
Как-то на гастролях в Крыму, купаясь в море, потерял счет времени. Сцену надо готовить заранее, реквизит упакован и заперт на замки в ящиках, а ключи у меня. Короче говоря, опоздал. Спектакль, конечно, состоялся, замки взломали, но меня собрались увольнять по статье. Потом сжалились, разрешили написать заявление по собственному желанию.
Стоял август, отпускное время. В Астрахани навещал родителей мой однокурсник Валера:
— Что ты здесь торчишь?!
— Да уже не торчу, меня с позором выгнали.
— Почему не написал мне в Кинешму? Тебя с удовольствием возьмут в труппу местного театра.
Кинешма — маленький городок на берегу Волги, знаменит тем, что когда-то там творил Александр Островский. Наш педагог по сценической речи Евгений Александрович Егоров, сыгравший огромную роль в моей биографии, числился очередным режиссером в астраханской драме. Но пока я служил, Егоров окончил режиссерские курсы у Андрея Гончарова в Москве и получил назначение главным режиссером в Кинешемский драматический театр имени того самого Островского. Он пригласил в труппу значительную часть нашего курса. Туда отправился и я.
Евгений Александрович принял хорошо: «Давайте попробуем». А я, учитывая армию и год работы реквизитором, был не в форме, с какими-то потухшими глазами и печалью по несыгранным ролям. Сезон начинался в октябре, а в сентябре театр гастролировал по Ивановской области. Егоров вызвал и говорит: «Надо выручить театр. Ты же свободен? Не мог бы поехать с одним из коллективов? — Я внутренне напрягся, но и обрадовался — сейчас введет в спектакль. А он: — Все уже обкатано, поработаешь машинистом сцены?» Внутри все оборвалось, но согласился. А куда деваться? Поехал. Так все началось. Но потом в течение первого сезона я получил множество ролей.
Самой значительной стала роль разлучника и совратителя. Мне кажется, сыграл я ее превосходно. В труппе служила моя однокурсница и дочь руководителя театральной студии, которую я посещал в школьные годы, Людмила Мощенская. Пока был в армии, она успела выйти замуж. Но во время репетиций между нами вспыхнули чувства. В итоге Людмила стала моей женой и матерью Агриппины.
Рожала Люда в Краснодаре, в местном драмтеатре работали ее родители. Дедушка с бабушкой увидели Граню сразу, а я лишь на пятый день: настолько плотно был задействован в репертуаре. Слетал в Краснодар, умилился маленькой дочке и тут же вернулся. В следующий раз повидались только спустя полгода, когда закончился сезон. Думаю, рождение Грани оказалось самым ярким событием моей жизни кинешемского периода. Я стал папой, сыграл свою главную роль.
— Обычно провинциальные актеры движутся в сторону столицы, а вас занесло в Петропавловск-Камчатский. Как это произошло?
— Мы с Людмилой участвовали в театральном конкурсе «Пока не сыгранная роль», показывали отрывок из «Ричарда III»: она играла Анну, я — Ричарда. Юрий Ильич Фрид, известнейший театральный критик, был впечатлен, отозвал в сторонку: «Это заявка на полноценный спектакль. Не кажется, что вы переросли этот коллектив? Мой друг Феликс Демьянченко возглавляет театр в Петропавловске-Камчатском. Давайте с ним спишусь».
Вскоре мы получили приглашение. Обсудили с женой и решили рискнуть, хотя это и конец географии. Подписали договор на три года, по которому в первом сезоне не могли уехать даже в отпуск. Граню пока оставили на дедушку и бабушку. Начали с чего-то незначительного, но быстро заявили о себе, стали ведущими артистами, получили квартиру. За роль Ризположенского в постановке «Свои люди — сочтемся» я получил приз на фестивале, за «Записки сумасшедшего» — первую премию на театральном конкурсе.
Главреж владивостокского театра посмотрел и стал переманивать к себе. Я сообщил об этом своему худруку, тот был краток: «Театр готовится к поездке в столицу с творческим отчетом, поставлю на вас «Идиота». Отнесся я к его словам с недоверием, а зря. Князь Мышкин сыграл решающую роль в моей дальнейшей судьбе.
В Москве мечтал посмотреть гремевшую на всю страну «Взрослую дочь молодого человека». Перед началом спектакля обратился к администратору Театра Станиславского за контрамаркой — отказал. Я бил себя в грудь: