«Людмила Иванова — уникальный человек, судьба которого прошла через многих людей, среди них Олег Даль. Это была не близкая дружба, но... с ее стороны постоянное наблюдение, невероятное понимание, какие-то фатальные совпадения. Первый выход Даля на сцену «Современника» — с ней. И после его смерти в киевской гостинице она случайно попадает туда и «расследует» тайну его ухода. При жизни Людмила Ивановна рассказала мне о Дале. Делюсь с вами этими уникальными воспоминаниями», — рассказывает главный редактор Анжелика Пахомова.
«Вот моя крестная — Мила, — говорил Даль. — Окрестила меня, на всю жизнь запомню»
«В 1963 году труппа «Современника» пополнилась двумя талантами, Людмилой Гурченко и Олегом Далем, — рассказывала актриса Людмила Иванова. — Люся была очень красивая: тоненькая, модная. Но глаза иногда грустные... Как будто она порой опасалась — сейчас кто-нибудь спросит ее: «Вот ты снималась в «Карнавальной ночи», а сейчас что?» Это был не лучший период в ее жизни, в кино Гурченко тогда не снимали, да и в «Современнике» развернуться не удалось... Такой скромной я ее и запомнила на показе перед труппой. А вот каким был Даль, здесь лучше передать слово ей. Вот как вспоминала она о появлении Олега в театре: «Однажды, весенним вечером, в труппу Театра-студии «Современник» показывались трое. Два молодых актера, только что окончившие институт, и актриса кино, несколькими годами их старше, но уже успевшая побывать на вершине славы, а ко времени того показа уже понимавшая значение слова «забвение». Той киноактрисой была я. С одним из молодых актеров, Олегом Далем, в тот день испытанием и проверкой нас связала судьба. И сами собой между нами негласно сложились очень теплые отношения. И потом всегда краем глаза мы отмечали и успехи, и всяческие изгибы в нашей самой неангажированной в мире, грустной и прекрасной профессии. В тот вечер я так сосредоточилась на своем показе, что поначалу очень многого не заметила. Я даже не помню, что за отрывок и какую роль играл Олег Даль под восторженные взрывы аплодисментов всей труппы. Труппа обязательно всем составом голосовала и принимала каждого будущего своего артиста. И когда реакция была особенно бурной, я заглянула в фойе, где проходил показ. Худой юноша вскочил на подоконник, что-то выкрикивал под всеобщий хохот — оконные рамы сотрясались и пищали, — а потом слетел с подоконника чуть ли не в самую середину зала, описав в воздухе немыслимую дугу. Ручка из оконной рамы была вырвана с корнем. На том показ и кончился. Всем все было ясно. После такого триумфа мне оставалось только сделать тройное сальто и вылететь в форточку».
В «Современник» Люсю приняли. Ей доставались маленькие роли, что в общем-то было понятно: главные роли исполняли основатели, те, кто в театре давно. И Люся играла, например, девушку, которая приходит от завода провожать на фронт Бориса в спектакле «Вечно живые» (том самом, из которого потом «вырос» фильм «Летят журавли»). Или доярку в пьесе «Без креста» — в таких ролях и «харьковская нотка» Люсиной речи была кстати. А вот героинь Гурченко не давали. Она не нравилась Ефремову как женщина, он никогда не был ею увлечен, а следовательно, не видел ее на ведущих ролях. И в театре на Люсю смотрели так: ну, в «Карнавальной ночи» сыграла, ну, хорошая актриса, только здоровьем слабенькая...
