Еще в начале пятидесятых, после роли черта в кукольном спектакле «Чертова мельница», ему позвонил режиссер Юрий Васильчиков: «Мы дублируем французскую картину, надо прочесть закадровый текст в манере вашего черта. Попробуете?» Зяма экспериментов не боялся — озвучанию хромота не помеха! — и даже сделал литературную обработку текста: приспособил его под себя, а главное, адаптировал для нашего зрителя. Фильм «Фанфан-тюльпан» с Жераром Филипом и Джиной Лоллобриджидой имел грандиозный успех, и Гердта стали привлекать к озвучке, прежде всего документального кино, которое снимали для телевидения. Интонационная палитра его голоса была уникальна.
Я много лет проработала в «Останкино» и настаиваю на том, что Зямке удалось совершить настоящую революцию. Как-то он позвал меня на просмотр документалки, над которой работал. Смотрю фильм и ушам не верю: Гердт ведет рассказ от первого лица! Да еще с оттенком иронии в голосе. А тогда в таких фильмах запрещалось шутить, говорить с лирическими интонациями и, как ни дико сегодня может показаться, использовать местоимение «я»: только «мы подумали», «мы узнали» — так проявлялся приоритет коллективного мышления. Зямка первым наплевал на действующие правила, за ним на это решилась я, потянулись другие режиссеры. А ведь личное обращение к зрителю предполагает иные принципы профессии.
Год от года Гердта все чаще узнавали на улицах. Относился он к своей известности так же, как к мужской неотразимости, — невозмутимо. Популярность его нисколько не удручала. Тем более что заработал ее самостоятельно — не только трудом и талантом, но и изобретательностью, находя все новые и новые формы преодоления «производственной травмы». Но из Театра кукол Зяма уволился только в 1982 году. К этому давно шло: существование под началом Сергея Образцова его тяготило. Часто об этом рассказывал, и я понимала, насколько тема болезненна. С одной стороны, Сергей Владимирович был человеком чрезвычайно одаренным и, что немаловажно, пробивным. Редко кому из главных режиссеров и даже народных артистов СССР удавалось столького добиться для своего театра. Но с другой стороны, они с Зямой никогда не были единомышленниками. Образцов исповедовал принцип «театр — это я» и хотя признавал, что Гердт — первое имя труппы, ревновал его к успеху: не давал полностью расцвести, старался поприжать, зарубал многие Зямины замыслы и идеи. Пытался убедить, что без кукольного театра он беспомощен, как ноль без палочки. Ревновал к всенародной славе.
Думаю, в какой-то момент Зямке стало совсем невтерпеж: разрыв с Образцовым был для него избавлением. Благо Гердт уже оказался востребованным в самых разных областях. Он выступал с концертами, снимался в кино, в том числе сыграл главную роль в картине Тодоровского «Фокусник», Паниковского в «Золотом теленке», соседа Шарапова в ленте «Место встречи изменить нельзя». А уже через несколько лет исполнит одну из лучших своих ролей — Мефистофеля в телефильме Михаила Козакова «Гете. Сцены из трагедии «Фауст». Многим памятна Зямина работа на дубляже роли Лира в козинцевском фильме. Лира играл замечательный эстонский актер Юри Ярвет.
Таня тоже всегда работала. Думаю, Зяме льстило, что его жена занимается делом, в котором никто из его окружения ничего не понимает. А выйдя на пенсию, Таня всюду сопровождала мужа: если Гердт был на сцене, все знали, что жена за кулисами. Без Тани Зяма не управился бы, особенно на закате жизни. Она его всячески опекала, взвалила на себя обязанности секретаря, которые совершенно не соответствовали ее высокому человеческому рангу.
