Всю жизнь Шарлиз будет благодарить Герду. Да, порой она бывала резка и критична, хвалила дочь редко, но если хвалила — так уж точно заслуженно. А главное — была ей примером. Герда всегда говорила: «Я должна вырастить тебя такой, чтобы ты умела себя отстоять» Сама-то она руководила третьей по значению фирмой по строительству дорог в ЮАР — и в этой неласковой к женщинам области добилась уважения. При этом Герда не теряла женственности, и любимые воспоминания Шарлиз — как мать собирается утром на работу: быстро красится и непременно душится.
Спустя годы, получая «Оскар» и говоря положенную по случаю речь, Шарлиз Терон будет смотреть куда угодно, но только не на маму в зале, потому что иначе не сможет сдержать слез, а плакать в их семье не принято. Сколько ни скажи прочувствованных слов в «оскаровском» спиче, их все равно никогда не хватит, но Герда сумеет расслышать все, что таится за ними и между ними — бесконечную благодарность дочери и ее недоверчивый победительный восторг от того, что их давние мечты сбылись.
Она и не предполагала такого, когда бродила по Лос-Анджелесу в первые дни. Ей попросту пришло в голову, что самая близкая к балету профессия — актерство. Теперь нужно было обивать пороги, записываться на кастинги, искать актерские курсы... И хрупкая вера в себя истончалась с каждым днем, потому что сразу же оказалось, что Шарлиз приехала в город, где идеально красив каждый и этот каждый еще и намного более подготовлен к штурму.
Однажды вечером она брела по улице и вдруг в глаза бросилась вывеска: «Щенки». Это был собачий приют. Ноги сами понесли Шарлиз внутрь — и спустя полчаса она вышла с крошечным метисом кокер-спаниеля на руках. Соседка по комнатушке в дешевом отеле возмутилась ее безответственностью: «Как ты можешь брать собаку, если не знаешь, где сама окажешься через неделю?» А для Шарлиз это был как раз самый ответственный поступок: знак, символ того, что из Лос-Анджелеса она никуда не уедет, что бы ни произошло.
Ей помог случай — как и большинству успешных голливудских дебютантов. Мама прислала чек на пятьсот долларов — как нельзя кстати. Однако в банке кассир отказался обналичить деньги: чек был выписан не в США. Девушка принялась кричать, понося кассира и американскую банковскую систему на английском, африкаансе и еще нескольких диалектах. Стоявший в очереди человек с искренним любопытством рассматривал скандалистку и прислушивался к сочным выражениям. Он оказался маститым актерским агентом Джоном Кросби, клиентами которого были Рене Руссо и Джон Херт.
Вскоре Шарлиз уже значилась студенткой актерской школы, где упорно избавлялась от акцента и ходила по кастингам. Один она запомнила на многие годы. Именитый режиссер пригласил ее на прослушивание к себе домой. Не то чтобы не мелькнуло никаких подозрений, но все же Терон уверила себя, что реагирует как наивная провинциалка, а у занятых голливудских воротил, наверное, так принято. Режиссер принял ее в пижаме и стал приставать. Отпихнув его и убегая, она зачем-то еще извинялась, и вот этих-то извинений потом не могла себе простить, ехала домой, лупила руками по рулю и кричала на саму себя: «Как ты могла, за что ты просила прощения?!»
