— Курс вашего мастера Григория Михайловича Козлова был актерско-режиссерским. Пригодились ли вам режиссерские навыки?
— До третьего курса мы учились обеим профессиям абсолютно одинаково, потом я решил: буду режиссером, наметил, что стану ставить. Я бесконечно благодарен Григорию Михайловичу за понимание, что я взрослый, лепить из меня что-то сложно, и он не давил, не ломал, а за пять лет выучил меня так, что я смог и ставить, и играть. Благодарен и Евгении Ивановне Кирилловой, и ее мужу Валерию Николаевичу Галендееву, и многим другим своим педагогам, которые научили простым вещам. Нам ставили отрывки и спектакли выпускники Кацмана, Додина, Корогодского, они с нами занимались. Благодаря Григорию Михайловичу мы познакомились с разными театральными школами, выпустили тринадцать дипломных спектаклей, обычно их бывает четыре. Хоть я и не во всех играл, все равно был ужасно горд, что у нас такой работоспособный курс. Даже «додинцы» бегали смотреть на «козловцев», потому что уже в конце второго курса мы выходили на профессиональную сцену в Питерском ТЮЗе в таких душевных спектаклях по Бунину, Чехову. Я окончил институт в 29 лет. Кто еще может себе позволить бюджетное место, дневной факультет?
Но ранее в мою судьбу вклинился кинематограф, и я понял, что для меня кино намного интереснее, там просто больше того, что ты можешь оставить в истории. А спектакль поживет, поживет и уйдет из репертуара.
— Конечно же, про каждую из 122 картин, в которых вы снялись, мы поговорить не сможем. Вспомним самые яркие, громкие, например, «Свои» Дмитрия Месхиева.
— Для меня это этапная картина, как и для самого режиссера. Я безумно благодарен Дмитрию за тот путь, за опыт, который пережили вместе, потому что это было абсолютно честное кино, не только с моей стороны, но и всей съемочной команды. И это не какие-то красивые слова. Когда закончились съемки, я заметил, как рабочий с такими вставными золотыми зубами сидел и плакал. Понимал, что такие люди не могут плакать просто по определению, а они плачут. Мы закончили снимать в начале октября, и пошел снег, все поняли, что такого больше никогда не будет, все! Это притом что мы там недоедали, жили в холоде, голоде, но такие требования выдвигал режиссер. Он всех нас максимально приблизил к событиям Великой Отечественной, во времена, в которых разворачивалась история. Классно, я такого больше никогда нигде не видел, хотя снимался у замечательных режиссеров. Мне кажется, у Месхиева это тоже был первый опыт такого погружения.
