Не успела Эммануэль выйти из дома, как ее обступила плотная толпа журналистов. Сегодня наверняка по всем каналам пройдут репортажи о жене режиссера Романа Поланского, которому грозит депортация в США в связи с обвинением в сексуальном преступлении тридцатилетней давности.
По закону жанра супруга участника скандала должна выглядеть обескураженной, сконфуженной и прятать заплаканные глаза за стеклами темных очков.
Однако вид Эммануэль и слова, которые она произнесла на этой импровизированной пресс-конференции, обманули ожидания журналистов:
— Удивляетесь, что не выползла на четвереньках? Изумлены, что не зареванная? Вы меня просто не знаете! Я сильная. И этот удар смогу выдержать — за всех нас, за всю нашу семью…Человек, которого я давно люблю и за которого двадцать лет назад вышла замуж, не имеет ничего общего со всей той грязью, которой его обливают в газетах. Роман — заботливый отец и нежный муж.
Позже, когда репортаж вышел в эфир, все только и обсуждали заявление мадам Сенье. Кто-то сочувствовал ее детям-подросткам, которых из-за публичного скандала пришлось на время забрать из школы. Кто-то жалел ее саму, связавшуюся с извращенцем, пусть и гениальным…
Другие пытались вступиться за Полански, призывая вспомнить о его заслугах в мировом кинематографе. Посреди этого хаоса, сплетен и чуть ли не ежедневных сенсационных разоблачений Эммануэль держалась спокойно и предпочитала отмалчиваться. И лишь когда после многомесячных судебных препирательств с Полански наконец сняли электронный браслет и освободили из-под домашнего ареста, его жена позволила себе открыто выступить перед прессой.
— Знаю, добропорядочные матери семейств будут шокированы моими словами и, возможно, возненавидят меня, но я все равно скажу: годы, когда с моим мужем случилась та история, были годами безумий, сексуальной распущенности и наркотиков… Тогда весь мир шел кувырком, и Роман попал в эту воронку.
Но я не верю, что он виновен! Вся эта история — лишь трагическое стечение ужасных обстоятельств. Однако Роман не собирается прятаться от правосудия и, если понадобится, достойно пройдет все испытания, которые ему суждены. И я буду вместе с ним...
…Сколько Эммануэль себя помнила, она всегда хотела стать сестрой милосердия. Когда в доме собирались гости, девочка громко объявляла:
— Когда вырасту, буду работать в церкви, стану нужным человеком!
Подобные заявления, которые малышка делала с невероятно серьезным личиком, вызывали смех и умилительные возгласы. Старшая из трех сестер, маленькая Маню (так ее звали дома), изо всех сил старалась быть воспитательницей и наставницей Матильды и Мари-Амели.
Она требовала, чтобы сестрички беспрекословно ее слушались и, играя с ними в школу, отчитывала за малейший проступок. Младшие сестры терпеть не могли «воображалу Маню», постоянно жаловались матери и устраивали заговоры против «дрянной задиры»: то запрут ее в туалете и убегут гулять, то продырявят гвоздем любимое платье. Когда же Маню, вся в слезах, приносила матери очередную испорченную кофточку или юбку, Матильда и Мари-Амели прибегали следом и все отрицали.
— Это, наверное, моль, — вздыхала Матильда, — я видела, как из шкафа вылетали серенькие мотыльки!
До поры до времени Маню ни о чем не догадывалась, но однажды, вернувшись из школы раньше обычного, застала сестер за чтением своего дневника, которому поверяла девичьи тайны: про мальчика Пласида и его прекрасные карие глаза, про мечту купить на скопленные деньги духи с ароматом жасмина, как у учительницы музыки мадемуазель Анриетты…
Матильда и Мари-Амели ехидно хихикали, старательно рисуя между строк рожи и чертиков.
— Гадкие! — закричала Эммануэль, бросившись спасать свое сокровище, но сестренки с визгом бегали по квартире, ловко увертываясь от преследовательницы. Улучив мгновение, Матильда выскочила на балкон и, размахнувшись, швырнула дневник на улицу. Тетрадь упала прямо на середину двора, где мальчишки гоняли в футбол. Это была катастрофа — теперь весь дом узнает о ее секретах и тайнах… Опустившись на корточки, Маню закрыла ладонями лицо и горько заплакала. В эти минуты она ненавидела своих сестер, а главное, не могла понять: за что они с ней так?
— Потому что мы ей не рабы!
— заявила Матильда на семейном совете, устроенном тем же вечером. — Почему мы должны все делать по ее указке, да еще донашивать ее старые платья, туфли и штопаные чулки?! И вообще мы хотим жить в отдельных комнатах. Если вы ее не отселите, мы с Мари-Амели уйдем из дома!
Родители несколько оторопели от услышанного. До этого они наивно полагали, что дочки живут дружно. Мать Франсуаза тотчас же вспомнила «изъеденные молью» платья Маню и ее залитые чернилами туфли.
К тому же из-за выходки младших сестер над Эммануэль теперь потешались во дворе и в школе — ведь ее дневник стал достоянием гласности.
