В сериале «Людмила Гурченко» есть довольно пошлая сценка: герой по имени Константин Купервейс лежит в постели с некой Надей, блондинкой в грязной комбинашке. Та гладит его (то есть меня) по голове и утешает: «Ничего, Костя, не переживай, в следующий раз получится!» По сюжету это семьдесят девятый год — пик нашей любви с Люсей...
— Мы с Гурченко в то время вообще не расставались ни на секунду! Какая там могла быть «Надя»?! С моей будущей женой Наташей я познакомлюсь только через одиннадцать лет!
Мало того что все переврали, так еще и в постель залезли! «Прославили» на всю страну. Но мне не привыкать. Много лет назад с экрана телевизора точно так же «прославила» меня Гурченко. В эфире «Кинопанорамы» Эльдар Рязанов спросил у нее:
— Почему вы развелись с Купервейсом?
Люся выпалила:
— Он предатель!
Рязанов растерялся:
— Ну не все же девятнадцать лет? Наверное, было и хорошее...
Долго ломал голову: в чем же я предатель? А потом осенило: Гурченко считала, что я ее собственность, а «собственность» не может уйти от хозяина...
Когда мы расстались, меня долго преследовал кошмарный сон. Будто мы с Люсей снова в нашей квартире: на столе карельской березы стоит ее любимая вазочка из уранового стекла, а в ней розовая гвоздика, на стенах висят картины. Ее мама Леля хлопочет на кухне. Люся прихорашивается у зеркала, потом поворачивается ко мне, улыбается и говорит: «Костя, быстрее, мы опаздываем!» А я с ужасом думаю: «Как же ей признаться, что давно живу с Наташей?!» Каждый раз в этот момент просыпался в холодном поту и с облегчением обнимал жену, мирно спящую рядом. «Что с тобой? — удивлялась Наташа. — Опять Гурченко приснилась?»
Теперь, когда Люси нет, меня преследует уже не сон, а кошмар наяву: на экране телевизора смакуются подробности нашей с Люсей жизни. «Друзья» Гурченко, которых я никогда не видел у нас дома, псевдосестры и псевдобратья вываливают ворох скандальных историй, словно за нами все годы подсматривали в замочную скважину...
Истинных друзей Люси можно пересчитать по пальцам. С Юрием Владимировичем Никулиным Люся общалась и в радости, и в беде. Он приходил в гости, без просьб помогал в каких-то житейских вопросах и никогда это не афишировал. Люся сама догадывалась, что это Никулин, звонила с благодарностями, а он в ответ только: «Да что ты, дочка, ерунда!»
Вспоминаю замечательного адвоката Марка Вознесенского, который настоятельно рекомендовал отправить Люсю спецрейсом в Курган к хирургу Илизарову, когда на съемках «Мамы» Олег Попов на катке сломал ей ногу. И был готов все это организовать.
Дружила Гурченко и с ткачихой из города Шуи. После «Старых стен» у нее появилась поклонница по имени Валя. Она писала своей любимой актрисе трогательные письма со смешными ошибками. К моему удивлению, Люся однажды пригласила ее к нам. На пороге квартиры стояла женщина-гренадер, в огромных ручищах было по пять сумок с соленьями, вареньями и грибами. На плече — рулон ситца. С тех пор Валя раз в месяц приезжала к нам, Люся оставляла ее ночевать. Такой привилегии не удостаивался никто! Они сидели на кухне и, как подружки, болтали о жизни...
