Во дворе меня звали Томом Сойером — я носила короткую стрижку и штаны из «чертовой кожи» на подтяжках. Ткань, похожую на джинсу или прорезиненную парусину, почему-то называли «чертовой кожей». Росла я жуткой оторвой — лазила с мальчишками по деревьям, играла в лапту, может, поэтому вес накапливаться не успевал… На фото тех лет я, как ни сложно в это поверить, эдакое дитя Освенцима. Московская бабушка, конечно, переживала по поводу моей худобы, но не критично, зато вторая бабушка — из Тбилиси — взялась за дело плотно. Словом, начатое одной бабушкой с блеском завершила вторая — они меня откормили.
— Вы им это припомнили, когда пошли в артистки?
— Мама очень правильно меня подготовила, она сразу сказала, что Джульетту сыграть мне никто и никогда не предложит.
«Наташка, они просто не найдут Ромео, чтобы решился встать под балконом, на который выйдет такая Джульетта». Мама была умничкой. Она признавалась, что тоже очень хотела, чтоб я похудела, но потом мнение свое поменяла. Это была «моя» полнота, я, невзирая на нее, чудесно двигалась, танцевала, до шестидесяти лет легко могла сесть на шпагат.
Да и все молодые люди, которые за мной ухаживали, ничего против моих пышных форм не имели. Скорее наоборот... Был у меня, например, один ухажер. Платоническая любовь. Идем как-то вечером по бульвару, и, помню, добило меня не то, что вокруг девочки-худышки, а то, что на них надето. Понимаете, все, что потихоньку начало привозиться из-за границы, было маленьких размеров. Вошедшие в моду пышные юбки с пачками мне не грозили, я бы в автобус не вошла!
Плиссе тоже превращало меня из миловидной девушки в бабу на самовар… А одеться я любила.
И вот иду, мысли горестные в голове гоняю. «Все, — говорю. — Решено! Худею!» Кавалер мой замер как соляной столб: «Да ты чего, Наташка?! Пожалуйста, не делай этого». И… заплакал. Серьезно говорю, заплакал! А я не унимаюсь: «Вот приведешь меня к своей маме знакомиться, а она спросит: «Где ты такую толстуху нашел?» «Моя так никогда не скажет!» — твердо пообещал парень. И рассказал, что мама — типичная англичанка, то есть «высушенного» такого типа, и всю жизнь старается поправиться.
— Муж тоже против богатых форм возражений, надо понимать, не имел?
— Крачковский продолжил дело бабушек! Почти хрестоматийная история: глупо завоевывать такую даму, как я, стихами при луне. Какой творог и булки носил мне по утрам Вовка! А! Все это ставилось мне под дверь, и девчонки шептались: «Опять Володька Наташке Белогорцевой завтрак притащил!»
— Булки стали главным аргументом в его пользу?
— Володя много чем мог еще покорить. Но одна его черта меня купила с потрохами. Он никогда не задавал любимых всеми мужиками вопросов: «А кто это? А что это он так на тебя смотрит?» За всю нашу совместную жизнь я ничего подобного не слышала. На все мои шалости и дурацкие выходки муж попросту не реагировал. Другой убил бы давно. Я, случалось, загуливалась до рассвета, когда вино рекой, теплоход и все такое.
Поначалу меня даже бесило, что Крачковский мирно спит, когда я прихожу в восемь утра. «А что, по-твоему, я должен делать?» — спросонья интересовался муж. «Как что!? Переживать...» «Если б я каждый раз переживал, давно бы уже умер», — отшучивался Володя и переворачивался на другой бок. Но, справедливости ради надо заметить, никаких поводов для ревности я не давала. Кто-то провожал, другие звонили. Но ничего серьезного. Правда. Я ничего не искала, потому что и так все имела. Муж мой был невероятно умен в житейском плане. «Володенька, мы сегодня в ресторане гуляем». — «Хорошо, но чтоб до двери потом проводили». И вот прихожу утром с провожатыми: «Только, пьяные рожи, не шумите, Володю разбудите». «Пьяные рожи» понимающе хмыкали: «Любовь...» Между прочим, «булочное ухаживание» после заключения брака сохранилось.
К счастью. Откуда бы я ни явилась, подогретый ужин Володя мне всегда обеспечивал.
Муж был старше меня почти на двадцать лет, но никогда не комплексовал по этому поводу. С ним было невероятно интересно. Он многое знал из истории Москвы, и порой мы забалтывались ночи напролет. На самом деле все, что знаю теперь, я узнала от него. Володя был для меня ликбезом. Валя Титова, моя подруга, приходила и просила его: «Расскажи что-нибудь». Я что-то на кухне готовлю, а она два часа кряду сидит с открытым ртом и слушает. Мой Володя… Самый умный, самый добрый. Ой, сейчас буду плакать…
— Не надо! В кино как на вас, такую нестандартную, смотрели?
