Словом, пугали, пугали — и на тебе! Получается, не зря...
А тут еще ее «утешили» доброжелательные горничные, мол, не волнуйтесь вы так — все было чинно-благородно. Киношники регулярно так «отдыхают». Ну а последним из номера вашей дочки вышел Олег Меньшиков. «В пять утра!» — окончательно добили они маму. Естественно, она тут же решила, что хозяин этих тапочек — Меньшиков. Алкоголь, мужчины — все пороки, предсказанные родственниками, налицо!
Маму так переполняли чувства, что она потребовала немедленно отвезти ее на съемочную площадку. Предупредить нас об этом прибежала запыхавшаяся ассистентка.
— Лена, твоя мама приехала! Она сидит в полуобморочном состоянии в твоем номере. Горничная ничего не успела там убрать. Кошмар! Что делать? Она хочет увезти тебя в Москву!
Вскоре подъехала машина. Из нее вышла мама и решительно направилась к съемочной площадке. По ее глазам, полным слез негодования, было ясно — сейчас разразится скандал. Балаян в растерянности замер. Все переглянулись, ведь они были «соучастниками тяжкого преступления», отмечая день рождения в моем номере. Спас положение Янковский. Надо сказать, что чутье у Олега Ивановича было просто невероятное. Мгновенно смекнув, как усмирить надвигающуюся бурю, он бросился моей маме наперерез.
— Людмила Петровна, здравствуйте, дорогая!
От неожиданности она остановилась.
— Как мы рады вас видеть! Боже мой, как хорошо, что вы приехали!
Олег Иванович ласково обнял маму за плечи, она, оторопев, обмякла, ведь это был «тот самый Мюнхгаузен», которым бредила вся женская половина страны! Она пыталась что-то пролепетать про свою Леночку, что, мол, хочет ее забрать. Но Олег Иванович с жаром ее перебил: «Что вы, Людмила Ивановна! У вас такая талантливая дочь! Я вам сейчас все объясню... Мы справляли день рождения, все было абсолютно прилично... Вам не стоит беспокоиться».
Когда мама наконец зарделась от удовольствия, беседуя с Янковским, он сказал, клятвенно прижав руки к груди: «Вы не волнуйтесь, я лично каждый вечер проверяю у Лены все уроки! И запираю ее на ключ!» Я еле удержалась от смеха. Мама успокоилась и уехала в Москву, совершенно очарованная его обаянием. С тех пор Олег каждый вечер интересовался у меня с напускной строгостью: «Ну что? Математику сделала? Могу помочь».
Конечно, никакие уроки Янковский у меня не проверял и тем более не запирал в номере на ключ. В его отношении ко мне сквозило некое снисходительное лукавство. Не то чтобы Олег относился ко мне как к ребенку. Он прекрасно видел, что нравится мне, и постоянно поддразнивал. По утрам стучал в номер (я все время просыпала смену): «Просыпайся, соня, автобус приехал!» Играл со мной, как кошка с мышкой. Был то внимательным, то насмешливым, то нежным, то покровительственно далеким...
Я была тогда, как говорится, девица в теле, пышечка, правда, с тонкой талией. Помню, ходила в свитерах с закрытым воротом, чтобы «замаскировать» полноту. А Янковский мог ущипнуть меня за бок при всех и пошутить: «Сейчас свитер лопнет! Хватит пирожки есть!» Надо ли говорить, что я краснела как рак? И еще больше стеснялась своих пышных форм...
По сценарию скульптор, друг главного героя, приводит Янковского в студию и показывает скульптуру обнаженной Алисы. Где брать статую? Решили лепить с меня. Срочно нашли скульптора. Я категорически отказалась раздеваться, хотя местный ваятель на этом настаивал, и позировала в обтягивающей водолазке.
