

Ангелина Вовк — человек, известный многим поколениям россиян. Она пришла работать в телецентр в 1969 году. Тетя Лина из «Спокойной ночи, малыши!» и много лет — бессменная ведущая «Песни года» в паре с Евгением Меньшовым. Ангелина Михайловна рассказала в интервью «Коллекции Каравана историй» о своем удивительном пути, закулисье телевидения и о том, как ей удается так хорошо выглядеть.
— Ангелина Михайловна, я хотела вас спросить о международном детском телевизионном фестивале «Песенка года». Недавно у «Песенки» был юбилей, 25 лет. Как вам удалось в такое непростое время — 90-е годы учредить детский фестиваль?
— Я придумала этот фестиваль. Логика была такая: раз существует «Песня года» для взрослых, то для детей должна быть «Песенка года». Вначале мы выходили на канале ТВЦ, но новое руководство сняло программу с эфира. Объяснение было простое: «Дети не приносят дохода!» Но фестиваль «Песенка года» уже существовал, и мы продолжали работать. Нужно было стимулировать и детей-исполнителей, и детских композиторов, чтобы они писали новые песни. Мы снимали в самых серьезных концертных залах: «Россия» (тогда еще существовавшая), Кремлевский дворец, Театр имени Наталии Сац...


Однажды судьба меня свела с Зинаидой Федоровной Драгункиной. Заслуженный учитель Российской Федерации, долгие годы она является бессменным руководителем Центра «Благовест», была председателем Комитета Совета Федерации по науке, образованию и культуре, депутатом Мосгордумы... И вот этот уникальный человек мне помог, Зинаида Федоровна познакомила меня с Александром Джеусом, директором ВДЦ «Орленок», и он предоставил площадку нашему фестивалю. Условия там поначалу были весьма скромными. Сцена не защищена от дождя, денег на оборудование не хватало. Зато дети приезжали к нам по бесплатным путевкам на 21 день, отдыхали, принимали участие в конкурсе, получали титул лауреата. А с некоторых пор у нас стали давать еще и орден «Молодое дарование России — Чароитовая звезда», учрежденный геральдической палатой.
Нам помогали многие: Людмила Ивановна Швецова, удивительный человек, заместитель мэра Москвы по социальным вопросам, Борис Громов, Фарид Максутов, Андрей Акимов, Андрей Смирнов, Сергей Собянин и многие московские префекты! Мы очень благодарны им за поддержку детского творчества! Концертная площадка в Кремле стоила полтора миллиона. Благодаря поддержке этих людей мы проводили не только съемки, но и благотворительные концерты для детей из социально незащищенных семей, и в них принимали участие многие звезды российской эстрады.
Но и наш «Орленок» теперь уже не хуже Кремлевского дворца: есть и вся необходимая техника. Дети выступают на великолепной сцене, а на современных огромных экранах — их лица. Это просто счастье для них! Мы отбираем ребят отовсюду: из какого-нибудь маленького городка, из деревушки. В этом году на юбилейном фестивале были представлены невероятные таланты! Сто участников получили бесплатные путевки в «Орленок», 37 лауреатов первой премии, одна Чароитовая звезда. Девочка, которая ее получила, уже несколько лет приезжала к нам, и каждый раз показывала очень высокие результаты. А в прошлом году Чароитовую звезду получила 12-летняя Александра Ерошкина. Совсем ребенок, но когда она поет, закроешь глаза — будто Людмилу Зыкину слушаешь.

— А вы не делали попыток вернуть «Песенку года» в телевизионный формат, чтобы она не раз в год проводилась, а снова регулярно выходила на телеэкране?
— В какой-то момент я подумала: надо написать Владимиру Владимировичу Путину. Почему у нас до сих пор нет детского телевидения?! Ведь когда рухнул Советский Союз, вместе с ним рухнуло и это. С экрана исчезли все передачи, осталась только «Спокойной ночи, малыши!», да и ее пришлось спасать от исчезновения. Я написала официальное письмо, где объяснила эту ситуацию. И было отдано распоряжение об открытии детского телевидения. Но я не догадалась написать, чтобы и мою передачу тоже вернули...
— Вы упомянули, что спасли легендарную программу «Спокойной ночи, малыши!». Как это произошло?

