с гриппом, я тоже где-то мотался. А в БДТ состоялось партсобрание, на котором Толубеев взял слово:
— Воспринимаю происходящее как личное оскорбление. Я так давно ждал главной роли в классике и вот получаю Бальзаминова, которого играл в выпускном спектакле. Что же получается?! За все эти 25 лет работы в БДТ я ни до чего другого не дорос?!
Резко высказался и сел. Мне позвонила Дина Морисовна:
— Что делать?! Пора начинать репетиции, а Толубеев против.
— Ничего, давайте подождем неделю. Пускай Андрей остынет. Наведет про меня справки.
Через неделю Толубеев позвонил сам: «Мы можем встретиться за полчаса до репетиции?» Закрылись в гримерной.
— Дмитрий, поймите, я не против вас. Слышал про вас хорошие слова, не отказываюсь, но я это уже играл, давайте возьмем второго актера в дублирующий состав.
И тут не знаю почему я вдруг произнес:
— Андрей, да ради бога! Можем взять Томашевского, Юру Стоянова, они блестящие артисты (оба еще были не настолько известными). Но тогда сразу надо решить вопрос: как вы будете делить загранпоездки?
Повисла долгая пауза.
— В смысле? — наконец спросил Толубеев.
— Спектакль объедет весь мир. Как будете играть его за рубежом — тоже в очередь?
— Почему вы уверены, что ваша постановка объедет весь мир?
— Потому что поставлю очень хороший спектакль!
Он посмотрел на меня долгим внимательным взглядом. Мое заявление звучало самонадеянно.
— Андрей Юрьевич, давайте сделаем так: порепетируем неделю, если вы увидите, что моя постановка хоть чем-то напоминает вашу студенческую, возьмем второй состав.
— Согласен.
Мы начали работать, больше Толубеев этот вопрос не поднимал. В БДТ актеры обычно месяц сидели за столом! А я решил работать так, как всегда, поднял их на ноги в репетиционной комнате. Заставить артистов встать на ноги очень сложно. Они сделают все, чтобы оттянуть этот момент, подольше посидеть, поразбирать пьесу, позадавать вопросы режиссеру. Но мои втянулись, им понравилось. Звездный состав — Света Крючкова, Оля Волкова, Людмила Иосифовна Макарова, Лена Попова, Мария Александровна Призван-Соколова — репетировал с большим удовольствием.
В итоге Толубеев сыграл грандиозно, создал на сцене магическую фигуру, про которую Достоевский написал: самое страшное — это активное ничтожество.
На малой сцене была установлена сложная разборная конструкция. Ее можно было перевозить, так что спектакль игрался на любой сцене. Сдавали мы «Бальзаминова» на малой сцене, но через неделю уже играли на большой. И действительно объехали с ним весь мир, от Сеула до Мехико.
Не могу похвастаться тесной дружбой с Товстоноговым, но я получал настоящее удовольствие от общения, бесед с личностью огромного масштаба, немолодым человеком по возрасту, который тем не менее сохранял молодой взгляд на мир. Георгий Александрович без преувеличения сыграл громадную роль в моей личной карьере, за что я ему бесконечно благодарен.
— Позже вы стали главным режиссером Санкт-Петербургского Театра комедии. Как появилось кино?
— Прекрасное было время, когда я получил Театр комедии! Но начав в нем работать, тут же снял свой первый фильм. И желание реализовать себя в кино, утвердиться в качестве кинорежиссера было в тот момент огромным. Кино отнимало у меня очень много времени, я это хорошо помню. Летом я снимал кино, снимал по две картины в год, и параллельно руководил театром.
Мой дебютный фильм «Изыди!» показали на Международном кинофестивале в Теллурайде, где картину посмотрел президент компании «Лукас Артс» Гордон Рэдли. Он пригласил меня показать фильм сотрудникам студии Джорджа Лукаса. И я прилетел в Сан-Франциско. Ходил по студии, видел общежитие для сценаристов, которые работали на компанию и прямо там жили. Был в студийной библиотеке, видел шкафы, где хранятся тысячи панно — так начиналась работа над «Звездными войнами». Тогда каждый кадр рисовали на бумаге, компьютеров еще не было.
В большом студийном кинозале посмотреть мой фильм собрались человек восемьдесят. Гордон предварил показ словами: «Мы самая мощная студия по спецэффектам, но сегодня посмотрим картину, где нет спецэффектов, кроме одного: в конце все аплодируют. Я хотел показать вам этот фильм, чтобы мы не забывали: кроме зрелищного, есть и психологическое кино». Свет погас, фильм начался. Изображения столь высочайшего качества я не видел больше ни в одном зале. Гордон не ошибся. Когда картина закончилась, зрители поднялись с мест и зааплодировали мне. Поинтересовался: кто эти люди? Рэдли ответил: вот у того два «Оскара», а у этого — один... Сам Лукас позже посмотрел мой фильм отдельно.
Потом я продолжал снимать кино, и мы с моим другом, прекрасным сценаристом Олегом Даниловым, сделали много картин — «Ты у меня одна», «Все будет хорошо», «Из ада в ад», «Зал ожидания»...
— Поскольку это не первый ваш опыт руководства театром, есть какие-то принципы в работе, которые вы для себя вывели?
— Дверь в мой кабинет должна быть открыта, чтобы любой артист, любой работник театра мог ко мне зайти и нормально поговорить. Ты должен не плести интриги, а, наоборот, стараться их распутывать. Надо стараться создавать такую атмосферу, чтобы все то, что мы не любим в театре, туда не проникало, чтобы не было какой-то закулисной возни. Постараться быть максимально честным с теми людьми, с кем ты работаешь. Стараться не идти на компромиссы в художественных вопросах, потому что они потом всегда выйдут боком.
