— Учите жить без лекарств?
— В общем, да. Только через движение тела, через изучение эмбрионального периода...
— Мы же не знаем, какими эмбрионами были.
— В том-то и дело! Кстати, этим летом я лично познакомилась с обожаемой и великолепной Татьяной Владимировной Черниговской.
— Я так счастлива! — говорю.
А она:
— Это я счастлива!
Оказывается, она меня видела в спектакле. Договорились, что однажды я позову ее с лекцией в рамках моих занятий.
Соматика мне нравится тем, что она идет скорее в пространство неизведанного, чем в пространство диагноза. Например, когда у мамы кружится голова, она тут же хватается за таблетки. Говорю: «Попробуй побыть с этим головокружением. Тебе ведь не надо сейчас никуда бежать, не надо работать... Твоему телу страшно?» — «Нет, прикольно». Ну вот... Мама начала меньше пить таблеток. Тело стало адаптироваться. У нас же распространена удобная фармакологическая история: напугать, что все плохо, а будет еще хуже.
— Говорят, боль нельзя терпеть.
— И для меня, и для детей обезболивающее — на самый крайний случай. Они терпят головную боль. Они терпят температуру 39,5. Но я кладу их на холодные простыни, растираю уксусом. И знаю, что если собью эту температуру, ребенок через три месяца снова заболеет. А если не собью, то, может быть, через семь. Или вообще не заболеет, если я ему разрешу пересидеть дома. Особенно зимой, когда достаточно, чтобы ребенок выспался и успокоился.
— В этом году — к своему юбилею — вы обещали написать книжку про клан Морозовых, к которому принадлежит ваша мама.
— Отложила на следующий юбилей. Через десять лет. Что касается фамилии, никакой связи с Саввой Морозовым у мамы, конечно, нет. Это все были мои сны, фантазии.
— Вы не написали к 50-летию книжку, но неожиданно снялись... обнаженной в проекте «Король и Шут». Чего вдруг? Надо было закрыть гештальт?
— Наверное. Это было очень смешно. Куда еду, я узнала за час до отхода поезда. Тогда же мне сказали, что придется сниматься голой. Я села в купе и думаю: ну а что? Это же классно — дать обнаженную натуру не только в метафорическом смысле, но и в реальном. Я родила двоих детей. У меня все прекрасно. Нет стеснения.
— Даже перед своими детьми?
— Я разговариваю с ними про прекрасные времена, когда морали в том виде, как сейчас, не было. Мы размышляем, как Адам с Евой, не зная срама, классно существовали. Беседуем о древнегреческих обрядах. О славянском празднике Ивана Купалы. О том, как мужчины брали мальчиков на охоту, чтобы взрастить мужчин. А бабушки в бане учили девочек не стесняться и рассказывали, как вести себя с мужчиной. В моем детстве, когда в СССР секса не было, родители ничего не рассказывали, дети сами все как-то узнавали. Но сейчас меня как мать подростка вопрос полового воспитания очень беспокоит. Это ведь на самом деле воспитание!
— У ваших детей оригинальные имена. Не боитесь, что в какой-то момент они захотят стать Ваней и Машей?
— Аврору я так назвала, потому что она — утренняя звезда, родилась на рассвете. А с Этьеном волшебный процесс оплодотворения произошел в Париже, когда я работала там над фильмом «Коко Шанель и Игорь Стравинский». Но потом сказала сыну: хочешь — можешь поменять имя. Я спокойно к этому отношусь.
— В сериале «Балет» — еще одной вашей премьере года — вы сыграли мерзкую завтруппой, которую «наказали»... надругательством на ее рабочем столе. А от чего в кино вы бы отказались?
— От пошлости. Когда-то меня утвердили в ситком «Счастливы вместе». Но увидев аббревиатуру ПМС в сценарии, я как-то растерялась. Думала, ошибка — нужно ПТС. Оказалось, все верно. Потом приехали американцы (сериал же делался по лекалу), меня все поздравляли с утверждением на роль. И вот я получила договор. А там: 6 дней в неделю по 12 часов. Полтора года. И за это время — два раза каникулы по 7 дней.
— А театр? — спрашиваю.
— Значит, в этот период у вас не будет театра.
Я поняла, что если полтора года буду произносить только эти тексты, то к концу съемок от меня как от человека ничего не останется. И отказалась. Даже после того как мне предложили больше денег. Интуитивно я поняла, что это не моя история. И оказалась права.
