Открыть вам тайну, для кого играют артисты? Конечно, для зрителя, но прежде всего — для своего художественного руководителя. Только он может сказать, что сегодня у кого получилось, а что нет. Я практически каждый день на спектакле: если по какой-то причине не могу присутствовать, то смотрю его по монитору, затем звоню артистам, мы все обсуждаем по горячим следам. Когда я спрашиваю Анну Каменкову: «Ань, как ты сегодня?» — и она отвечает: «Сегодня что-то не так», мы начинаем разбираться, что именно не так и почему. В такие моменты я счастлив.
Знаете, что самое тяжелое? Когда актер считает, что играл на сцене блестяще, а я так не думаю. И еще. Меня прямо-таки возмущает, как ведут себя сегодня молодые актеры. Они запросто могут подойти перед репетицией и спросить: «Юрий Вячеславович, а во сколько мы сегодня закончим?» Так нельзя. Это — неуважение к театру, к профессии, которую ты выбрал. Недаром про людей театра говорят, что они служат, то есть так же, как в церкви, как в армии. Сюда не приходят за деньгами, здесь совсем другая жизнь, иная атмосфера.
— Такого вопроса, надо думать, невозможно было бы услышать от наших больших актеров, верно?
— Абсолютно. Я работал со многими из них, такими, например, как Армен Джигарханян, Алексей Петренко, Игорь Ясулович, Людмила Максакова, Алексей Баталов, так вот они не уходили с площадки даже тогда, когда не снимались в дубле. Для них было важно все, для них не существовало мелочей. Они доводили до совершенства каждую деталь, каждый свой взгляд, каждый поворот головы, каждую свою реплику. Им было не занимать ни терпения, ни порой мужества на съемочной площадке. Конечно, это была необыкновенная любовь к своему делу, но еще и огромная внутренняя культура.
В подтверждение своих слов расскажу вам об одном случае, произошедшем с Людмилой Максаковой во время работы над фильмом «Му-Му». Мы снимали сцену, когда барыня — Максакова — говорит с Герасимом, его играл Саша Балуев, об одиночестве. Поскольку Герасим немой и глухой, ему можно все сказать. Она и говорит. В какой-то момент, показывая на дорогой интерьер, барыня восклицает, что все вокруг мишура. Под дорогим интерьером подразумевался и роскошный подсвечник. Я говорю: «Люд, ты стаскивай подсвечник, и пусть он упадет». Еще я подумал, как было бы хорошо, чтобы во время этой сцены от огня свечей вспыхнули бы приклеенные к волосам Максаковой букли. Так не получилось. Но когда она стаскивала салфетку, тяжелый подсвечник неожиданно упал ей прямо на лицо и перебил переносицу.
У Максаковой из переносицы льется кровь. Она ее вытирает, но кровотечение не останавливается. Это был долгий, длинный крупный план. После я подошел и обнял ее. Вся съемочная группа плачет. Я говорю: «Люд, а что же ты не остановилась?» Она отвечает: «Юр, но команды-то «Стоп!» не было». Вот наглядный пример поведения на съемочной площадке настоящих актеров, представителей старой школы! Все мы, конечно, не могли этого не оценить. Когда вечером Максакова зашла в свой номер гостиницы, снимали мы «Му-Му» под Рузой, весь он был усеян белыми розами...