Задача художественного руководства — создать и запустить такую машину, которая поедет и будет работать. Станислав Нечаев остается директором театра, как и вся команда. Мне всегда казалось, что, приходя в театр, не стоит ставить перед собой задачу все там разломать, наоборот, надо постараться сохранить лучшее, что-то перестроить, что-то поправить, но в любом случае попытаться найти общий язык с людьми, договориться с коллегами. У всех разные вкусы, разные взгляды на прекрасное, но это не мешает нам сотрудничать, вместе искать пути к успеху. То есть я предложил: давайте мы будем искать точки соприкосновения, а не тратить время на разногласия.
Можно потратить время на сражения, самоутверждение, а можно потратить его на созидание, и тогда при любых взглядах на искусство мы придем к осознанию простых вещей. Хорошо, если покупаются билеты. Если зрителям у нас нескучно, если они станут к нам возвращаться. Понятно, что во всем этом присутствует и субъективный момент, тем, кто со мной сотрудничает, приходится учитывать и мои вкусы, потому что в данном случае театром руковожу я — ну что поделаешь?!
— Не только руководите, но и за все отвечаете.
— Я готов выслушать любое мнение. Мне казалось, что всегда хватало здравого смысла услышать собеседника. Я всегда готов слушать, иногда даже слушаться, готов к любому диалогу, спору, но спору не ради того, чтобы самоутвердиться лишний раз, а чтобы найти решение. Если мы вместе делаем дело, то должны работать в команде. Если я в чем-то не разбираюсь, буду спрашивать. Мы дали достаточно большую свободу всей нашей маркетинговой команде. Опираемся на помощь директора и всех подчиненных ему служб, видим, что это работает, что люди, получив свободу в принятии решений, дали хороший результат. И если результат хороший, мы будем радоваться, что приняли такое решение. Если плохой, значит, сядем и будем разбираться, почему он такой, будем что-то менять. Я за здоровую, творческую обстановку. Ведь это не пустые слова: какая атмосфера царит в театре, таким в итоге будет и результат. Очень важно, когда на репетициях весело. Если театр превращается в поденщину, каторгу —это ужасно. Ты идешь туда, и для тебя это мука, и для тех, кто идет на репетицию, тоже. Давайте все вместе получать радость от творчества, это и есть главное.
Работы еще предстоит очень много. Театр на Трубной не имеет больших площадей под цеха, склады, он не рассчитан на сложнопостановочные спектакли с большим количеством декораций, костюмов, реквизита. Это тоже потребовало определенной логистики. Если находиться за кулисами во время любого спектакля и посмотреть, как все происходит в наших условиях, получится отдельное забавное зрелище. Большое внимание мы уделяем музыке. Почти во всех новых спектаклях звучит живая музыка.
— Новый сезон открылся «Дамой с камелиями». Чем обусловлен выбор этого произведения?
— Когда решили ставить «Даму с камелиями», подумали о Валерии Ланской. В итоге Маргариту будут играть Лера и Александра Каштанова. Роман Дюма я читал давно, и все это время он меня грел. Почему-то эту историю по сей день ставит весь мир. «Травиата» идет бесконечно, понятно, что на оперной сцене звучит великая музыка Верди, но и сюжет имеет значение. Сколько фильмов на него снято, сколько спектаклей поставлено! Нет ни одной страны в мире, где бы не создали свою версию, а то и три-четыре. Мы перечитали пьесу Дюма, как литература она действует сильно, но драматургически меня не устраивала. Поняли, что нам потребуется написать свой вариант, опираясь на Дюма, в итоге так и сделали.
У нас будет своя, оригинальная трактовка этого произведения.
Маргарита — дама полусвета, их называли «великая горизонталь». Имеет ли такая право на счастье, любовь? Но вдруг в нее влюбляется парень, который готов пойти на все, угробить свою карьеру, только бы быть с ней. В итоге она совершает самый благородный поступок: жертвует своей любовью, чтобы спасти брак его сестры. К слову, во всех фильмах существует такой стыдливый момент: а кто такая Маргарита, чем она вообще занимается? И возникает вопрос: имеет ли право на счастье человек, не укладывающийся в некие нормы, стандарты, моральные правила?
Мы надеемся, что у нас получилась пронзительная история, любовная драма.
А у Леры Ланской и Саши Каштановой прекрасные и очень разные Маргариты Готье.
Как и роли у других артистов — Вячеслава Разбегаева, Андрея Карако, Александра Овчинникова, Ивана Мамонова, Владимира Шульги.
Художник Дмитрий Логинов придумал сложную декорацию и очень яркие костюмы.
В спектакле звучат живая музыка и веселые песенки на стихи, которые написал Евгений Альшиц по мотивам Беранже. Он писал стихи к моему фильму «Игра».
Следующей моей постановкой будет «Свадьба Кречинского» Сухово-Кобылина. Костюмы создает Андрей Климов, декорации уже делаются, их придумала Настя Глебова.
Еще одно название, которое появится в афише, — «Цилиндр» Эдуардо де Филиппо. Это послевоенная Италия в стиле неореализма, великая пьеса, блистательная. По ее мотивам снят фильм «Непристойное предложение», не просто снят, но, по сути, весь сюжет украден у Эдуардо де Филиппо. На него, кстати, даже, по-моему, не сослались.
Илья Макаров будет ставить мольеровского «Дон Жуана».
— Остается ли у вас время на кино?
— Когда я пришел в театр, у меня в запуске находился фильм, который я надеюсь доснять. Эта история написана Олегом Даниловым — про любовь, по проблематике напоминает «Все будет хорошо».
А еще мы с Ильей Макаровым набрали курс режиссеров телевидения во ВГИКе. У нас много разных проектов, в том числе продюсерских, но пока не будем о них говорить.