— Все было примерно так же, как с «Песенкой года». Я прихожу в редакцию, мне говорят: «Лина, все, передачи больше не будет. Денег нет». — «Что же делать?» — «Не знаем, что делать». К счастью, вскоре мне довелось вести юбилейную программу «Сбербанка», а после нее был банкет. Я оказалась за столом с молодыми ребятами — банкирами. Спросила их: «Скажите, пожалуйста, а у вас дети есть?» — «Да есть». — «А вы знаете, что скоро ваши дети не будут смотреть передачу «Спокойной ночи, малыши!»? Потому что денег на нее нет». Вот так начался наш разговор. Ведь на этой программе выросли целые поколения, никто не остается равнодушным... Так деньги и появились. В итоге не только студия была оплачена, но и новых кукол заказали в Англии. Но вот только меня в ведущие никто не пригласил...
— Как так? Вы же до этого вели «Спокойной ночи...»!
— Я подошла к редактору, спросила: «Почему вы меня не приглашаете?» Мне ответили: «А ты нам плати». Я настолько растерялась, даже не сообразила, что нужно сказать, что это же я спасла программу! Для меня это было... Вот как если кому-то скажут: твой близкий умер... В общем, я так и не вернулась в передачу. Хотя, может, это и правильно, появились новые ведущие: красивая и очень, я считаю, обаятельная Оксана Федорова, Анна Михалкова, Амаяк Акопян... Думаю, главное — то, что передача выходит в эфир.

— Но для людей нашего поколения «Спокойной ночи...» — это вы, тетя Лина!
— Не только я. В те годы в программе появлялись Татьяна Веденеева, Татьяна Судец, Владимир Ухин...
— Вы сказали, что после того, как деньги нашлись, для передачи заказали новых кукол. То есть они не вечные? Те, с которыми вы работали, уже износились?
— Да, постепенно куклы приходят в негодность. По всей видимости, тогда руководство решило, что в Англии сделают лучших кукол. Но мне кажется, что у наших, русских мастеров куклы получались более живыми, родными. И, по-моему, к отечественному варианту в итоге и вернулись. Их делали наши кукольницы — и телевизионные, и из театра Образцова.
— Это очень заметно, что в кукол кто-то по-настоящему вложил душу. И не только кукольники, но и кукловоды, которые управляют ими и говорят за них. Я это своими глазами видела: к нам передача приезжала, когда я жила в Новосибирске. Мы организовали прямую линию с Хрюшей и Степашкой. И, представляете, это имело такой успех, как будто Майкл Джексон приехал!
— Могу себе представить. В 90-е годы я и сама ездила по стране с Хрюшей и Филей. Нас везде встречали на ура, потому что у нас была такая позитивная концертная программа, которая дарила людям надежду на будущее. Нас просто рвали на части. Кстати, могу рассказать, как в 1993 году ходила к Белому дому вместе с Хрюшей...

