Понимание, какую глупость совершил, согласившись на обмен, пришло слишком поздно. Герасимов хмуро выслушал мой сбивчивый монолог, а потом сказал как отрезал: «Ну что ж! Если актер не хочет, не насильно же его заставлять!» У режиссера был замысел, в соответствии с которым он подобрал актерский состав, выстроил мизансцены, а я из-за дурацкой просьбы все разрушил...
Возглавлял дипломную комиссию Иван Александрович Пырьев. В первый вечер мы показывали «Юность Петра», во второй — «Беду от нежного сердца». После водевиля, ближе к полуночи, состоялся «разбор полетов».
«Общее впечатление хорошее, — потягивая «Беломор», начал Пырьев. — Но я хочу остановиться на двух студентах. Николай Сморчков показал удивительное разнообразие красок, — и продолжил, уже обращаясь ко мне: — Великое актерское счастье, что природа к вам так расщедрилась. Но это только ростки! И вам нужно долго тренировать себя, чтобы стать хорошим актером».
От похвалы у меня перехватило горло — смог только кивнуть. А Иван Александрович продолжил: «Теперь о Рыбникове. Полная противоположность Сморчкову! Почему у вас для обоих персонажей нашлась всего одна краска? Это, согласитесь, скучно».
Сразу хочу сказать, что слова Пырьева нисколько не отразились на нашей с Рыбниковым дружбе. Коля не озлился, что его поругали, а меня похвалили, я же — ничуть не возгордился.
С момента защиты диплома с отличием прошло не больше недели, как меня вызвали на «Мосфильм» — на фотопробы в картину Пырьева «Иван Грозный». О роли, на которую будут примерять, — ни слова. Ассистентка привела в гримерную, где мне наклеили усы и окладистую бороду. Потом проводили к Пырьеву. Он бросил на меня короткий взгляд — и как заорет: «Давайте сюда Рудину!» Побежали за главным гримером картины. Через полминуты Вера Федоровна стояла навытяжку перед грозой «Мосфильма».
«Ты что, халтурой заниматься стала?! Выгоню к чертовой матери! Мне нужен не мужик-возница в массовку, а главный герой от народа — знаменитый литейщик пушек и колоколов Андрей Чохов! — гремел Иван Александрович. — Зачем скулы ему бородой заклеили?! Эти скулы мне нужны!..»
В Театре киноактера, куда я был зачислен после получения диплома, меня сразу взяли в оборот: «Для спектакля «Дон Иванович» с Николаем Крючковым в главной роли нужен ввод на роль его сына».
Пришлось метаться между «Мосфильмом» и Поварской. Бегу на очередную репетицию, навстречу — актер Петр Савин, Емеля из фильма-сказки «По щучьему веленью». Крепко жмет руку и говорит:
— Поздравляю вас со Сталинской премией! Чего удивляетесь? У Пырьева пять картин подряд были ею отмечены. Сам премии за них получил и актеры, возглавлявшие титры. В ленте «В 6 часов вечера после войны» и «Кубанских казаках» лауреатами стали первые трое, в «Сказании о земле Сибирской» — первые четверо. А ваш Андрей Чохов будет стоять вторым. Вы, наверное, в курсе, что партия и правительство раскритиковали вторую серию фильма Эйзенштейна как раз за то, что мало был показан народ? Пырьев устранит недочет — в том числе и благодаря вам.
Я был и смущен до крайности, и польщен:
— А почему мне не сказали, что роль такая важная? И откуда вы это знаете?
— Пырьев сам говорил на последнем собрании труппы. Да, вас ведь еще не было в театре, когда оно проходило. Иван Александрович тогда поделился новостью: «Мы год искали актеров, один из которых сыграл бы Чохова в молодости, а второй — в зрелые годы. И представьте себе, на защите дипломов во ВГИКе я нашел такого, который сыграет Андрея во всех возрастах».
Через неделю после того как мне наконец подобрали грим, с «Мосфильма» приходит распоряжение: «Актеры, занятые в «Иване Грозном» и не умеющие управлять лошадьми, завтра отбывают в Подмосковье — брать уроки верховой езды». Помню, спросил у кого-то из группы:
— Я что, утвержден? Кинопроб не будет?
— Утверждены конечно!
Приезжаем на место, и вдруг через пару минут все начинают бегать, суетиться, на ходу обмениваясь какими-то репликами. Перехватываю одного из ассистентов:
— Что случилось-то?
— Нашу картину закрыли.
— Как?!
— А так! Министерство культуры возглавил Пономаренко, который зарубил все исторические картины. Сказал: «Теперь будем снимать только веселые комедии!» Да вы не расстраивайтесь, скорее всего, к Пырьеву будет другой подход — все-таки директор «Мосфильма».
Надежды не оправдались — картину закрыли.
Иногда думаю: как бы сложилась моя карьера в кино и жизнь в целом, если бы сыграл главную роль у Пырьева? Наверное, совсем по-другому. Впрочем, такое в нашей профессии происходит сплошь и рядом: актерская судьба — полностью в воле случая.
В следующие десять лет несколько раз встречал Пырьева в коридорах «Мосфильма»:
— Здравствуйте, Иван Александрович!
Погруженный в свои мысли, даже не взглянув на того, кто приветствует, режиссер бросал на ходу:
— Здравствуй! — и спешил дальше.
Выше я упомянул единственный в своей биографии спектакль (если не считать дипломного водевиля), где выходил на сцену с Крючковым. Потом мы встретились на съемочной площадке фильма «Суд» — Николай Афанасьевич играл главного героя, я — эпизод. Тогда меня поразило, что знаменитый актер знает по именам всех осветителей, гримеров, костюмеров, водителей и относится к ним как к ровне, без капли заносчивости. В начале шестидесятых, когда снималась картина, Крючков еще выпивал, но никогда не позволял себе появиться на площадке даже под хмельком. Зато в перерывах между съемками ударялся в приятные воспоминания: «Больше всего водки я, наверное, выпил с Васькой Сталиным. Он все время находил какую-то причину, чтобы меня зазвать. Ну а там — пошло-поехало! Однажды звонит: «Давай ко мне, есть хорошая новость!» В то время мы всей съемочной группой «Небесного тихохода» тряслись в ожидании приговора высокого киношного начальства. «Ладно, — думаю, — поеду, хоть отвлекусь от мрачных мыслей». Приезжаю, а Вася, сияя как начищенный самовар, докладывает: «Пахан посмотрел фильм — ему понравилось. Больше всех хвалил тебя. Давай за это выпьем!..»
