Он был прекрасным актером, воплощением интеллигентности. Это не моя оценка — так говорили театральные и кинокритики, когда писали о папиных работах. Никому в голову не приходило, что он может стать ньюсмейкером бульварной прессы. Но после смерти потоки грязи вылились не только на него, но и на моих сестер — Настю и Аню. Это не по-людски...
Папу я очень любил — что бы со мной ни происходило, он всегда был на моей стороне. Но начну с самого начала. Отца Альберт Леонидович Филозов не знал: того арестовали в 1937 году, когда он еще не родился. Мой дед был поляком, и в его мировоззрении христианство причудливо сочеталось с марксизмом. Когда революционное движение в европейских странах пошло на убыль, он рванул из Польши в Советский Союз и стал строить светлое будущее, руководя производством на одной из свердловских фабрик. Еще дед потрясающе «лабал на саксе». Играл настолько профессионально, что в какой-то момент к нему явились представители Mосковской филармонии и умоляли переехать в Москву, обещая сольные концерты.
Но тут начинается трагическая часть истории. Дед, все силы отдававший работе, неожиданно влюбился в шестнадцатилетнюю девочку невероятной красоты. Ее родители бежали c Украины на Урал от раскулачивания. Бабушка едва окончила школу, работала киномехаником. Вот эта любовь деда и погубила. Когда ему предложили перебраться в Москву, юная жена была категорически против: посчитала, что тамошние красотки в два счета отобьют мужа. Дед наплевал на музыку и остался. Через несколько месяцев начались репрессии против советских поляков, их хватали и расстреливали без суда и следствия. Этот «девятый вал» накрыл и деда. Если б он уехал в столицу, возможно, удалось бы затеряться и спастись, такие случаи известны. Но он оставался на виду и погиб.
У папы отношения с его матерью, которая, надо прямо сказать, была женщиной недалекой, были не очень теплыми. По-моему, он так и не смог простить ей ту роковую роль, что она невзначай сыграла в судьбе отца. Тем не менее всю жизнь о матери очень заботился. Бабушка часто нас навещала в Москве, жила подолгу. Когда совсем состарилась, папа перевез мать сюда. На скопленные по грошику деньги сначала купил ей квартиру на окраине Москвы, потом другую, получше, в районе метро «Сокол». Происходило все это, когда он сам жил в гримерной театра «Школа современной пьесы». От нас отец тогда уже ушел, собственным домом не обзавелся. Его нельзя упрекнуть в том, что пренебрегал сыновним долгом. Тем не менее никогда не слышал от него ни одного теплого слова в адрес бабушки, он обращался к ней «мать», разговаривал прохладно и не принимал всерьез.