— Там же стреляли! Это было опасно?
— Вы знаете, мне даже в голову не приходило, что меня могут убить. Я проснулась утром — стреляют. Выглянула в окно — вертолеты кружат. Я ведь живу в центре, на Арбате... Включила телевизор — там говорят, что горит Белый дом... И я решила туда поехать, но не одна, а с героями телепрограммы «Спокойной ночи, малыши!». Получить кукол было нелегко. Сначала я позвонила актрисе, которая озвучивает Степашку, но она мне его не дала, сказала: «Ты с ума сошла, не дам, тебя там убьют». Тогда я позвонила другой кукольнице, которая согласилась выдать мне Хрюшу. Вызываю свою помощницу Светлану, а она говорит: «Слушай, я только что оттуда, там опасно, мне машину прострелили». — «Ничего не знаю, мы должны ехать!» На всякий случай я захватила из дома Казанскую икону Божией Матери. И вот мы едем. Я в белом плаще, а под ним у меня Хрюша. В нескольких местах нас не пропустили, мы кружили по городу.
Подъезжаем со стороны Хорошевского шоссе, опять милиция преграждает дорогу. Я говорю: «Ребята, мне надо к Белому дому». Расстегиваю плащ, показываю им Хрюшу, и у этих взрослых мужчин слезы на глазах выступают. Они посоветовали: «Попробуйте через улицу Рочдельскую». Мы со Светой едем через Рочдельскую — кругом военная техника, солдаты стоят, курят. И вдруг откуда-то выскакивает парень — такой высокий, красивый, поднимает автомат и целится в нас. Останавливаемся, я выхожу из машины, иду к нему: «Куда ты целишься-то?» Тут прибежали генералы, схватили меня, в машину затолкали, говорят: «Вы в белом плаще, а тут везде снайперы, вас расстреляют!» В общем, опять нас не пропустили. Мы поехали со стороны Кутузовского. Там тоже оцепление, за ним прохаживаются какие-то важные люди. Но Хрюша-то у меня под плащом. Это был мой пропуск. И вот я веду переговоры, чтобы нас пропустили. И тут ко мне подбегают журналисты CNN: «О, тетя Лина, дайте интервью!» — «Да с удовольствием!» Думаю, ну сейчас я все скажу! Только они камеру установили, как приехал министр обороны Грачев, и CNN, конечно, помчалось за ним. Я вернулась к машине. Села и говорю: «Света, слышишь? Стрельба вроде прекратилась». Вот так мы почти полный круг сделали по Москве с Казанской иконой Божией Матери.

— Вы, конечно, очень смелый и решительный человек. В кого вы такая — в папу, в маму?
— У меня отец — военный летчик. А мама работала бухгалтером — там же, где была расквартирована папина военная часть, в Тулуне. Потом отца перевели во Внуково, и мама поехала с ним. Отец воевал, и в 1944 году его объявили пропавшим без вести. Мы с мамой долго надеялись, что он подаст весточку. Куда только не отправляли запросы... Самолет ведь так и не нашли! Думали, вдруг он где-то в чужих краях совершил аварийную посадку... Но нет.
Мама осталась без мужа, без поддержки, без средств к существованию, поскольку не работала. Чтобы я не голодала, меня с двумя бабушками отправили в Сибирь, к родным. Помню, как мы расставались с мамой на вокзале. Я плакала очень долго, не могла остановиться...

— Вам потом, уже во взрослом возрасте, что-то удалось узнать о судьбе отца?
— Я искала его всю жизнь. Позже узнала, что в тот злополучный день он был в личном экипаже маршала Тимошенко. Осенью 1944 года фронт уже отодвинулся довольно далеко, и они везли группу генералов в Югославию, на совещание. По дороге туда все и случилось. И знаете, у меня почему-то к Югославии всегда была какая-то тяга. Потом — не знаю, насколько этому можно доверять — мне сказала ясновидящая: «Твой отец разбился там, где лежит святой человек. Был туман, и они налетели на гору...» И я поехала к Василию Великому, в горный монастырь, и там увидела ущелье. И теперь, когда попадаю в эти места, всегда испытываю особый трепет. Но это было, когда я уже стала взрослой. А до этого и отчим посылал запросы об отце, и мой второй муж, влиятельный человек...
— Вы спокойно отнеслись к тому, что мама второй раз вышла замуж?

— Да это, можно сказать, я ее выдала замуж. Мне тогда уже исполнилось 12 лет. Я видела, что ей одной тяжело. А в нашем окружении, среди соседей, в основном вдовы, многие потеряли мужей-летчиков во время войны. И вот в новогоднюю ночь к нам в гости пришел офицер — очень красивый донской казак. Прошел всю войну, имел ранение. Он был немногословен и держал себя, я бы сказала, как царский офицер. И вот я смотрю: он стоит в красивой форме, елка сверкает, и мама показалась такой счастливой рядом с ним... Я вдруг спросила его: «Можно называть вас папой?» Он смутился, посмотрел на маму и говорит: «Да, конечно, можно».
Я благодарна отчиму за поддержку, он оказал на меня большое влияние. Как и моя бабушка. Она была невероятно верующим человеком. Соблюдала посты, никогда никого не осуждала, все у нее всегда были хорошие. Эта черта — ни о ком не говорить плохо — передалась от нее мне.
— Вы, наверное, с детства мечтали стать актрисой? Раз пошли учиться в театральный...

