Вскоре после комиссии почтальон принес официальную бумагу, что пошлину решено отменить совсем. Поняла: это мне такой подарок от Эрнста.
Страдала по нему и днем и ночью, но знать о себе не давала — в ту пору считалось неприличным оказывать знаки внимания женатому мужчине. Наконец спустя семь месяцев, в канун Нового года, узнаю, что Евтушевский с женой развелся. Сочинила ему открытку с поздравлениями и послала на работу, в городскую администрацию. Эрнст тут же пригласил меня на свидание, а через две недели мы поженились.
Родители Евтушевского были людьми образованными, интеллигентными: отец отучился в Ленинграде, служил агрономом, а мать работала завучем в школе. С прежней невесткой отношения у них не складывались, а меня приняли сразу и очень обрадовались такому выбору сына. Поскольку Эрнст платил большие алименты, родители нам помогали: дарили ему пальто, костюмы, ботинки — и каждый месяц давали по сто рублей, на которые муж покупал мне капроновые чулки. Они быстро рвались, но Евтушевский не хотел, чтобы носила фильдеперсовые — говорил: «На твои красивые ноги такие не подходят».
Через год после женитьбы у нас родилась дочка, но по вине работников роддома прожила меньше двух месяцев. Началось с того, что в приемном отделении я шагнула к Эрнсту, чтобы проститься, а медсестра отшвырнула меня к стенке — было так больно и обидно, что я заплакала. А потом орала всю ночь, но никто не подходил. Потуги начались, когда у медперсонала была пересменка. Я звала на помощь — бесполезно, пыталась сама принять у себя роды — но разве ж такое возможно?! Наконец на меня обратили внимание — и Верочка появилась на свет. Когда всем женщинам в палате принесли кормить детей, а мне нет, сразу заподозрила неладное. Вскоре пришла врач и подтвердила мою догадку: «У вашей девочки кровоизлияние в мозг». Месяц и двадцать один день мы с Верочкой пролежали в Тамбовской областной больнице, а потом дочка умерла.
Я переживала, плакала, а Эрнст, выпив водочки, немного успокоился и от похоронных хлопот устранился. Обиды на него не держала — каждый по-своему справляется с горем.
Мы стали жить для себя: катались по окрестностям на мотоцикле, на автомобиле ездили в Москву на спектакли, рыбачили с моторной лодки. Вся техника была казенной — полагалась Евтушевскому по должности. Еще у нас имелись холодильник, телевизор, стиральная машина — круглая, с барабаном для отжима. Большинство моршанцев о таком только мечтали.
Но через два года опять пришла беда — седьмого июля 1968-го умер Эрнст. Внезапно. Вернулся с работы домой и во дворе упал без сознания. Когда приехала скорая, уже не дышал.
