Доротее было семь лет, когда в январе 1800 года умер ее отец Петр Бирон. Девочка помнила пышные похороны: старшие сестры плакали, мать, тоже Доротея, судорожно сжимала в руках шелковый платок. Так странно было видеть ее не смеющейся, как обычно, а печальной.
Когда вечером она прочитала молитву, а отец, по обыкновению, не зашел пожелать ей спокойной ночи, Доротея расстроилась. Он не пришел ни следующим вечером, ни через неделю. Малышка стала капризной и непослушной, начала грубить няне, а если ей что-то запрещали, билась в истерике. Герцогиня Курляндская, любившая проводить время с дочерьми, теперь, едва заслышав крики младшей, подносила руку ко лбу, прикрывала глаза и требовала увести детей.
В последнее время ее мигрени участились, и детские истерики только ухудшали самочувствие.
Тогда же маленькой Доротее впервые приснился странный сон. В густом тумане она бежит по аллеям сада и ищет отца. Отчаянно зовет его, но он не выходит на ее крики. Доротея чувствует: он где-то рядом. И наконец видит его фигуру, бежит к нему, но отец не становится ближе. Она кричит все громче, бежит все быстрее, но ноги как ватные…
— Тише, детка, тише…
Доротея проснулась в объятиях няни-англичанки, прижимавшей ее к своей пышной груди.
— Все в порядке? — в дверь детской просунулось заспанное лицо служанки матери.
— Девочка зовет отца. Хорошо, что других детей не перебудила.
— Лучше бы на похоронах поплакала, сейчас было бы легче, — рассуждала заспанная служанка.
— Вот глупая вы женщина, — с досадой огрызнулась англичанка. — Ребенку что похороны, что обед, он еще не понимает ничего. Скучает и не понимает. Помяните мое слово, она всю жизнь будет звать его. И искать. Няня печально посмотрела на свою воспитанницу, которая уже успокоилась и задремала.
…Дверь приоткрылась, и в темную гостиную парижского дворца Матиньон тихо проскользнула стройная женская фигура.
Подошла к креслу, установленному против высокого окна, выходящего в сад, и устало в него опустилась.
Льющийся из окна лунный свет падал на 17-летнюю Доротею де Талейран-Перигор: бледное лицо, темно-каштановые вьющиеся волосы убраны в высокий пучок на затылке на греческий манер. Доротея, вернувшись домой после шумного бала, любила приходить в эту гостиную. Сбросив туфли, она подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. Ночной сад завораживал. Странно, сейчас он напоминал тот, что она много раз видела в своем сне.
Уже столько лет прошло со смерти отца, она вышла замуж, родила дочь. Но сон по-прежнему преследует ее. Во сне она выросла и уже не бегает по саду с криками, как ребенок, а медленно идет мимо кустов роз, утопающих в густом тумане.
Но конец всегда один и тот же: она видит силуэт отца, но не может приблизиться. В глубине души Доротея надеялась, что после замужества ее перестанет мучить видение, но увы... Более того, она вынуждена признаться себе, что замужество вообще мало что изменило.
Ее супруг, Эдмон де Талейран-Перигор, приходился племянником могущественному министру иностранных дел Наполеона. Именно Талейран предложил матери Доротеи кандидатуру племянника, полагая, что брак француза с курляндкой будет способствовать укреплению международных отношений. После объявления о помолвке замужние сестры закидали Доротею письмами с поздравлениями. Действительно, жених просто ангел! Ему всего 22 года, он красив, статен и пользуется у дам большим успехом.
«Поговаривают, Эдмон прекрасный любовник. Сама я не проверяла, но источники, уверяю тебя, самые надежные», — писала младшей сестре красавица Вильгельмина. И тут же прибавляла двусмысленный комплимент: «Он военный и, конечно, умеет обращаться с оружием».
Доротея с нетерпением ждала встречи с супругом, который за неделю до церемонии прибыл во Франкфурт-на-Майне, где должно было состояться венчание. Что ж, и впрямь Эдмон оказался и красив, и статен. Но, по мнению невесты, обладал существенным изъяном — был отчаянно глуп. Будь на месте Доротеи другая особа, менее взыскательная и более падкая на мужскую красоту, она, возможно, не посчитала бы отсутствие у жениха ума таким уж страшным изъяном. Но покойный отец Доротеи позаботился, чтобы его дочери получили превосходное образование.
Для Доротеи и ее сестер выписывали лучших педагогов со всей Европы.