— Вовсе нет! Я ведь выросла в атмосфере летного городка. Мечтала пойти по стопам отца — летать на самолетах, а судьба привела на телевидение. Я понимала, что надо выучить английский язык, а в нашей школе его преподавали не на высоком уровне. Сама нашла курсы, записалась и ездила через всю Москву. Но был, конечно, и драматический кружок. И вот мы с подругой как-то вечером гуляли по московским переулкам, она говорит: «Ой, посмотри, в ГИТИС идет прием...» Почему бы не попробовать? Как и все ребята в те годы, я подала документы сразу во все театральные: и в Щукинское, и в Щепкинское, и в Школу-студию МХАТ... И везде меня после первой консультации приглашали на третий тур. Но я выбрала ГИТИС.
Коллектив был замечательный. Педагоги меня любили. Все девчонки хотели со мной дружить. Я не считала себя такой уж симпатичной, а тут вдруг на конкурсе меня выбрали первой красавицей института. Между прочим, когда я стала работать на телевидении, мне казалось, что на экране я плохо выгляжу. Думала: хоть бы электричество во всей Москве отключилось, чтобы никто не видел, какая я! А сейчас, когда смотрю эти передачи, думаю: «Это что, я? Такая хорошенькая?»
— Вы достаточно рано вышли замуж...


— К Гене, однокурснику, возникло сильное чувство. Когда окончила институт, мы поженились. До этого я уже успела съездить на свои первые съемки. Например, сыграла манекенщицу в «Живет такой парень», помните деревенский показ мод? А в фильме «Прощай» о советских моряках мне досталась уже настоящая роль. Так все хорошо начиналось, у меня и в мыслях не было уйти из актерской профессии. У мужа тоже сначала карьера складывалась: его приняли в труппу Театра Гоголя.
И вот мне в очередной раз нужно было отправиться в киноэкспедицию — на три месяца. Было собралась, но тут муж заявил: «Мы с тобой только поженились, а ты уедешь так надолго. Нет, я против». И так как я его очень любила, подумала: «Действительно, как же я его брошу?» И стала отказываться — от одного предложения, от другого... Кто-то из режиссеров на меня обижался, потому что это довольно странно для молодой артистки. А когда сказала мужу, что хотела бы работать в театре, он предупредил: «Ты не представляешь, какая там атмосфера! В театре нужны зубы, когти и локти, а у тебя ничего этого нет. Тебя там съедят сразу, поэтому не порти себе жизнь...» Муж сам ушел из театра на телевидение... Сейчас я ни о чем не жалею. Все получилось так, как должно было быть.
— А как вы попали на телевидение?

— Вернувшись с одних съемок осенью, я обнаружила, что все театры уже закрыли набор. В это время объявили прием на курсы телевизионных режиссеров, и я пошла учиться, чтобы не терять время. Телевидение существовало уже довольно давно, но еще не в каждом доме имелся телевизор. Первопроходцы — Валентина Леонтьева, Игорь Кириллов — стали моими учителями. Конечно, все было скромно, три помещения на Шаболовке... С курсов режиссеров, поняв, что это не мое, я плавно переместилась на дикторские курсы. Но училась там, только чтобы зиму пережить, пока снова не начнутся показы в театрах. Все это воспринималось как какое-то временное занятие. Но муж уговорил остаться. Так я начала работать диктором, и мне это понравилось.
— Ангелина Михайловна, а ведь и на телевидении, как и в театре, существуют зависть, интриги, конкуренция... Неужели вас так легко принял этот мир славы и советского гламура?
— Жизнь советской телеведущей — это не слава, не гламур. Тем более что тогда никто не думал о нашей одежде, о нашем образе. Вот в чем пришел — в том и появляешься в кадре. Как накрасился — так и хорошо. Конечно, существовали правила. Не принято было ярко одеваться для эфира, носить драгоценности, делать броский макияж... А нашим ведущим и макияж-то был не нужен. Возьмите Светлану Моргунову, Светлану Жильцову, Анну Шатилову, я уж не говорю про Анну Шилову, которая вообще считалась красавицей номер один.

