Театр стал моим вторым домом. Коллектив молодой, все время пополнялся студентами Райкина. Мы делали капустники, часто отмечали вместе Новый год... Перед спектаклем играли в гномиков: делали друг другу тайные подарочки. Ездили с актерским мастер-классом по Европе и Америке. Райкин — большой ребенок, в Штатах вместе с нами пошел в Диснейленд, катался на каруселях, бегал с шариками. Константин Аркадьевич отовсюду привозил своим актерам сувениры, однажды прилетел с Гавайев и всем вручил по паре цветастых штанов. Или на Восьмое марта пригласил девочек в гримерку, где накануне расставил разные женские штучки — туалетную воду, косметику: «Выбирайте!» Было очень приятно.
В родном «Сатириконе» я прожила пятнадцать счастливых лет, но этим летом приняла решение уйти. Просто пришло ощущение, что там уже не развиваюсь, нужно двигаться дальше, расти, хотя безумно люблю и театр, и Константина Аркадьевича, и очень за все ему благодарна. Райкин не ожидал и все же принял мой выбор. Теперь могу больше времени уделять съемкам.
— В кино вы не раз сталкивались с мистикой: «Ворожея», «Моя любимая ведьма», «Мужчина во мне». Не удивлялись, что притягиваются такие проекты?
— Понимаю, что это неслучайно: и темы, и героини, и партнеры, ведь если проект твой — никуда он от тебя не уйдет, я в этом уверена. Бывает, готовишься к пробам, стараешься — и не утверждают, а порой еле успеваешь текст выучить, все в последний момент — и берут.
В «Моей любимой ведьме» я превращала Бориса Щербакова в коня, а «рыжего Иванушку» Григорьева-Аполлонова, кумира юности — в маленького мальчика. На съемках «Ворожеи» — снимали мы в Одессе, оттуда я летала в Москву на спектакли — постоянно случались накладки. То не хотели сажать в самолет — дескать, что-то не то с посадочным талоном. То вдруг требовали миграционную карту, а я ее не заполняла. Упрашиваю:
