Женщины не любят не уверенных в себе мужчин. Восемьдесят процентов успеха зависит от того, насколько ты нахален, насколько уверенно взял ее за руку и повел.
«Бросили артистов на войну, дух солдатам боевой поднимать. / По привычке я подстроил струну, но гитара отказалась воевать» — эти строчки родились после поездки на Афганскую войну: я работал тогда в ансамбле «Пламя» и несколько раз с концертами побывал в наших войсках. Помню, поем во дворе госпиталя, а санитары несут раненого, даже не на носилках, а прямо в простыне, и подвешивают ее между деревьями словно гамак, чтобы солдатик тоже нас послушал. Его отчаянный взгляд, как у кричащей птицы, я выдержать не смог, отвел глаза. Понял тогда, какое счастье, что мы можем подарить этим парням, рискующим собой, хоть немного радости. Впервые ощутил свою нужность как артиста.
Боль в ноге, мучившая меня всю поездку, казалась мелочью. Наверное, не заметил, как подвернул или ударился. Пройдет. На сцену выскакивал бодренько, но стоял будто цапля, поджав ногу.
В Москву летели через Ташкент, самолет в столицу отправлялся на следующий день. Ребята радовались, что вернулись из Афгана живыми, напились вусмерть. Я тоже глотнул водки, надеялся, это уменьшит боль. Не помогло, нога раздувалась на глазах. Всунуть ее в ботинок уже не смог, пришлось примотать его к ступне веревкой. Попросил нашего музыканта Валеру Белянина: «Позвони моей жене, попроси, чтобы забрала меня в аэропорту».
Валера успел сказать в трубку: «Таня, встречай Славу, у него нога...» — и связь прервалась. Снова прозвониться не получилось. И жена провела бессонную ночь в страхе, что мужа ранили, пришлось ампутировать ногу. Побелела, когда увидела, как меня выносят на носилках.
В «Склифе» врачи сделали снимок: «Мы не понимаем, что с вами, — надо понаблюдать». На другой день отказали пальцы рук, пошевелить ими не мог. Я совсем пал духом.
Татьяне доктора заявили: «Ни с чем подобным нам встречаться не доводилось, может, это СПИД, пока не знаем». Жена меня в подробности не посвящала, а я не особо вникал, почему она постоянно плачет: находился в полуобморочном состоянии. Ко всем моим несчастьям прибавилась горячка: температура вмиг подскакивала до сорока, потом так же необъяснимо падала до тридцати пяти и пяти. Вирусологи тоже разводили руками, не могли определить, что за зараза во мне поселилась. Я провел два месяца в больницах, сражаясь за свое здоровье, и вдруг загадочная болезнь исчезла. Видно, рано было мне еще подводить итоги.
...В детстве ничто не предвещало, что стану артистом, — мечтал о футболе. Жили мы с родителями неподалеку от Белорусского вокзала в полуподвальной комнате двухэтажного дома, из удобств — только рукомойник.
Мой отец Ефим Иванович приехал из украинского села Белоусовка в Москву в одной калоше (другую потерял по дороге), чтобы выучиться на шофера. Мама была учительницей в школе. От меня не скрывали, что мой отец у нее — второй муж. Первый работал инженером на авиационном заводе. Там во время испытаний произошел взрыв, Дмитрий Васильевич получил серьезные ранения, пролежал два года, мама его выхаживала, но он все-таки умер в 1942-м. Старшая сестра Нонна — его дочь. А мой отец работал до войны у Дмитрия Васильевича водителем. Вернувшись с фронта, зашел проведать жену бывшего начальника да так и остался в шестиметровой комнатке на «Белорусской». Думаю, он влюбился в маму еще раньше: она была эффектная, очень компанейская, прекрасно пела.
С сестрой у нас разница в семь лет — Нонна стала моей Ариной Родионовной, постоянно воспитывала, таскала в музеи, предпочитая компанию брата ухажерам, а еще дразнила, что останусь на всю жизнь маленьким, рыжим и конопатым, девки любить меня ни за что не станут. Я от такой перспективы сильно расстраивался и грозился: когда вырасту, обязательно отлуплю сестру.