Ну а я... Не знаю, как это объяснить. Ведь не сказать, что я была какая-то красавица, нет. И так же нельзя сказать, что я пробивала себе дорогу... Но вот у нас там такой отдел был, куда подавались заявки на диктора. Допустим, поступило двадцать заявок — и все двадцать хотят Вовк. Помню, Игорь Кириллов, царство ему небесное, говорит: «Слушайте, вы хотите Вовк взять? Да вы что, с ума сошли? Лапин ее не любит». Но это была неправда. Потом, когда поменялась власть, Игорь Леонидович переживал, что ко мне так относился. Я его простила, потому что понимала, почему так происходило. Какая-то новая ведущая пришла, а кто она такая, мы тут уже столько времени, такие звезды... Так всегда бывает.
— Со временем вы стали не просто диктором, но и ведущей многих программ. Например, суперпопулярной «Песни года»...
— Я была любимым диктором музыкальной редакции. И когда Виктор Сергеевич Черкасов и Виктор Яковлевич Мееровский в 1971 году задумали эту программу, пригласили меня ведущей. Но я только двумя годами раньше, в 1969-м, пришла в телецентр. Причем первый год проработала стажером. И старшие коллеги просто хором стали выступать против того, чтобы я вела «Песню года». Только через 17 лет наконец получила эту работу. Мы с Евгением Меньшовым вели передачу с 1988 по 2006 год.

— Ангелина Михайловна, наша читательская аудитория — в основном женщины. И они хотят знать, что вы делаете, чтобы так хорошо выглядеть.
— Думаю, в первую очередь это генетика. У моей мамы была прекрасная кожа. Но многое, конечно, зависит и от самого человека. Еще когда я была студенткой, в 23 года пошла в институт косметики и сказала: «У меня морщинки начинают появляться». Может быть, никаких морщинок не было, но там меня учили ухаживать за кожей, порекомендовали массажи... Я до сих пор протираю лицо льдом, не лягу спать, не смыв косметики, и обязательно накладываю ночной крем, утренний. Но главное — позитив должен быть в человеке. Даже когда мне делали плохо мои коллеги, я шла в церковь и подавала записки за них.
— О здравии?

— Конечно. Помню, однажды на каком-то концерте были одни звезды, я спрашиваю: «Ребята, кто начнет?» А никто не хочет, все любят выступать поближе к концу. В итоге все сошлись во мнении, что открыть концерт должен один очень известный певец, не стану называть фамилию. Я к нему подошла, а он ответил мне очень грубо. Я была очень расстроена, но потом сказала про себя: «Господи, прости, что я его обидела, и прости, что он обидел меня. Прости нас обоих». Начала с себя. И что вы думаете, после мероприятия этот человек принес мне извинения. Наверное, это правда, что, когда человек смиряется перед такой ситуацией, он обязательно получает награду.
— Меня поражает, что вы так привержены вере. Ведь вы при советской власти прожили большую часть жизни. А тогда это было не принято.
— Как я уже говорила, моя бабушка глубоко верила. Я даже не знаю, как они меня крестили. Иногда думаю, а крещеная ли я? Хотя родные уверяли, что да.
— А имя Ангелина есть в святцах?
— Есть. Святая Ангелина, самая почитаемая из всех святых в Сербии. Мама читала про нее книгу и решила меня так назвать. Постепенно я воцерковилась, уже во взрослом возрасте. Стала ходить на службы, нашла своего батюшку. Со временем отец Михаил организовал сестричество. Как раз в этот момент нас всех, дикторов, попросили с телевидения. Я подумала: «Запишусь. Мне не страшно — и полы вымою, и больным помогу». Только записалась, как у меня произошли благоприятные перемены с работой.
А с отцом Михаилом мы подружились. У него три дочери — Ирина, Ксения и Ангелина. Тоже Ангелина, вот так нас судьба свела! А когда родился еще и сын, я стала крестной. Из меня, правда, плохая крестная, я только молюсь... В этом плане я счастливый человек. Много раз была в Иерусалиме. Я прошла весь путь Иисуса Христа. Матушка Галина в Русском подворье в Иерусалиме собирала группы, и мы ездили в потрясающие путешествия...

