Да, выпивали, но больше ничем не баловались и не хипповали. Слава богу, портвейна хватало вполне. Кстати, в школе у нас с Макаревичем хипповским кумиром был Иван Владимирович Мичурин, преобразователь природы. Мы провозгласили его величайшим из великих, рисовали портреты и слагали о нем легенды. Человек выращивал яблоки, разные ягоды, новые сорта выводил, вот нам казалось — он и есть тот самый, кто соединяет человечество с природой. Конечно, было в этом немножко стеба...
После школы мы с Андреем пошли по отцовским стопам. Он поступил в архитектурный, я — в авиационный (В.Г. Макаревич был профессором МАРХИ, И.И. Борзов — маршалом, командующим авиацией ВМФ СССР. — Прим. Е. Д.). Но учебу не тянул, после первого курса взял академку. И Макаревич сказал: «Чего маешься? Ты прекрасно рисуешь, давай мы поднатаскаем тебя немножко, и сдавай экзамены к нам».
Учили меня все — Макар, его подружки, друзья. Однажды в комнату вошел отец Андрея, Вадим Григорьевич, посмотрел на все это и говорит: «Пошли вон, буду сам с ним заниматься». И меньше чем за два месяца обучил академическому рисунку, поставил мне руку, глаз... Едва-едва к экзаменам успели. Люди занимаются, ходят на курсы год, два, три, а Вадим Григорьевич наспех меня натаскал, и я все сдал. До сих пор когда беру в руки перо, вспоминаю его.
У Андрея папа был необыкновенно талантливым человеком во многих областях. Например виртуозно исполнял джазовые композиции, мог импровизировать как угодно».
— И на чем же музицировал профессор МАРХИ Макаревич-старший?
— Младшая сестра основателя «Машины времени» Наташа Макаревич рассказывала мне, что пианино в их доме стояло всегда. Вадим Григорьевич играл часто и очень разное — «Все стало вокруг голубым и зеленым», из Синатры многое — Strangers in the Night, «Прощай, любимый город, уходим завтра в море» и любимую «Темную ночь». Играл круто, хотя, по словам дочери, научился сам, в госпитале, и без нот подбирал мелодии, на слух.
Отец Андрея тянулся к молодежи, был фанатом группы сына и всячески ее поддерживал: привозил инструменты и аппаратуру из загранкомандировок. Я его прекрасно помню, но, как оказалось, о Макаревиче-старшем многого не знал. Например о том, что у него нет ноги, даже не догадывался. Ранили его в 1943-м на Карельском фронте. Вот сколько раз бывал у них в гостях, не припомню, чтобы Вадим Григорьевич жаловался на здоровье, судьбу или вообще как-то намекнул на свое увечье. Узнал много лет спустя, когда обратил внимание на странный ремень на гитаре у Андрея. Поинтересовался, и Макаревич сказал: от протеза отца как память, талисман.