Но ярче всего вспоминается первый наш приезд. Моя помощница Света оказала важную услугу одному бизнесмену, и его сын сказал: «Я должен отблагодарить вас, Светлана Сергеевна, приглашаю поехать в Израиль». И она взяла меня с собой. Приехали, добрались на такси до Старого города, а где храм Гроба Господня — не знаем. Это же времена еще без интернета в каждом телефоне. И мы долго блуждали по узким переулкам, которых в Иерусалиме множество. А когда наконец нашли и зашли в храм, за нами сразу закрылась дверь, началась служба. Когда я поднялась на Голгофу, испытала что-то необыкновенное. Было ощущение, что меня кто-то гладит. Невероятное счастье! А потом мы смотрим — внизу пошла процессия: батюшка с крестом, за ним люди. Я говорю: «Света, наверное, крестный ход, пойдем». Мы пошли за людьми, оказалось — все идут на завтрак к настоятелю. Кругом одни греки, только мы русские. Настоятель каждому дает яйцо, еще что-то. Мы говорим: «Спасибо, батюшка». А он: «Слава Богу, и русские здесь».
— А расскажите, как вы на Крещение в проруби купались...
— Я не один раз в прорубь окуналась. Началось с того, что одна моя подруга предложила: «Линочка, поехали молиться Сергию Радонежскому». Есть предание, что этот чудотворец посохом ударил в скалу, и оттуда полилась вода. Святой источник преподобного Сергия Радонежского до сих пор существует в деревне Взгляднево. Когда я туда первый раз попала, еще ничего не было оборудовано, не то что сейчас. Проехать невозможно, надо идти через лес. Декабрь, мороз, а я только что бронхитом отболела. Ну что ж, оделась потеплее и пошла. И вот поднимаюсь по самодельной лестнице, а навстречу идут люди с какими-то удивительными светящимися лицами. И я думаю: «Надо окунуться».

— Какой температуры там вода?
— Плюс четыре, по-моему. Я разделась, встала под эти струи... И закричала на весь лес — вода такая холодная, что сил нет. Но когда вышла, оделась, почувствовала невероятный прилив сил, энергии. Подруга говорит: «Теперь приходи на Крещение в Серебряный Бор, там есть прорубь». Я пришла, вижу: времяночка стоит, внутри горит буржуйка. Мы разделись, остались в одних белых рубахах. Нам говорят: «Ну все, матушки, теперь бегите». Мы бежим, темно, ничего не видно. Нам опять подсказывают: «Вот сюда надо нырнуть». Я нырнула, нахлебалась воды со льдом, выскочила, побежала скорее в домик. Но теплее не стало. Думаю: «Господи, а почему печку-то не топят?» Я даже не поняла, что печка продолжает гореть — такой стресс испытала от холода. Но это было в первый раз. А потом привыкла к ледяной воде, большой радостью стало окунуться. Но понимаете, на это надо решиться, отважиться.
— С моржеванием понятно. А как вы относитесь к спорту? Судя по вашему характеру, вам должно нравиться что-то экстремальное...

— В 60 лет я попробовала горные лыжи. Оказалось, что это не так сложно — научиться, но нужно обязательно первое занятие пройти с тренером. Я бывала и на российском горнолыжном курорте, и в Австрии. Так что горные лыжи — это не страшно.
— Ангелина Михайловна, а сейчас что вам придает силы?
— Наверное, чувство ответственности. Перед коллегами, перед детьми. Еще многое нужно сделать для фестиваля «Песенка года». Да, я уже не работаю ведущей на телевизионных программах. Но меня приглашают в качестве гостьи, я провожу фестиваль. Так что нет, я не отказываюсь от работы, просто беру нагрузку по своим силам.